Соленый воздух пронизывал все вокруг. Дом. Улицу. Песок. Кажется, даже мысли были полностью поглощены океаном. Нет, не врите себе, господин. Последние как раз остались неизменными, несмотря на отличные от Брайтона пейзажи. Одна ночь и нескладное утро, а настроения не желали приходить в привычное русло. Скажу больше, с каждой секундой Кристиан с большей силой ощущал всю фатальность своего положения, а дружественно-издевательские комментарии в его сторону не способствовали нормализации мозговой деятельности. Были и положительные моменты. Например, девушка пребывала в потерянном состоянии, не воспринимая томные переглядывания Кауффманна и Нормана настолько же чувствительно, как это делал брюнет. Или опять ошибочные мнения из-за очевидного избавления от анализа всех и вся? Да, ликуй исстрадавшийся народ. Личина жуткого и дотошного индивида была частично оставлена на перроне, поэтому, вероятно, его несчастная пациентка, а по-совместительству студентка имела удачу проникнуться причинами, почему у мужчины вообще были друзья. Он умел делать что-то кроме проверки тестов и заумных разговоров на тему «как мы вас вылечим». Завтраки готовил! Поднимайте челюсти с пола, разрешаю.
Услышав явственный отказ от Генри, ничего не оставалось, как собрать полотенце в охапку и уповать, что Рона будет более сговорчивой. Аллилуйя. Корчить из себя прохожего-одиночку не пришлось, потому что рыжеволосое создание отозвалось с немалым энтузиазмом на прогулку по пляжу. Что было удивительно и не удивительно одновременно. Лишь полнейший слепец не заметил бы её рвения к новому и неизведанному. Но, неужели, это рвение взяло верх над нежеланием проводить лишние секунды с темноволосым мучителем?
Крошка песка попадает прямо в цель, отчего бесконечный поток несуразных идей прерван попыткой избавиться от не принадлежащей глазу частички. Все смешивается и гулко отдается неподдельной радостью в груди. Непривычный горизонт наконец избавляет от участи перманентных угрызений совести и душеметаний, за что стоит благодарить закадычного друга. — Ты была до этого во Флориде? — Разворачиваясь в сторону собеседницы, он ставит жирную точку под мысленным диалогом на счет своей неблагочестивости. Спасибо и на том, ведь за последние двадцать четыре часа Кристиан с завидным успехом подтвердил множество раз, что акт альтруизма был подпитан симпатией. Гореть в аду ему за такие симпатии. Славно, что никто из нас не наделен телепатическими способностями. Она бы, велика вероятность, сбежала со всеми вытекающими последствиями в виде сверкающих пяток. Ощутив себя древним динозавром за последующие слова, продолжил. — Я здесь наблюдал одного мужчину около года, — И происходило это, как минимум, лет десять назад, будь он неладен этот возраст. — Поэтому в знак «я вас не забыл» нам обещали устроить экскурсию по всем уголкам острова. — Несмотря на ярые усилия избежать попадания песка в кеды, Кауффманн терпит незримое фиаско. Поверьте, это мерзкое ощущение, когда по носкам скользят мелкие песчинки, бесстыдно щекоча пятки. Еще более мерзкое ощущение, когда это вас беспощадно раздражает. Порядок на столе - порядок в голове, не забыли? Несколько десятков уверенных шагов, и он скидывает с плеч небольшой груз в виде полотенца. Довольно широкого, чтобы не ютиться на двух краешках, к слову. — Как ты относишься к танцам? — Расстилая перед собой оранжевую ткань, с завидным энтузиазмом спрашивает брюнет. Все верно вы слышите. Моральная подготовка началась заранее. Тяжелее будет отказать тем типам, с которыми Кристиану довелось общаться в течении двенадцати месяцев. Только эпилептический припадок станет достаточно весомой причиной отстать от Стиллер. И он соврет, если уверит, что сочувствует ей. Коварный план в действии.
Рука тянется к задней части кроссовка, скидывая его вместе с носком. О, великолепное чувство, когда твердая кожа касается еле теплого песка. Второй слетает так же скоро, как и первый. Кстати, именно эту фирму ему повезло подглядеть, когда девушка целеустремленно вылетела из кабинета в день их знакомства. Но ведь Рона не страдает приступами внимательности? Не беспокойтесь, это не была попытка связать себя всевозможными мелочами с предметом воздыхания, словно вы были вместе, когда обувь красовалась на конечностях. Простое совпадение вкусов на кеды, да и только. Хотя, нельзя отрицать, что это внезапное решение остаться вдвоем тревожило травмированную психику. Отвратительный учитель, смотрящий на студентку, как... не на студентку. На костер, определенно. Глубокий вдох. Пальцы ног начинают перебирать прогретую солнцем землю, а нос в очередной раз реагирует на дуновения ветра. Хочется чихнуть, но Кауффманн давит в себе желание согнуться в спине, резко поднимая голову в небо. Отпускает. Разворачивает голову в сторону яркого пятна. Оказывается её волосы выделяются не только на фоне серых деревьев, но и в довольно летней атмосфере Флориды; а ведь зима в самом разгаре. Вглядываешься, будто это поможет справиться с безнадежной привязанностью. Это ведь когда-нибудь прекратится. Сеансы, преподавание. Она обязательно хлопнет дверью университета, отправившись в жизнь вне стен общежития. Здоровой и успешной. Прекрасно. Главное вовремя сжечь до тла проклятых насекомых в желудке, чтобы те перестали отплясывать каждый раз, когда достаточно долго не отводишь взгляда с бледного лица. Как сейчас, к примеру.
— Потрогаю воду, — Оправдывая пристальный взор, сообщает темноволосый, наскоро покидая общество Стиллер. Довольно резво перебирая ногами, сталкивается с волной и моментально отступает, ощутив губительный холод воды. Надежда умерла, так и не пригревшись в душе. Купаться будет крайне проблематично. Незапланированный поток вновь бьет по телу, на этот раз изрядно намочив штанины. Еще уверенней пятится назад. Гадость. Не стоило одевать плавки, в несбыточных грезах залезть в океан.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Они словно поменялись местами, и теперь мужчина впитал малую часть прожигающих нутро мыслей. Славно, что, по крайней мере, у него не появлялось идей выйти в окно или утопиться в ближайшем водоеме. Миришься, глубоко вдыхаешь и делаешь вид, что тебя абсолютно не беспокоит состояние сознания. В конце-то концов, он великий мастер прятать эмоции под маской спокойствия или кто? Хотя, наверное, попробуй он изобразить душевные ураганы как большинство нормальных людей, велика вероятность, вышло бы крайне неясно, а то и кошмарно. Кому охота наблюдать маньяческую гипертрофированную улыбку, когда ему просто-напросто стало весело? К слову, несмотря на похабные мысли, что шли в разрез вместе с «оздоровительными целями», последние начали себя оправдывать. От Стиллер не веяло муками и убийством. Неужто сработало? Все может быть; сейчас Кристиан наконец позволил ликование на счет своей компетентности. Худо-бедно, но брюнет оправдал собственные надежды. На данном этапе.
Кеды он не скинул по причине недалекости, нежели желания казаться статным мужиком, твердо вышагивающим по неровной поверхности, которая так и наровит засыпаться поглубже. Но она имела право злорадно пошутить. Заслужил. И почему эта девица бесконечно заставляет вскипать изнутри очередным выпадом исковерканной фамилией или нелепым комментарием? — Неужели боишься отдавить ноги партнеру? — Или все же публичность брала верх над рыжеволосым созданием? Не стоит сомневаться, что причина затерялась в стеснительности и комплексах, однако, нет того ужасного аргумента, который бы перевесил убеждение Кауффманна. Необратимо, когда вслушиваешься в музыку, следуя ведению партнера, забываешь, насколько боишься оступиться и провалиться под землю от стыда. Человеческая ли натура или ощущение единения, но рой в голове, будто волшебной палочкой отправлялся на помойку. С неизменным выражением лица, продолжает. — Или нанести увечья растаптывая путь сквозь танцпол? — Маленькая месть за очевидный намек тела. Издевается? Не стоит забывать, что если достаточно целеустремленно вызывать демона, возможно, встретиться с ним тет-а-тет. Мало ли какие чудовища кроются за личиной дотошного специалиста, не задумывались?
Кажется капитан очевидность намертво засел в душе несчастной девушки, с незаурядным энтузиазмом заставляя её выпаливать вполне ожидаемые наречия. Холодно? Серьезно? А он-то подумал, что это кипяток ощущается резким покалыванием в пальцах ног. Спасибо, нет, я не шучу, большое спасибо за прояснение неловкой ситуации. Впредь, обещаем быть более точными в интерпретации окружающей среды, а, если что, обязательно обратимся за советом к мастеру своего дела. ― Моя фамилия делает меня похожим на испанца? — Невзначай, спрашивает темноволосый. Нет, стоило повременить с ответным огнем. Девушка решает раз и навсегда похоронить его под толстым слоем стереотипов и прочей невыносимой несуразицы, которой Кристиан наглотался еще в университетские времена. К слову, желание захватить мир в нем теплилось из-за неудачного положения звезд в день его рожденья. К-к-к-комбо, внезапно захотелось проскандировать вслух. Сдержался. — Удивительно, насколько языки не стыкуются в значении слов. Тихая. Твоя фамилия так переводится, — Словно за чашкой чая и с газетой в руках непринужденно кидает в сторону собеседницы. Будто вовсе не жирными буквами навел её на мысль, что спокойствие в обществе Роны никому и не снилось. Серьезно, а вы чего ожидали? Даже Кристиан устает сглатывать издевательства в стенах кабинета. Память позволяет не записывать все, но будь с ней проблемы, обязательно составил бы перечень того, кем он являлся. «Кайфман», «нацист», «фашист», «неудавшийся властелин мира», стоит продолжать или ваше любопытство удовлетворено? Мерзкий комок волнения вперемешку с негодованием проглатывается и как можно скорее забывается. Периодически ему мерещилось, что Стиллер прекрасно знает о его прошлом и изощренно пытает, посылая намеки вроде предыдущих заявлений.
Перестать? Ой, кошмар. Вроде бы взрослый человек, с довольно знатной мозговой деятельностью и неплохой предрасположенностью к логическому анализу. Вроде бы... Пока дело не заходит до «упереться рогами». Нельзя, говорю вам, нельзя уповать на то, что Кристиан сдвинется с места, если вы скажите ему, что не должно там стоять. Скорее приклеится к нему пиявкой, лишь бы только не идти на поводу у здравого смысла другого человека. Потерянный тип, ей богу, а Рона, к сожалению, могла в данный момент прочувствовать всю катастрофичность ситуации. Шагает вперед, игнорируя клич о болезни, что, возможно, способствует потери равновесия у девушки. Откуда ему было знать, что бестолковая попытается вернуть не менее придурковатого за свитер? — Рона! — Сдавленное порывом поймать летящую слово вырывается криком о безнадежности пациентки. Как жаль, что не дают наград за исключительные способности притягивать проблемы магнитом. Разбитые руки? Пожалуйста. Носом в дверь? Да как нечего делать. Искупаться в ледяной воде? Нет. Нет! Рывок оправдан, и практически в районе накатывающей волны, Кауффманн твердой хваткой ловит пикирующее тело. Не надейтесь, что он не заметил вырвавшееся имя. И почему она забывает о надоедливом «вы» и «мистер» только когда вода угрожает одежде? Ничуть не опрометчиво, иначе, вероятно, он бы заботливо отошел, вдоволь наслаждаясь зрелищем мокрой курицы, если бы услышал «Кайфман» даже в столь безвыходной ситуации. Подхватывает он её довольно методично. Под подмышки и бедра, переворачивая практически в воздухе, подобно мешку, набитому картошкой. Достаточно аккуратно, чтобы не попортить ассортимент, но резко, не опасаясь за здравие. Давит в себе невыносимую картинку полную сопливой романтики. Он. Она. Несет на руках подальше от ледяного океана и как можно скорее опускает на землю, избегая сравнений с «как заносящий в первую брачную ночь муженек». — Стоит зайти в магазин за инвалидным креслом. — Сверлит взглядом, явно означающим «как так можно?». — Может быть ты даже доживешь до окончания нашей поездки. — И она сообщала ему про простуду? Господь, помилуй душу несчастной идиотки. Она же разоделась, будто у них намечалась пляжная вечеринка при температуре под +30 градусов. Прыгнуть, не прыгнуть? Вот в чем вопрос. Оборачивается на воду, а затем вновь к рыжеволосой. — Не спасай утопленника, сама утонешь. — Сопровождая все глубоким вздохом, заканчивает свою «гневные» речи мужчина. А он практически согласился с неприятными ощущениями, готовый нырнуть в холодный поток. Вечно она летит носом в землю не вовремя. Черт. Они еще не провели здесь и половины срока, а он уже успел поносить девушку на руках. Пепел на голову. Лопату. Убейте.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Неугомонная. Надоедливая. Одним словом способная довести до белой горячки. Кипишь, поливаешь себя ледяной водой, а затем вновь закипаешь. С завидной цикличностью его состояние выдавало неописуемые скачки. Честно, удивительное везение, что его каменное лицо присутствовало в эти моменты. Не сдержись он в приступе ярости, вероятно, удушил бы или прожег дыру в теле девушки, настолько его взгляд воспылал бы пламенем. Но ведь я уже сказал, что, к счастью, родство с деревьями ему шло на пользу. И ей тоже.
За недолгое время, пока девушка находилась в руках, Кристиан успел почувствовать очевидный холод на коже. «Боюсь спросить, она всю одежду привезла, словно отправилась на Гавайский курорт?» И снова Кристиан возвращает себе личину старого дедушки, который, по мнению Роны, по причине чуда мирового значения все еще мог ходить. Очередной поклон за столь прекрасную оценку личности мужчины. Теперь новым пунктом в списке красуется «старик». Ножом в сердце. С каждым прозвищем его самооценка уверенно закапывается в недра земли. Но мы никому об этом не расскажем. Грудью вперед, лицо кирпичом. Чудненько.
От «уморительного» комментария в голове происходит вычурное замечание, которое он не позволяет озвучить лишь по причине того, что не хочет стать гибельным аккордом. Это было похоже на «я настолько горяч, что холодом меня не возьмешь». Я же говорил, что не стоит ей этого слышать. — Замечательно. Умение пользоваться мешком для трупов по назначению обязательно пригодится. — Хотя, скорее он погибнет от перенапряжения, которое девушка с минимальными усилиями вызывала на ура. Думаю, не стоит повторять злосчастный список чудесных определений? Все и так понятно. Глаза ловят любопытный взгляд от своего ботинка к тому, что появились у Кауффманна несколько месяцев назад. Мыслительный процесс на лицо, поэтому брюнет скоро замолкает. Трепещет. Вдруг прервет скрежет извилин.
Кидая пренебрежительный взгляд в сторону наполненных песком кроссовок, сгибается, чтобы забрать мучительную обувь. И как же без «немедленно высыпать песок», несмотря на то, что одевать их никто не собирался. Не гармонично как-то. Ступая на менее неприятные на ощупь доски, чувствует порыв ветра в лицо. Кажется кто-то сегодня решил попробовать покончить жизнь самоубийством иным образом. Обещаю, смерть будет безболезненной и скорой, потому что скопившееся негодование в душе Кристиана не позволит издеваться над жертвой. Быстро сломает шею, даже не насладившись моментом. Только бы замолчала. Но, знаете, что бесит больше всего? Его это веселит. Неподдельно развлекает, заставляя пускать на лицо полуулыбку, которая с каждым разом становится более человеческой. В основном люди либо обиженно поджимают хвосты, либо вовсе не догоняют фраз брюнета по причине искренней веры, что его неизменное выражение лица подтверждает серьезность сказанного. Она же, словно не боится ничего на свете, с лошадиным спокойствием вновь и вновь теребит заснувшее чудовище. И почему бы ему не родиться лет на десять пораньше?
— Я перестал принимать препараты подавляющие чувства. Издержки профессии, понимаешь. — Бровь изгибается дугой, вопросительно рассматривая рыжеволосую сволочь. Честно, другого прозвища к ней не подберешь. Ничем милым и невинным тут не веет. Не подозревая подвоха, он чинно забирает полотенце, которое изначально собирался взять самостоятельно. Но, видите ли, женщины нашего века совсем перестали позволять вести себя по-джентельменски. То, что они соглашаются отдать сумку в руки уже дивный прогресс. Зря. Ой как зря он доверился обыденной просьбе. Расплата приходит мгновенная. Мокрая и с песком. Естественно, погруженный в мысли о тряпке в руках, мужчина реагирует не сразу, однако, когда до него доходит произошедшее, на морде обозначается явное «что, простите?». Трясет головой, намекая на то, что не собирается уподобляться ребенку. Нет. Нет. Да! Словно щелчком рядом с ухом, его умиротворенная личина сменается горящими глазами. Именно с азартом и непоколебимым желанием ответить. — Дай бог тебе так бегать в твои тридцать семь, — Гневно кидая в сторону кеды и полотенце, довольно резво пускается за девушкой по пирсу. На самом деле выглядит это зловеще и ужасающе. Старикашка громкими шагами по деревянным дощечкам преследует рыжеволосую страдалицу. Бам. Бам. Бам. Настигает свою жертву семимильными шагами. Стоит отдать должное, потребовался довольно длительный срок, перед тем как Кристиан рванул за Стиллер. По сей причине догоняет он ее к концу, но, вот незадача. Пирс обрывается, а перед ним стоит выбор. Лететь в бездну самостоятельно или отомстить за все изощренные издевательства? Ах, проклятая щедрость на жизнь. Не находя в себе сил вовремя остановится, лишь касается плеча девушки, пролетая вперед. Шаг. Два. Три. Кажется получается найти равновесие. Увы. На краю от гибели размахивание руками выливается в губительную неосторожность. — Shit, — Еле слышно. Тело срывается. Тело летит вниз и звучно приземляется в ледяную воду. Мобильному и какой-то изрисованной бумажке настает неминуемый конец. Каждый миллиметр пробирает дрожью вперемешку с ударами волн. Не выбирается сразу из-за довольно глубокого нырка. Секунда. Пять. Десять. И оно всплывает. А теперь лучше. Появляясь на поверхности, Кауффманн моментально поднимает глаза к небу, чтобы увидеть то место, откуда прилетел, а заодно и проклятье с броской башкой. Так что именно лучше? Его одолевает смех. Непринужденный, громкий хохот, который от него доселе услышать было невозможно. — Пора объявлять карантин. Это заразно! — Давясь водой и гоготом, еле выговаривает несчастный. Пол года общения с этой девушкой, а он уже ведет себя как растяпа. Успокаивая эмоциональную бурю, которой свет не видывал, плывет к берегу. Мерзость, мерзость. Облипший тело свитер ужасная участь, а ветер делает только хуже. Стаскивая с себя верх, усмиряет стук зубов. Волна в последний раз подгоняет окоченевшее тело, но сам Кристиан уверенно шагает по песку навстречу Роне. Убивать.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Это странное, противоречивое твоей натуре чувство, когда становится весело от дурачеств. Куда делся статный мужчина? Куда испарилось серьезное лицо, изучающее каждое ваше движение? Раз. Выписывает вердикт. Два. Уже применяет очередную технику, будто пробует множество ключей к одному замку. Весь этот антураж верно растворяется в пробежке с гулким топотом по пирсу, а затем провальным полетом в воду. Да, Кристиан был поражен эпидемией косячества. И был охвачен леденящей водой. Но отчего-то напыщенный гнев не казался разрушающими позывами нутра немедленно уничтожить обидчика. Хотелось смеяться, отмахиваться от неуклюжести и наконец-то напугать ее равносильно. Да-да, он собирался ровно так же вознести девушку над водой. В месте, где не так высоко, естественно. Месть близка, и она заставляет ликовать и приплясывать. В душе, естественно. Ветер порывом покрывает тело мурашками. Отвратительно. Зато назойливая идея позволяет игнорировать озноб. Глаза ловят упавшую фигуру. Удар по вискам. Что-то не так. — Рона? — Довольно громко отзывается Кристиан, осознавая, что рыжеволосая недвижимо сидит на корточках. Не сдвинувшись с места с момента, как он полетел вниз головой. Шаг уверенно ускоряется. — Рона? — Громче. Голос раздирает атмосферу, немного ломаясь. Ангина ему обеспечена, но не будем о безынтересных моментах. Теперь он волнуется. Определенно волнуется, отчего ноги перебирают землю с ещё большей скоростью. Бесполезная кофта летит в сторону. Кто-то щелкнул выключателем по педантичному аккуратизму. Пусть валяется, пусть утопится в воде, если мужчина промахнулся с подачей в воздух. Внутри всё сдавливает, когда взор издалека улавливает искаженное ужасом лицо. Ну что же, господин Кауффманн, вы совсем зря решили, что выключить внутреннего психолога было разумным поступком. Он сейчас окажется как никогда кстати. Так он не бежал даже тогда, когда рыжее пятно вопило и трусило пятками по теплой поверхности. Расстояние кажется неумолимо бесконечным, а чувства с лихвой сдают все неблагие намерения. Да, Стиллер не просто ученица. Да, он окончательно погряз в бессмысленной симпатии. И нет, сейчас эти сантименты будут как никогда лишними. Но что делать? Что прикажите делать, когда ужас осознания того, что произошло охватывает каждую клеточку мозга. До последней. Как внезапно отбросить тревогу, ради того, чтобы быть прекрасным специалистом? В мысли кидаются вырезки из учебника первой помощи, однако слова ускользают из сознания. Плевать. Кристиан и без того понимал, что следует делать. Хватит уповать на вызубренные уроки. Пора бы верить в собственные силы.
Задыхается. Потому что это было непосильно быстро, словно у тебя нет других вариантов. Либо бежишь, не думая об усталости и ноющих от спазмов легких, либо умираешь от цунами, урагана, землетрясения (нужное подчеркнуть). Как же глупо было поддаваться на детскую игру. Ещё более опрометчиво забывать, что прежде всего ни в коем случае нельзя вызывать у несчастной таких приступов. Аплодисменты. Квинтэссенция непригодности к доверенной должности. Не стоило. Совсем не стоило брать её с собой. Раскаты по дереву. Бам. Бам. Бам. Более резким грохотом валится на колени, прямо перед рыжеволосой. Колено моментально дергается, проезжая по гвоздю. Плевать. Это меньшее, что могло случится. В этом незначительном увечье и разорванных джинсах есть своя польза и очарование. Рой в разуме утихает, позволяя взять в руки разгулявшиеся чувства. Хотя лицо остается неизменно пораженным испугом и толикой серьезности, которая редко покидала душу надолго. — Рона, — Довольно слышно, но не придавая имени возгласов и лишней суеты, произносит Кристиан. Нагибается так, чтобы увидеть глаза рыжеволосой. Бегает взглядом от зрачка к зрачку, стараясь держать бесстрашный вид. От панической атаки никто не умирал. Но черт, черт, как можно воспринимать это с хладнокровием, когда безобидная шутка обратилось такой катастрофой? — Сконцентрируйся на моем лице. Я здесь. Здесь. Все в порядке. — Да, господа. Это печальная история, когда маска падает, а владелец не успевает опомниться, как истинные чувства вываливаются кубарем наружу. Страшно? Ещё как. И непомерно больно за произошедшее. Он не должен был допускать этого. Не должен, однако одиножды забылся. И это читается в каждой морщинке, проступившей на коже. В кажом миллиметре внезапно живого образа. Увы, самые деревянные, в конечном итоге, тоже ломаются под напором эмоций.
— Попытайся дышать. Давай, дыши мне в руки. — Ставит импровизированный пакет в виде соединенных ладоней перед носом и ртом. Жаль, они не в самолете. Эти белые бумажки, в которые обычно заворачивают жвачки, оказывается, созданы именно для психологических целей. Ну и для тех, кого выполаскивает. Но не будем о насущном. Надо зацепиться за какой-нибудь звук. Любой. И ни в коем случае не переставать говорить, пока не появится проблеска в сознании. — Попытайся дышать в такт ударам волн. — Незаметно для себя начинает еле слышно выполнять собственный совет. То ли потому что желает поддержать в нелегком деле, то ли потому что самому требуется доза успокоения. Картинка согнутой фигуры намертво отпечатывается в сознании вновь и вновь воспроизводя перед глазами. Укол в сердце. Нельзя так.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Знаете, не бывает здоровых психологов, как не бывает здоровых врачей. Бытующий в кругах стереотип на то и существовал, чтобы множественно доказывать людям. Не просто так вешают ярлыки. Ведь не всегда Кристиан был таким. Никто не рождается с каменным лицом. Но что делать, когда руки родителя уверенно выжигают любое проявление эмоций? Будто это какая-то чума, вирус, а ты пораженный проказой либо ложишься под нож, либо умираешь в муках. Наши чувства - слабость. Тверди, повторяй до бесконечности, ему было наплевать. Верил. До сих пор верил, что лишь человеческая чувствительность способна творить чудеса излечения. Диалог? Километры уверенных речей, вызубренных из учебника по психологии не подействовали бы, будь они сказаны с хладнокровием и безразличием. Люди - хрупкие создания, не терпящие сурового обращения. Да и как тут справиться, когда по костям целенаправленно бьют деревянными палками, желая изломать полностью, до последнего вскрика? И он потерял нахваленные эмоции. Потерял громкий смех и экспрессивную мимику, перестал скакать как очумелый по кровати, убегать от матери, что надоедливо щекотала пятки. Замок на двери поставлен, а ключ давным давно утерян где-то в недрах сознания. Такие не лечатся. Таких если только научиться понимать. Слышать, замечать, когда речь дает сбой, выдавая ураган в душе. Однако, если господину истукану помочь могла только экзекуция, то девушка не виделась потерянным для мира созданием. Он твердил ей не раз, и неустанно будет повторять, что эти уродливые зрелища вовсе не чудовище внутри. Его не пугали закатившиеся глаза, искаженное паникой тело и не противили громогласные всхлипы. И дело не в профессиональной беспристрастности к пугающим зрелищам. Наверное, когда мысли хороводам вьются, цепляются за идею во что бы то ни стало уверить в том, что это не конец, что бы не происходило, оно становится лишь фоном побуждениям.
Руки даже не вздрагивают от мертвой хватки и впивающихся в кожу ногтей. Наконец реакция. Наконец поглощенная страхом, она начинает выползать из заваленной ямы. Неровно, цепляясь за чужое тело, будто за спасительный канат. Тем лучше. Пусть издерет все в мелкие клочья, лишь бы вернулась из собственной страны кошмаров. Не должно там теряться, ведь можно и не вернуться совсем. Разжимает тесно собранный воедино конус из ладоней. Не отпускает взгляда, впитывая в себя последующие движения, словно нечто невообразимое произошло наяву. В этом есть доля правды. Она была суетной, довольно резкой на действия, но никогда не приближалась к нему настолько явственно требуя защиты. Могла толкнуть, пихнуть, тыкнуть, да что угодно, что приходило в голову к чудному созданию. Никаких «спасите, дяденька», а только оскалы и обиды от неправильно понятой и неверно преподнесенной информации. Да, с Роной он познал, что такое подбирать выражения. Потому что логика её реакций прослеживалась с трудом и редко. В невинной фразе - укол за её неправильность. В невзрачной шутке - напоминание о прошлом. И как она их высматривала одному богу известно. Впору писать отдельный трактат на счет рыжеволосой. Пособие по применению, так сказать. Однако никому не отдать. Сидеть и радоваться, что такими познаниями владеешь только ты.
Взрыв случается, когда хрупкое тельце всеми силами вжимается в продрогшую фигуру. Чертов ветер. Хотя, знаете, это лишь помогало не содрогаться от непредвиденных дуновений и порывов. Да-да, незаметно для Стиллер, эта близость грела. Не только тело, если углубляться в подробности. Сжимает мокрые колени, отчего хочется взвыть. Вероятно, девушка не успела обратить внимания на дырку и сочащуюся жидкость из довольно неприятного ранения. Как бы зашивать не пришлось. Еще с большим убеждением можно сказать, что Рона не зацикливается на том, что испачкалась в крови, когда коснулась ладонями до Кристиана. Легкий спазм отпускает, отчего он сдается под шквалом гнева, волнений и до сих пор сбитого дыхания. Уверенным порывом сцепляет руки за спиной. Пусть жмется, пусть вдавливается, словно он готов покинуть ее. Никуда не денется. Печально, но факт. И доходит это только тогда, когда испытал волну ужаса за чей-то приступ. Ведь и впрямь привычное дело лицезреть истерики. Они трогали. Всегда задевали за душу, тем не менее, впервые ощущения живы до сих пор, а картинка, подобно напоминанию, маячит перед глазами. Осознаешь всю фатальность ситуации, всю безвыходность, но не можешь позволить себе не поддаться единственному желанию. Стать крепостью. Защищать от её личных палачей в сознании. Внезапно, мысль об окончании университета становится невыносимой. 3 месяца, говорите? Неописуемо мало. Давит в себе бессмысленные волнения. Не сейчас.
Дергается, понимая, что может запачкать одежду последствием неаккуратного приземления. Педант, он и в Африке педант.
Ничего не упустит из виду. Моментально движение ближе дает очевидно понять, что никакая грязь не беспокоит сознание. Голова сокрушительно валится на рыжую макушку, тыкая последнюю носом. Жмурит глаза, стремясь успокоиться. Никак. Совсем не выходит, а сердце только начинает бешено биться. — Куда я денусь? Не брошу, никогда не брошу. — Пусть понимает как хочет. До знатного «никогда» остается каких-то девяносто дней. Он, конечно же, будет писать ей какое-то время на мобильник, может позвонит, желая выведать нововведения. Но она же не будет тянуться к горе-профессору все время? Когда-нибудь придет печальный момент. Ни сообщений, ни безумных выходок. Господину спокойствию страшно кого-то потерять? Да, к сожалению, именно так. — Называй стариком сколько душе угодно, я живучий, честное слово. — Тело сотрясается в неожиданной конвульсии. Холод, прекрасные мои, холод пробрался совсем близко, несмотря на отдаленное подобие грелки, сжавшееся клубочком в объятиях. Прав был Генри. Чертовски прав. Всё это полнейшая глупость, которая сведет его в могилу. Но, знаете, когда шагаешь навстречу пропасти, из которой не выбраться, сознание отпускает сомнения, наполняясь мертвенным спокойствием. Гореть, так без лишней суеты и криков. Чинно, послушно, с достоинством. В лучших традициях Кауффманна. Сжимает зубы, чтобы те не отстукивали мелодии по черепной коробке Стиллер. Хватило с нее увечий на сегодня. И дай бог, чтобы произошедшее не аукнулось на хороших настроениях. Ведь аукнется же. Жги костры, прыгай в них, Кристиан, главное не забывай, побольше разрушительной ненависти к себе. Оно помогает.
Неровно вздыхает, ощущая как волосы на руках стоят дыбом, а ветер злорадствует, будто специально. Сводит руки крепче, ловя себя на мысли, что, ко всему прочему, намочил и без того затюканное тельце. Ничего, ничего, будет еще время подумать на счет некомпетентности и идиотизме. — Я ведь мокрый. — Уголки губ ползут вверх, выдавая невидную улыбку, если только Рона не имеет скрытый талант чувствовать её затылком. — Замерзнешь ещё сильнее. Заболеешь, а мне потом с пипеткой над тобой трястись. — Знакомые нотки восстанавливаются, а сердце все равно безбожно бьется об грудную клетку. Его не отпустит так просто. Явно не после таких-то происшествий.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Порой некоторые события бесстыдно ускользают от нашего внимания, оставляя на потом, когда осознание произойдет ледяной лавиной по рассудку. Когда это случилось? Нет, он чувствовал, что в его общении с девушкой не была замешана только профессиональная сторона. Симпатия казалась ему очевидной последние пару месяцев, однако бороться с ней было довольно легко. Как с лишней эмоцией, которую мы заблаговременно закапываем глубоко в душу, чтобы не навредить окружающим. Не признаешь привязанности и игнорируешь любые маячки, заботливо посылаемые разумом. Вот он, результат его сердечности. Смотря на людей как на личностей, внезапно для себя, можешь увидеть в забитой миром пациентке дорогого человека. Безбожно отказаться от принципов, перешагнув шаткую грань между личными беседами и полноценной дружбой. Или, скажите, что это было не так? Какой специалист придет вызволять несчастную, отбывающую заслуженное наказание? Какой преподаватель позволит фамильярности в свой адрес? Кто, черт возьми, подпишется на явную смерть, позвав студентку с собой в путешествие? Это не простое обвинение в связи. Если для Кристиана она не выглядела съехавшей с катушек психичкой, то члены совета, профессора и ученики в один голос бы взвыли, что мужчина гнусно воспользовался брешью в душевном равновесии рыжеволосой, ради своих похабных планов. Прекрасная репутация, не находите? Хотя, пожалуй, это не было самым страшным. Что если слух поползет по коридорам? От ушей к ушам, пока не охватит весь Брайтон? Такого рода скандал не замнется даже по прошествию нескольких лет. Будет всплывать из неизведанных доселе миру щелей. Неважный старт молодой журналистке, не находите?
Чем он думал? Не поверите - головой. Я же говорил, про чудесное отцовское воспитание, которое заставило пропускать каждое чувство через сито из совести и здравого смысла? Однако, последний, вероятнее всего, отказал в момент принятия решения. Но как отрицать желание защитить, когда именно это и требуется в данную секунду? Увы, Кауффманн растерял истуканские повадки как только Стиллер решилась вжаться в замерзшее тело. Глубокий вдох, и вы тонете, господин. Без надежды на спасение, без попыток сохранить еще теплящуюся в захлебнувшейся фигуре жизнь. Кажется, ему нравилось с достоинством принимать поражение от проклятой судьбы и не менее извращенных эмоций. Сдался, трепыхающийся. Слова медленно ударяют в разум, в сотый раз возвращая заезженную пленку на старт. Скорченная фигура. Неприкрытый ужас. Сердце колотится. Рефлекторно сжимает руки крепче. Потому что, черт подери, каким бы каменным не казался образ уверенного психолога, ломающего стереотипы лечения, все мы из плоти и крови. И, определенно, все мы способны отзываться на физиономию, что уткнулась в плечо в поисках понимания. — I'm sorry. I should've been more careful and, to be honest, it was scary. — Мгновенно опомнился, предполагая, что фраза может быть интерпретирована иначе, чем требовалось. — Not you. The fact that I've let it happen. — Чтобы девушке не пришлось разбирать непонятный бубнеж в макушку, кладет подбородок сверху на голову и лишь затем произносит печальную речь, скрывающую за собой тонны саморазрушительных мыслей. Он здесь врач. Он проморгал опасность. Ловит глазами горизонт и светлое небо. Удивительные особенности Флориды. Ветер пробирает до костей, а солнце во всю палит по простирающемуся пейзажу. Наверное, звучит банально, но Кристиан хотел бы иметь дом на одном из островов, чтобы была возможность сбежать от реальности хотя бы на несколько дней. Да даже сейчас. Разве эти откровения не вызваны тем, что над головой не нависает изученный до последнего миллиметра потолок? Пожалуй, кроме недовольного взора Нормана и убийственной атмосферы благодаря напряжению между двумя закадычными друзьями, ничто не напоминало о чудесной должности, благодаря которой эти двое и встретились.
Автор несомненно был прав. Шею словно обдули со всех сторон сбитым дыханием. Щекотно. Славно, что издевательства матери закалили в нем стойкого солдата, который до последнего притворялся, будто не хочет верещать и дергаться от мурашек по коже. Да и в данном случае это вряд ли походило на пытку средневековья. Пусть хоть слюни пускает, главное, чтобы оставалась в исходном положении. Тяжело быть ледышкой, которую никто не обнимает. Генри бы не понял, а остальные? В последнее время Кристиан все больше времени уделял сеансам с учениками. Хватало сил на скорые ответы друзьям с разных концов США и мучениям с одной занозой в заднице. Полагаю, пояснять, кого именно я так величаю, не стоит. «Вы очень хорошо сохранились, мистер Кайфман.» Сознание возвращается в строй, вновь одаряя злобным комментарием. Себя он редко щадил. Так легче существовать в гармонии с комплексами, если честно. Однако щедрая лесть заставляет прекратить отсчитывать разницу в возрасте. Ладно уж. Что врать. Ее не надо было проверять, гений самобичевания успел заучить цифру, чтобы попрекать почаще за порицаемую всем миром симпатию. Ладони. Отлично. Точнее как. Совсем нехорошо. Зачем девице понадобилось его гладить? Ничего похабного, тем не менее, нутро отчетливо дает понять - все очень плохо. Сжимается, заставляя моторчик отбить несколько лишних ударов. Может хватит испытывать органы Кауффманна на пригодность? Разве мы не выяснили, что он чувствителен ровно на столько же, насколько чувствительны ровесники Стиллер? Ловит взгляд в миг, когда мысли девушки выдают самый непроходимый идиотизм, который можно было только придумать. Зато логичный. Ведь, вряд ли бы Генри бросал полные ненависти взоры в сторону профессора, если бы не появление на перроне третьего пассажира. Но здесь причинно-следственное мышление дает сбой, перекладывая вину на непорочные тонкие плечи Роны. Норман, ко всему сожалению, не связывал беды с рыжеволосой. Нет, беспокоил душу мужчины только Кристиан с незапланированной влюбленностью в студентку.
С его лица еще не сошли волнения и попытка улыбнуться сквозь непривычную сентиментальность. Осторожней, вас только что обдали воистину теплым взором, коего не сыскать на другие души. Главное не растаять, потому что это было и впрямь шокирующе откровенно. Секунда. Две. Обороты сбавлены, а проникновенный взгляд разбавлен толикой серьезности. Куда же нам без родимой? — Весь чемодан был ошибочно собран в Африку? — Возвращение блудного Кайфмана. Троллинг не стал ждать, но ведь все верно? Если девушка решила, что едет на жаркий курорт, то им вполне стоит пройтись по магазинам, пока не слегли по постелям. Чудный будет отдых. Брюнет не прочь бы отдать джинсовую куртку, подобно заботливому воздыхателю, однако вряд ли рыжеволосая оценит альтруистический подарок. — Нет, Рона. Генри раздражен из-за меня, и пытается помочь. Своим неподражаемым методом гнобления провинившихся. Но есть в этом доля правды. Ты стала мне другом, а он считает это непозволительным в отношениях со студентами. — Это вовсе не расстраивало темноволосого. Разве что заставляло беспокоиться за душевное равновесие третьего лица. Ему же это льстило, в некотором смысле. Что еще может служить доказательством дружбы, как не вселенская обида на нежелание вести себя «подобающе практически сорокалетнему преподавателю»? Главное, чтобы все котики планеты не вымерли, пока Норман будет испепелять глазами несчастного.
Ничто не вечно. Стиллер отталкивается от продрогшей туши вверх, начиная что-то назойливо причитать. Чем дальше, тем более катастрофичными оказываются потуги израненного разума. Одолевает неприкрытое смятение оттого, что с тобой носятся, подобно заботливой курушке. Неописуемая палитра негодования и умиротворения одновременно. Ему тридцать семь. Черт подери, какое больно? Встал. Побежал. Да еще и вприпрыжку, вот что в тридцать семь можно ожидать от придурковатого специалиста, которому внезапно самому нужна консультация. Может испробовать медитацию и общение с внутренним я? Поднимаясь с деревянной поверхности, резко чувствует укол в районе коленки. Терпит. Без доли мучений выпрямляется. Жить будет. Однако стоять ровно приходится недолго. Чокнутая начинает исследовать ранение с энтузиазмом похлеще всяких извращенцев, которых привлекают трупы. Нагибается, поднимая сумасшедшую за верхнюю часть руки. — Это царапина, и нет, мне не больно, и нет, тебе не придется нести меня до двери. — Главное убедительно посмотреть в глаза, а затем уверенно зашагать по пирсу вперед, поднимая раскиданные вещи. Оборачивается в сторону девушки. — Обработаем, заодно перевяжем твою руку. Моя кровь отомстила за испорченные чаем штаны, — Да-да, он все прекрасно помнит. Теперь и джинсы. Но они, скорее, вина излишних волнений, а не ярости пациентки. — У тебя вся юбка в красных пятнах. — Опа! На глаза попадается татуировка, что не успела броситься в глаза из-за беготни и прочих несуразиц. Кауффманн моментально нагибается, чтобы разглядеть получше и удостовериться, что не грезит. Огромный крест на всю ногу? Seriously? В повседневной одежде такие детали разглядеть было невозможно. — Давно? — Поясняя спешные поклоны, спрашивает Кристиан. Если честно, мужчина когда-то сам грезил сделать себе рукава, наплевав на общественное мнение. Но это было в далекие восемнадцать, в которые отец, велика вероятность, не оставил бы в живых неверного. По приезду в Америку было вовсе не до видоизменений тела, а в конечном итоге стало плевать на бурную подростковую фантазию. Потому что let's face the facts. В его случае, это было бы простым бунтом против системы, не значащим ни грамма больше. Глубокая, непонятая душа вечно стремилась доказать миру, что способна на ужасные вещи. В отношении же к чужим неординарным решениям на коже мужчина относился удовлетворительно. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы в окно не выходило. Хотя имплантированные рога были перебором. Чудно, что у Стиллер таковых не прячется под рыжей копной волос.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Давайте на чистоту. Из всех возможных пороков, которые вы могли бы высмотреть в мужчине, самым катастрофичным была неспособность выражать эмоции верно. Пожалуй, если бы не прямолинейность, которой Кристиан сыпал, подобно бесстрашному камикадзе, то вам бы и вовсе не посчастливилось бы увидеть происходящее под покровом безмятежного спокойствия. А, если бы случилось чудо, как несколько минут назад, то, вероятно, вы бы приписали экспрессивный взгляд и прочие атрибуты волнения к переохлаждению в водах Атлантики. Кто сказал, что он не тяжелый случай?
Нога, к слову, и впрямь доставляла меньше всего неприятностей на данном этапе. Стоило бы позаботиться о потугах моторчика в грудной клетке, но даже он держался подобно стойкому оловянному солдатику. Храбрится? Вполне вероятно, хотя, вряд ли отдает себе полный в этом отчет. С детства как-то не заладилось со слезами и жалобами на ударенные коленки. Себе дороже захлебываться в боли, когда родитель нависает с уверенным сравнением с тряпкой и неспособным к самоконтролю юнцом. Такие меткие замечание обычно выливаются в то, что индивид будет упрямо шагать со сломанной ногой, волоча за собой последнюю. И, поверьте, я видел такое собственными глазами!
— Как же, гвозь убийца наверняка сократил мне жизнь на десяток лет. — Черт, теперь придется безудержно смеяться, чтобы нагнать потерянные годы за стрессом и увечьями. Я серьезно. Он и так не шибко молодой, чтобы разбрасываться драгоценными минутами, проведенными на бренной земле. Однако вернемся к размышлениям о вечной дружбе и жвачке напополам. Отчасти это было чистейшей правдой. С другой стороны, господин психолог беспощадно соврал, прикрыв добрые намерения вперемешку с симпатией обычным образом закадычных приятелей, которым не повезло оказаться в разных социальных слоях на время обучения девушки в Брайтоне. Спокойно ли стало на душе? Вовсе нет. Было бы поразительно, если бы Кристиан облегченно вздохнул, уверившись, что рыжеволосая готова терпеть нескончаемый поток ледяных диалогов с нередкими подколами, завуалированными серьезными темами. Наверное, причина крылась в недосказанности. Или глубокой вере, что ничто не длится вечно. Кауффманн никогда не был дотошным типом, который будет ежедневно добиваться от объекта интереса внимания, когда почует, что они скоротечно отдаляются. Великое счастье для одних и невыносимый порок для других умение отпускать без должных когдей в спину, только бы не двигался с места. Ему это помогало не раз. Из города в город, вдыхая непривычный запах незнакомых улиц. Не стоит лукавить. Так и не нашлось того прекрасного места, которое Кристиан смог бы величать домом. С тех пор, как увесистый боинг покинул территорию Германии, скитания по США вошли в привычку. И как бы мужчина смог перечеркнуть прошлое, если бы не обладал задатками к хладнокровному взгляду в пустоту и последующим шагам вперед. С глаз долой, из сердца вон. Как раз про нашего с вами знакомого.
А теперь, оценивайте масштаб поражения. Ему страшно покидать Брайтон. Он не хочет, чтобы чертовы три месяца проскочили так же беспощадно скоро, как и последние три года. И, кажется, впервые в жизни принцип «пускай живет своей жизнью» становится непомерно абсурдным. Дело было не только в Стиллер. Норман, о да, недовольный Генри Норман стал куда весомей сотни знакомых разбросанным по разным краям штатов, а в совокупности с девушкой они приковали Кауффманна неподъемным якорем к стенам университета. Из печальных мыслей, словно плоскогубцами его вырывает разрастающаяся пламенем речь Роны. Непредсказуемость данной реакции зашкаливает, но что распинаться про fuck logic в общении с рыжей ручной гранатой? Рука продуманным движением выписывает очередное клише в подсознании. «Эгоистичное бревно». Теперь от безобидных прозвищ мы перешли на личности. Чудесно.
Желание сказать, что от приступов паники невозможно умереть, да и причинить себе вред, кроме как знатно удариться от падения, теряется в недрах разума. Прогресс на лицо. Кауффманн уже чувствует, когда мысли нараспашку станут губительными в отношениях. Но все же. Какой бы глубокий ужас не испытывал человек, те процессы, что происходят во время стресса, не дадут совершить суицид. После - может быть, а вот во время - никак не выйдет. Сглатывает трактат из книги. «Прекрати.» Думаете Кристиан бы стал стоять, провожая тонкую фигуру в закат? Увы, не на того напали. На этого разве что угроза ножом подействует, чтобы не следовать за разгневанным комком ярости.
— Fair enough, — Поравнявшись с рыжим чудовищем, сообщает брюнет. Разве он когда-либо отрицал, что все мы сборники комплексов и неуверенности в себе? Каждый справляется по своему. В излишнем эгоцентризме или жертвенности, он же, просто-напросто, сокрыл это под личиной умиротворенного злорадства. — Однако с первого сеанса, я сказал тебе. Нет никаких экспериментов, и если уж кто-то идет ко мне, он должен быть готов к надоедливому интересу с моей стороны, а не заученным словам из книжки. — Контроль мыслей вслух надламывается, и Кауффманн делает прыжок в костер. — Тем не менее, я считал, что признание в дружбе является неуместным. Полагаешь, стоит сообщить об этом Норману? Не хотелось бы, чтобы он обманывал себя тем, что мы только коллеги. — Вопрос не требующий ответа. Вопрос, который, могу сказать с завидным убеждением, испортит неуклюжую сцену объятий. И, велика вероятность, он еще прочувствует насколько здраво просчитывать исходы после определенных заявлений. А сейчас? Сейчас голос не оборвался, продолжив сокрушать тишину, разбавленную порывами ветра. — Look, I'm sorry. I never said that showing how I feel was easy for me. — Хмурая морщинка проступает на лбу. — However, you shall not doubt that I never pretended to be anyone, but myself. — И эти попытки прекратить разговор, взгляды, словно она творит непомерно страшные глупости. Все было чистой правдой. Не каждый день вас смущают открытой детскостью, которая сохранилась, несмотря на серость будней. Открывает входную дверь, пропуская девушку перед собой. Стоит сходить в душ. Кристиан походил на облапанного кровью умирающего. Синий. Раненый. Покрытый красными пятнами отпечатанных рук. — И единственное, что я вынес из моей практики. Нет здоровых людей. Твои мысли, они никуда не денутся, не пропадут волшебным образом. Просто ты научишься жить с ними. Либо сломаешься под напором. — Упирается глазами в спину. Хотите сказать, что Кауффманн не забившийся в угол щенок? Бросивший всю семью мальчик, потерянный где-то между угрызениями совести и неподдельным страхом перед тем, кем он мог бы стать, если бы отец продолжал точить под себя юное сознание. Смешно, но в конечном итоге мы становимся похожими на тех, от кого чурались. Делаем равносильно больно дорогим сердцу людям, пусть ненамеренно. Увы, это вовсе не оправдание. Скорее усугубляющий фактор. Обычно палачам хотя бы хватает мозгов осознавать свои решения. Тут же... пепелище из остатков разума.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Удивительное явление - доверие. Мы знакомимся, узнаем и изучаем людей, смеемся и плачем вместе с ними. Доверие приходит со временем, неспешно, но неизбежно. Почему? Ведь нет доказательств верности, нет росписей и обещаний. Как бы то ни было, оно появляется, заставляя открывать душу, доставая самые сокровенные мысли и тайны. Без надежды на неразглашение полученных секретов, а с непоколебимой верой в их сохранности. Да-да, я сейчас клоню именно к тому, что Кристиан постепенно перестал опасаться за то, что девушка станет трещать о том, какой он несерьезный старик, оказывается. И доказательство тому - они во Флориде. Втроем. Дедули сошли с ума. Точнее нет. Поправочка. Мозг на помойку полетел только у одного. Просто Кауффманн чувствовал себя уверенней, когда приписывал нездравость рассудка и несчастному другу.
Естественно, никто не дает специалисту почувствовать себя медсестрой с ваткой моментально. Рыжая голова исчезает в проходе, а он чинно обтирает ноги о коврик, чтобы не засыпать песком весь дом, а затем проходит в гостиную, находя там единственный стул. Или вы решили, что господин забудет о мерзкой привычке и станет портить диван из ткани своей пятой точкой? Смешная шутка. — Придется признания отложить на потом, — Отмечая долгое молчание Нормана, заявляет темноволосый. Он открывает рот, чтобы сообщить, что сделает все самостоятельно, но уверенное движение руки в сторону раны заставляет закрыть пасть так же быстро. Да и упавшее на плечи полотенце вовсе отвлекает от пресловутого отшельничества. Этот бесчувственный оскал нутра начинает забавлять. Однако, мы же взрослые люди. Мы просто-напросто невзначай приподнимаем брови, а затем вытираем мокрые волосы, разбросанные ветром в нечто неаккуратное и непривычное. Становится теплее как только капли перестают мелкой рябью сваливаться на голые плечи и спину. — I see that, — Уголки губ вверх. Она же не думала, что Кристиан будет верещать и размахивать руками на очевидное издевательство на счет интимности. Когда в Роне включалась самка-убийца, это зрелище непомерно завораживало. Потому что эта девушка способна обыграть его как нечего делать. Оно дорогого стоит, хоть у нее и есть фора в виде надоедливой симпатии. Кстати, последняя принялась заново рыть подкоп к сердцу, когда рыжеволосая начала стирать кровь на колене. Вслушиваешься, перевариваешь, не подозревая беды. Выстрел. Прямое попадание. И чего, спрашивается, дражайший ожидал? Взаимности? Не смешите мои органы, они и без того настрадались. Конечно, всем людям свойственно верить в лучшее. Тем не менее... Господь всемогущий, спаси бестолковую голову. Вдыхаем. Проглатываем. Продолжаем изображать полнейшее спокойствие, которое, к сожалению, утеряно на ближайшие несколько часов мгновение назад.
— Был. Ни раз. У меня даже есть сердце, — Несколько раскрывает глаза, изображая мимолетный ужас. Как понимаете, закончилось все плачевно. Пан не вышел. Пропали, господа. Славно, что он не был из тех сентиментальных придурков, неспособных отпускать «собственность». Расставался, так расставался, закрывая дверь и никогда больше не врываясь в жизнь когда-то дорогих. — Well, maybe, arguing with the strange girl, — Делая акцент на повторении слов девушки, замечает мужчина. — Seems more important to me. — Опуская взор на яркую макушку, отвечает брюнет. Рождество? Новый год? Даже День Святого Валентина, который нависал над всеми одинокими, словно очередное напоминание об их ничтожности и непривлекательности, не смогли бы быть достаточно весомой причиной пропустить запланированную встречу в шесть часов. Просто потому что они заставляли что-то оживать. Не слоняться по коридорам тенью, подобно серому кардиналу. Издавать смешки и заставлять зубы собеседницы скрежетать от неуместной язвительной фразы. — And I am willing to do so, — Забирая эстафету недоврача, довольно скоро отвечает Кауффманн. Не самое лестное, что Рона могла пропустить в разговоре. Пускай так. Главное, чтобы прогноз ненадобности никакого специалиста через пару месяцев оправдал себя. Взгляд бегает по исцарапанным в кровь ладошкам, а затем в очередной раз встречается с прожигающими зрачками рыжеволосой. Будь они неладны. Подносит ватку к одной из рук, как с завидной внезапностью, девица сжимает его запястье, изображая из себя госпожу неожиданность. Вышло довольно убедительно. — Тебе бы на допросах работать. В душе я трепещу. — Бровь изгибается, давая несколько секунд осмыслить правильность своего решения. Вздох. В конечном итоге, когда заявляешь, что человек является тебе другом на весь мир, глупо таить издержки прошлого. Норман был прекрасно осведомлен, и еще одна подруга прошлого, с которой, к слову, Кристиан не виделся со времен университета. Вот и весь великий список посвященных. Вам уже закралась мысль, что Кауффманну нелегко доверять созданиям на двух ногах? Издевается, сама того не понимая. Вечно испытывает на прочность несчастный орган. Бог с ним, лучше так, чем слышать гневные речи в свой адрес, а она-то умела подобрать нужные слова. — Since we all agreed that you are a dear friend to me, — Убирая несколько застывшую алую жидкость с белой кожи, начинает темноволосый. — Кауффманн не моя настоящая фамилия. — Отвлекаясь на процесс простой скорой помощи, несколько сбивчиво говорит мужчина. — Знакома с историей Второй Мировой? Нюренбергский процесс? Список осужденных? — Методично вытирая, продолжает. — Мой дедушка. Вильгельм Фрик, чью фамилию я должен носить. Когда я искал убежище в США, пришлось сменить, чтобы не было проблем с поступлением и работой, да и найти так куда сложней. — Отвлекается, тянется к бинту, чтобы перевязать одну из обработанных конечностей. — Как видишь шуточки про нацистов были как никогда к стати, — Издавая смешок, подчеркивает Кристиан. Надеюсь, теперь она прочувствовала масштаб негодования, которое охватывало разум мученика в моменты, когда Стиллер заливалась нескончаемыми стереотипами. Будто подозревала, ей богу. — My father supported his ancestor's beliefs and he had quite a personality, — Переходит на вторую, останавливаясь на выражении лица слушательницы. Откашливается, стараясь оттянуть мгновение, когда начнет изливать душу. Мерзко. Словно жалуется. — He despised any emotion and each time I stood up against him, he just... always found a way to break down the defective kid. — Вновь роется в аптечке, чтобы завершить вторую повязку. — He wanted me to be a politician. Well, I was more into feelings and issues. And, of course, compromise was not an option. So then my mother had a plan. She saved her grandmothers bequest, helped me escape and gave it all to me. I was eighteen and since then I never contacted anyone from my past. — Завязывает последний узелок. Вуаля. Хотя исповедь неизменно продолжалась. Не стоило требовать от «друга» правды. — Hiding the slightest sign of emotion was the only way to avoid being hit or bullied. In the end I just got used to it. I tried to be expressive, even theatrical, but no matter how many times I attempted to bring it back, it... — Повисает между отвращением и смятением, поднимая руку вверх, а затем кладя на рыжую голову. — Appeared like nonsense to me. Still does. — Несколько потерявшись в собственных мыслях, начинает перебирать волосы. Осознание. Отдергивает руку, поспешно поднимаясь. Целеустремленно двигается на кухню, включая чайник. — Что-нибудь хочешь? — Прикрывает глаза, концентрируя внимание на кипении прибора. Не шибко приятные воспоминания. Теряешься в четырех стенах, понимая, что не говорил о семье около двух лет. С Генри было хуже. Тому пришлось выслушивать полночный бред, о котором чудесно забывали в течении куда более затяжного периода. Надо в душ. Утонуть в потоке воды, может он куда лучше заглушит внутренние голоса. Удивитесь. Даже психологам требуется помощь психологов. Или хотя бы лишняя пара ушей.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Главное поглубже вдохнуть и не успеть проклясть себя за излишнюю искренность на счет прожитого, которой чураешься, словно жизнь прекратится произнеси ты всё вслух. Куда же испарился самоуверенный доктор, которого мало беспокоит сокрытие истины под вуалью тактичности? Печально, но факт. Когда отношения доходили до отметки «доверяй или сверкай пятками» в большинстве случаев мужчина выбирал второй вариант. Проще свести диалог на нет, отшутиться и как можно скорее слиться со стенами в помещении, чем распинаться на счет тирана-папочки и трусливого исчезновения с родной земли. Разве это было не так? Оправдание – у меня невыносимый родитель не действовало. Прикрывает глаза, давясь подступившим смешком. Серьезно? Что не так с фамилией? Увы, милейший, не стоило воодушевляться героем книги и заимствовать часть его имени. Стоило предвидеть, что спустя девятнадцать лет спокойнейшего существования с приятным слуху созвучием, найдется редкое существо, способное за несколько секунд исковеркать его в невыносимое Кайфман. Оставалось уповать, что Стиллер достаточно невнимательна и не придала значения Вильгельму Фрику. Хотите сказать, что с фамилией Кауффманн что-то не так? Извиняйте, тем не менее, представьте масштаб поражения, когда перевод незаурядному набору букв для уроженца Германии в США слышится как урод, чудак или белая ворона, если выражаться более литературным языком? Господь всемогущий, пусть эта девушка не дополнит список определений личности Кристиана данной несуразицей. Повесится же, ей богу.
— Простите, вы мне это говорите, фрау Штиллер? — Плевать, что несчастная не подозревала о возможности переименования ее во что-то исключительно немецкое до того, как встретила своего мучителя. Память приходит в норму. Ах да, изуродованная фамилия брюнета была реакцией на оговорку на одном из сеансов. Злопамятный рыжий ребенок. Вот она кто. Рона могла бы продолжить дуться на него, расспросить о путешествиях или поболтать о погоде, на крайний случай. Могла, а не стала, потому что ключевое слово тут – Рона. Было бы удивительно, если бы девушка оставила идею проникновенного взгляда и неприкрытого желания разузнать причины заболевания «я – бревно». Получите, распишитесь. Главное теперь не убежать с криками, подобно испуганной курице. И это я сейчас о Кристиане.
Спустя несколько мгновений осознает, что своими резкими движениями травмировал челюсть падшей жертвой идиотизма. Пульт перемотки пришелся бы как раз кстати. Заодно стер бы неловкое копошение в рыжих волосах. Серьезно, господин, может вам еще рассказать какая заразительная у собеседницы улыбка и насколько тепло на душе, несмотря на то, что ты только что выпалил самое мерзкое воспоминание минувших дней? Тогда можно будет не утруждать себя в признаниях в симпатии и прочей канители. На лбу написано. Сжалилась? По крайней мере не приходится перебирать внезапно скудный словарный запас на предмет причин странного поведения. Боже, неужто Стиллер ещё не осознала, что связалась с самым деревянным человеком на планете? Чувствующим, местами эрудированным, но беспробудно придурковатым, что, собственно, Кристиан доказал в сотый раз.
Безобидная просьба вызывает поток ледяного ужаса. Теперь главное сохранить личину умиротворения, пока достаешь чайные пакетики и закидываешь их в кружки. Настырная. Шагает навстречу, тянет руки вперед, и, незаметно для себя, сводит горемычного в могилу. Что делать? Как быть? Нельзя отрицать, что желание взаимно. Перед глазами мелькает недовольная мина Нормана, а вслед раздраженные нотки в голосе. «Свидетель утех. Прекрасно, Генри. В самую точку.» Еще одно убийственное приближение. Слова теряются в пространстве, и лишь куски вырванные из текста доходят до подсознания. — Labrador puppy? — Хрусть. Хрусть. Стена падает, не выдерживая натиска бессмысленного потока до боли важных глупостей. Пусть отмахивается, главное, что сказанное прочно впитывается в подкорку мозга. Уголки губ вновь ползут вверх. Нет, хуже. Кажется, на его лице появляется улыбка. Без сомнений. Это, черт возьми, настоящая улыбка, с которой Кристиан заливался в океане, не подозревая о катастрофе ожидающей его на берегу. Непривычные морщинки выступают под глазами вслед за редкими ямочками. Опять смешок, растворяющийся в ужасающе теплом взгляде. Иисус Христос, эта девушка сотворила нечто необратимое. — You win. No one compared me to an annoyingly cheerful dog before. — Кажется, даже голос обрел иные интонации. Берегись, Рона, он ведь может так и не оправиться от приступа сентиментальности. К слову, в нем все ещё борются рассудок и намерение исполнить невинную просьбу рыжеволосой. Будто ощущая внутренний шторм, Стиллер решает за двоих одним непредвиденным шагом за спину. В очень плохо.
Ладошки продят под руками, а чувство словно ударили под дых. Сердце дает о себе знать громким одаром диссонирующим размеренный ритм. Черт. Спину окатывает доселе забытым жаром. Тычется, обнимает, бормочет сокрушительные признания, отчего хочется выпалить все как наяву. Как же бесит. Раздражает лицемерие, тошнит от обязанности лгать, выворачивает из-за собственных неуместных мыслей и желаний. Лицо Генри вновь всплывает перед носом. Совсем не доброжелательное. Но шутка воспринята и оценена. — Страшно представить, сколько раз он послал меня в ад за последний день, — Смешно со стороны. Маленькое, хрупкое создание пытается обхватить увесистую тушу тонкими конечностями. Надо менять положение. Всё равно гореть ему вечность, чего уж страшиться потакать побуждениям? — Позволишь? — Кладет ладони на пальцы девушки, разжимая объятие. Не беспокойтесь, это вовсе не попытка удрать в закат. Ему хочется развернуться. Видеть бледное лицо. Взгляд глаза в глаза. Только Кристиан умудрялся хмуриться и улыбаться одновременно. Он предупреждал, что его экспрессии порой были настолько смехотворными, что тяжело было воспринимать что-либо всерьез. Взор падает на забавно свалявшиеся волосы, вероятно, по причине носа в спине. Ухмыляется, убирая прядь на должное место. Порядок везде. Даже на голове у собеседников.
— I wanted to apologize. Maybe I am not the worst psychologist, but I am a horrible friend when it comes to show attachment. — Пожалуй, неплохо будет прекратить трогать рыжую башку по поводу и без. Слишком много тактильных ощущений. — And thank you. For being yourself. — Пронзтельный взгляд off. Хватит уже. Шаг вперед. О да! Гер решился на объятия, начинайте аплодисменты. — И, — Вновь обращая внимание на лицо Стиллер, опережает какой-либо ответ. — Как на счет поесть? — Завтракать-то толком никто не завтракал. Тем более Кауффманн не успел поразить товарищей кулинарными способностями. Поверьте, годы холостяцкой жизни, опыт няньки и плотное общение с парочкой поваров сделали свое дело. Блины? Маффины? Пирог? Знакомьтесь, бабуля-нацик состряпает любой каприз.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule