#np Placebo – Bosco
And when I get drunk, you take me home
And keep me safe from harm
When I get drunk, you take me home
— И знаешь, Билли совсем не изменился! Мы встретились в том ресторанчике, помнишь, недалеко от реки? Мы с тобой ходили туда пару раз, но тебе не очень сильно понравилось, — говорит девушка, расхаживая по кухне, и расставляя посуду на стол. Сейчас как раз было время ужина, и не смотря на усталость, она все равно хотела поделиться встречей со старым знакомым, — Он рассказал о том, что работает в Министерстве, но я не запомнила, в каком именно отделении.. В любом случае, добираться ему по каминам не так тяжело, но вот маггловским путем - сто лет, — она кивает головой, словно в подтверждение своих слов и, наконец, усаживается сама за стул напротив Илая, в тот момент, когда в последний раз стукнула тарелкой с салатом по столу, — Кажется, он сказал что живет на краю Лондона, — Трэйси пожимает плечами и берёт вилку в руку, — Позвал встретиться как-нибудь ещё в ближайшее время, пропустить ст...
— Пропустить с ним стакан? Ну иди, конечно иди, — Грэм перебивает девушку, стукнув вилкой по столу. От неожиданности, МакМиллан даже дёрнулась, наконец, фокусируя взгляд на самом молодом человеке, ведь всё это время, она успевала посмотреть куда угодно, кроме как на него.
Они, по их же поставленным меркам, не так часто ссорились, просто потому, что успели поспорить обо всем на свете за всё то время, пока они знакомы. Не сильно имеет значение, были они в отношениях или нет, потому что ссоры были на разных уровнях.
— Илай, что... — но не успевает спросить о том, что случилось, он снова перебивает её:
— Ты приходишь домой, рассказываешь мне про какого-то ублюдка, который живёт в своём загородном доме, работает в Министерстве, и ты с ним в хороших отношениях, — он продолжает крепко держать вилку в руке, в прочем, не поднимая на неё взгляда, — Может, ты с ним ещё встречаться начнешь, жить, вы поженитесь и у вас будет пару-тройку классных детишек? Как ты смотришь на него, а, может вам отдать нашу кровать? — он резко встаёт со стула, бросая вилку в тарелку, — Я не голоден, спасибо, — и отодвинув ногой стул, он разворачивается, и гордо подняв голову, выходит из кухни.
Руки рыжеволосой тянутся к лицу. Что она сделала? Они ведь делятся тем, что происходит с ними каждый день, они обсуждают, как кто-то провалился по пути в люк, потому что не заметил ремонтных работ, обсуждают, что в газетах пишет Рита Скитер, и как хорошо, что в школьное время никто из них не был популярен и не пришлось давать ей своё интерью. Обсуждают каждую мелочь, каждую
Даже Билла, с которым она вовсе не хочет встречаться. А может, и стоило бы? МакМиллан встаёт из-за стола, намного спокойнее, ежели это сделал молодой человек, и не убирая продуктов в холодильник, идёт в коридор, чувствуя, как ноги её подкашиваются. Девушка надевает ботинки, накидывает на себя куртку, потому что за окном уже давно была не летняя погода.
— Ты куда? К своему Биллу? — слышит она голос из гостиной и шаги, которые означают, что он идёт в сторону коридора. Когда тёмная голова засветилась в конце туннеля, след Трэйси уже простыл, и все двери захлопнулись.
Они живут в Лондоне с самого окончания школы. Это было действительно тяжело, но сама МакМиллан не была против такого стечения обстоятельств. И вот уже третий год, совсем недалеко от Темзы, у них есть квартира, которую купили родители Трэйси. Конечно, они не были очень рады, что она съезжает из родительского гнезда, тем более, не были рады, что будет жить с магглорожденным. Однако не настолько, чтобы запретить ей делать то, что хочет она. В конце концов, не им жить её жизнью, не им выбирать ей будущего мужа, не им
Всё это не важно. За все эти три года, она научилась более-менее ориентироваться в городе, хотя всё равно использовала трансгрессию: так она точно не могла заблудиться. В крайнем случае, ей нужно было найти хоть какой-нибудь камин, любой, и бац! Она уже будет дома в считанные минуты.
Когда случались домашние проблемы, ей было проще уйти. Не то, чтобы не решать их совсем, нет, но иногда это настолько доканывало, что нужно было закрыть уши, закрыть глаза, и посидеть где-нибудь в одиночестве, выплеснуть всё, поплакать, может, ударить пару раз кулаком об стену, чтобы костяшки пальцев сильно болели на следующий день. А потом прийти домой, улечься рядом с Илаем, крепко-крепко обнять его и прошептать, что ей очень сильно жаль. Жаль, что она такая, жаль, что говорит лишнее, жаль, что иногда не понимает, что он переживает.
Жаль, что сейчас она идёт в бар, чтобы не просто выпить, а чтобы забыться. Было бы проще наставить палочку себе в лицо и прошептать "Обливэйт", но ей казалось, что ситуация не стоит того. Даже Илай, когда у него умер брат, не сделал этого, так почему она должна?
Вывеска была достаточно яркой, а атмосфера, которая проглядывалась сквозь окна – спокойной, а барная стойка вполне могла показаться вторым домом. Она толкает тяжелые двери, усаживается на высокий круглый стул. «Что будете?» слышит она голос словно сквозь сон, и просит виски с колой. Почему-то ей показалось, что это сочетание вполне может быть не убийственным, но ей было так трудно судить. Трэйси не то, чтобы никогда не пробовала алкоголь - она не какая-нибудь там простушка с деревни, нет. Однако он не сильно заставлял её радоваться жизни, или в целом влиять на неё как-то по особенному. И она делает первый глоток, второй, чувствуя, как кола совсем не ощущается на вкус. Она краем глаза смотрит на людей вокруг, смотрит на бармена, который неправильно мешает напитки, но она абсолютно не понимает в этом ничего, поэтому лишь опускает взгляд в высокий стакан, толкая при помощи соломинки льдинки друг о друга.
И помнит, как делала это во втором стакане, и в третьем. Помнит, как к ней подходила толпа молодых людей, что настоятельно просили её присоединиться к ним для просмотра матча по футболу. Она помнит, как язык вяло поворачивался и слова: «Нет, спасибо, квиддич все равно лучше» — эхом отдавались в её голову.
Не помнит, как был четвёртый стакан, не помнит, как отдала почти все свои деньги, кажется, туда попало пару галлеонов, бармену, кажется, переплатив чай в два раза. Она встаёт с места, шатаясь идёт к выходу. Пора возвращаться домой.
Домой, где её не ждёт Илай, потому что, наверное, до сих пор злиться. Трэйси смотрит на наручные часы, и никак не может на них сфокусироваться. Ей хочется лечь, лечь прямо здесь и сейчас, но здравый смысл подсказывает, что люди будут странно на неё смотреть. А она слишком красиво выглядела для того, чтобы подпортить свою репутацию странным поведением. Рыжеволосая делает попытки действительно пойти, но затем усаживается на поребрик, чувствуя, как силы медленно, но уверено уходят от неё.
Пальцы уже набирают цифры. Ей не было очень трудно запомнить номер Илая, но зато было трудно понять, как пользоваться этой машиной смерти. В неё нужно разговаривать, а на другом конце её будут слышать, и не важно, на каком расстоянии друг от друга вы находитесь. Ей было проще пользоваться каминной веткой, но, если ты хочешь казаться всем магглом - то тебе нужно иметь и штуки, как у маггла.
— Да? — слышит она в трубку после бесконечного миллиона гудков.
— Знаешь что? Знаешь что, — начинает она, чувствуя, как трудно ей говорить, — Я хотела сказать, что он предложил мне пропустить с ним стакан, потому что думал, что я свободна, но я ему сказала, что у меня есть молодой человек, и я вовсе не хочу портить с ним отношения. И знаешь что? Может быть ты прав, может, мне нужно было с ним идти, раз ты считаешь меня какой-то непонятной шлюхой, которой нужны отношения с кем-то, кроме тебя, — она начинала медленно переходить на крик, но просто потому, что до сих пор не понимала, как пользоваться телефоном. Время было ещё раннее, поэтому многие всё ещё сидели в баре и именно поэтому мало кто слышал эту трагическую речь бесполезной проститутки. Зато кто слышал лишь покачал головой.
— Я вовсе не... — слышит она в трубку, но теперь её очередь перебивать молодого человека:
— Мне надоело, что ты постоянно считаешь, что мне было бы лучше с кем угодно, кроме тебя, — девушка упирается головой в свои колени, продолжая говорить, — И мне плохо, Илай, мне так плохо сейчас, в эту секунду, — Трэйси слышит шум в трубке и ей кажется, что он сейчас же её положит, поэтому сбивчиво говорит, — Не смей, только не смей сейчас переставать...
— Трэйс, где ты? С тобой всё в порядке? — и выдерживая паузу, по ощущениям, бесконечную паузу, Илай аккуратно спрашивает её, — Трэйси, ты пьяна? — и с таким удивлением, потому что он тоже знает, что МакМиллан не фанатка пригубить стакан чего-нибудь «горячего».
— Ну и что с того? Мне что, пятнадцать? — лишь резко отзывается МакМиллан, даже поднимая голову. Впереди была река, и ей показалось, что будет логичным пойти именно к ней, потому что воздух там свежее, — Ладно, знаешь что.. Хватит с меня. Я хочу подышать свежим воздухом, поэтому пройдусь про променаду, — нога соскальзывает с бордюра, и подвернув её, она ойкает в трубку, проклиная всё на свете. И это было последнее, что слышал молодой человек, потому что потом МакМиллан бросила трубку.
Ветер с реки действительно немного отрезвлял, но не настолько, чтобы понять истину. Ничего хорошего не происходит в такое позднее время. Она перебегает дорогу, даже не оглядываясь по сторонам, а когда очередной автомобиль сигналит ей, лишь орёт: «Куда прёшь?», забывая о любой вежливости в любой форме. Опираясь на решётку, которая служит ограждением для больных людей, которые любят плавать, она кладёт голову на свои руки, задумчиво, насколько возможно может быть задумчивый пьяный человек, смотрит в воду. Она слышит, как трезвонит её телефон, наверное, Илай пытается дозвониться до неё.
Она не хочет ни с кем говорить. Она не может, не может держать это всё в себе, и слёзы наконец льются по её щекам. Ни дома, ни в баре, ни сидя на земле она не могла дойти до того состояния, чтобы выплакать всё от души. И сейчас, когда она поговорила с Элайджей, когда услышала его голос, думая, что это вполне может быть в последний раз, девушка понимает, насколько ей важны их отношения. Насколько она хочет навсегда просыпаться с ним по утрам, иногда толкать в бок, чтобы Грэм развернулся к ней лицом, загребая в свои объятия, делать ему завтрак, уходить вместе на работу, пусть и в разные места, а затем вечером готовить для него ужин и рассказывать о том, как прошёл её день.
— Трэйси, пойдём домой, — слышит она тихий голос Илая, словно из телефона. Ей даже кажется, что кнопка вызова сама нажалась и его голос идёт прямо из сумки. Сколько она здесь стоит, плача? Пять минут или полчаса?
Все болит. Болит голова от бесконечного потока слёз, болят ноги, потому что она так долго находится на них, болят руки из-за тяжести головы.
Ей холодно, ей плохо, ей
— Трэйси, пойдём, — шепчет Илай, словно боясь спугнуть девушку, как голубя. Он берёт её за руку, и затем трансгрессирует. Желудок делает пару прыжков, но затем всё встаёт на свои места. В первое время ей становилось слишком плохо, чуть ли не доходило до обниманий с белым другом, но сейчас она может держать себя в руках.
Но не на ногах. МакМиллан опускается на пол их коридора, и слышит лишь копошения вокруг себя. Грэм подхватывает её, крепко держа под ногами и спиной, несёт до спальни. Она пытается что-то сказать, но он словно отец или мать шепчет: «Шшш-ш, потерпи немного», и аккуратно укладывает её на кровать. Снимает с неё обувь и куртку, не решаясь оставить её в одежде - завтра она, скорее всего, на это будет жаловаться в первую очередь. В итоге, переодевая её, как маленькую девочку, Элайджа накрывает Трэйси одеялом.
— Илай, я, — говорит она сквозь сон, но он перебивает её.
Снова перебивает, снова и снова:
— Утром поговорим, — и подтыкая последний раз одеяло с одного края, выходит из спальни.
Он уходит. Уходит от неё, правда делает и она видит, как тёмный силуэт в светлом проеме пропадает так же быстро, как появился когда-то маленький мальчик у лодки. Она сначала шепчет, а затем громко кричит, и чувствует, с каждым молчанием, которое он оставляет только для неё, она сама утопает в этой темноте. Ноги оплетаются ей, и руки, и всё тело. Трэйси громко кричит: «Илай, пожалуйста, не уходи» – не понимая, что не просто говорит во сне, а кричит на всю квартиру, настолько, что сам молодой человек бежит к ней в комнату. Прошло уже три часа с момента, когда тёмноволосый уложил девушку спать, и не слишком планировал ложиться рядом - не то злился на неё, не то злился на себя. МакМиллан часто снились страшные сны, преследовали кошмары и всё всегда было на почве стрессовых ситуаций днем. Если вдруг она заработается до поздна, ждите вечером приключений во сне о том, как её похищают и заставляют лечить детей своими лекарствами, которые не просто не помогают, а на самом деле являются ядом и, в итоге, Трэйси МакМиллан становится убийцей детей номер один.
Он ложится на кровать и, просовывает руку под её голову, аккуратно обнимая. Он дотрагивается до её лба губами, а затем шепчет, что он рядом, что он всегда будет с ней, чтобы ни случилось. Она не не должна беспокоиться, она не должна
Руки Трэйси тянутся к нему, она по-ребячески ухватывается за его футболку, прижимаясь к молодому человеку сильнее, просовывая голую ногу между его ногами и утыкается ему в грудную клетку. Так спокойно.
Так хорошо.
«Я рядом, я здесь, всё в порядке
Я люблю тебя.»
- Подпись автора
за жёлтым холмом солнце скрывается
пылающий лис прячусь как заяц я

— мне нравится всё что тебе нравится —














[/float]
[/float]произносит девушка, вздыхая и не поднимая взгляда на Роя, в прочем, не сдерживая улыбки. Они стояли на кухне, и кажется, за эти пять минут успели поговорить обо всем на свете. Последнее, на чём отец решил заострить внимание, это страхование дома для того, чтобы не-маги не смогли сразу понять, почему дом починился сам с собой после очередного взрыва, если таковой будет, и какие заклинания лучше использовать, чтобы их не было видно.
[/float]никогда не звонила в поместье откуда-то ещё, и наверное, будь у неё плохая память, обязательно бы сейчас перелистывала страницы ежедневника, стараясь набрать нужный номер. В какой-то момент она закатывает глаза. «Да, здесь очень хорошо», «Нет, пап, я ещё не решила ехать обратно», «Юна, конечно для тебя есть комната, но можно не в первый день моего переезда?» В конце концов, положив трубку, девушка поворачивается к Алистэру и после короткой паузы, спрашивает:

[/float]Зима в Братхэйме длится далеко не три месяца. Март на настенном календаре стремительно подходит к концу, а перепады температур никак не перестанут досаждать гостям замка, кажущегося по-особенному пустым без Остары и сестёр. Приходится спасаться затопленными каминами чуть ли не с середины дня – помещения едва прогреваются и стремительно остывают, стоит огню потухнуть. Алистэр не жалуется. В каком-то смысле, дрожащие тенями стены придают антуража, заставляя чувствовать себя каким-нибудь аристократом семнадцатого века, заскучавшим и ударившимся в писательство.

[/float]уставившись на его пальцы, — я совсем не хотел, она...

[/float]Когда же она слышит скрип лестницы, предполагающий, что Илай выспался и был готов к труду и обороне, у Трэйси уже был убран в холодильник десерт для того, чтобы сливочный крем впитался в свежие имбирные коржи, индейка была напичкана овощами и специями, словно пиньята и ждала своего часа, чтобы отправиться в печь, а сама МакМиллан рассекала по кухне, убирая за собой остатки лишнего, что явно ей будет мешать, то и дело пританцовывая на месте. Обернувшись на шум, волшебница широко улыбаясь, не останавливаясь на своих действия и движется в сторону волшебника, а стоит ей сравняться с ним, как слегка наклонив голову в бок, она дёрнув наушники из ушей, произносит:
[/float]сложно, а пользоваться заклинанием левитации – слишком поздно, потому что стук двери и гул в коридоре говорил только о том, что все успели вернуться домой. И знаете что? Никто, никто даже не попытался заглянуть в гостиную! Или даже если делал это, замечая подарок, не пытался испортить никому сюприз, и не спрашивал у Айлин Уолш «А что это за подарок такой под елкой?» потому что она бы точно удивилась. Любой бы нормальный человек удивился, тем более тот, который складывал подарки под ель до этого! В итоге Майлз даже успел уснуть.
[/float]покрывало и открывая крышку плетеной корзинки, откуда сразу же повеяло запахом индейки, она благодарно посмотрела на волшебника, в который раз подумав о том, что счастливой была только в те моменты, когда и Алистэр Маккензи был рядом с ней.
[/float]– делая выпад вперёд, он дёргает за край полотенце француженки, и тут было два варианта – или выронить фотоаппарат или оголить свою жизнь. Кто может увидеть её в лесу? Никто; поэтому оставить в живых первое было важнее, — Прэнсер! — недовольно говорит светловолосая, нагнувшись за полотенцем, которое успело уронить изо рта животное, и гордо ускакать в сторону лесной чащи. Она чувствует, как по коже начинают бегать мурашки от холода, а сам она топчется на месте от прилипшего к ногам снега. И вот в чём загвоздка – она не ожидала, что с минут двадцать назад смена Бэллами Марлоу на работе закончилась. И примерно столько времени нужно было волшебнику для того, чтобы распрощавшись со всеми, добраться до собственного дома и застать Мишель на пороге в чём мать родила. Зато с фотоаппаратом в руке. И полотенцем в другой.
[/float]Даже после того, как МакМиллан покинул её, а сам Эван успел вернуться домой, она молчаливо рассуждала о том, что можно подарить Маккензи. Что может впечатлить его настолько, чтобы он...
[/float]отцу и легко хлопает его по плечу. Он сам вызвался. Наверное, для него это была одна из возможностей показать, как сильно он любил свою семью. Как сильно любил мать, что с самого детства была рядом с ним, вечно оставляющая на его щеке тонкий отпечаток помады и быстро смывающая его пальцем. Любил отца, который был для него настоящим героем, спасающим жизни на своей работе и успевающего уделить время и своей семье, рассказывая им невероятные истории. Любил и сестру, будь она неладной, тем более, в те периоды жизни, когда она была нормальной... Или далеко от него. Он любил всех и каждого, он любил бешеных Уолшей, без которых не мог представить свою жизнь, пусть не только дети создавали так много шума рядом с ним, но и взрослые не пытались отставать. Одну из них он любил сильнее всего.

[/float]именно хотела написать. Волшебница отводит руки и переводит взгляд на стену перед собой. На ней девушка собирала и прикрепляла все фотографии, которые присылала ей семья на протяжении этого времени, и не смотря на то, что прошло совсем чуть-чуть с момента её прощания в доме родителей, их уже успело накопиться невероятное большое количество, с учетом ещё и тех, которые она умудрилась скопировать из альбомов тёти. Волшебница прикладывает перо к губам, смотря на юношу, держащего в руках гитару – это был тот день, когда Эван Маккензи свалился на Бостонскую улицу. В тот день она открыла для себя много нового, как минимум то, что он отлично умел петь – в этих двух семьях это принималось чуть ли не как должное. Шарлотт помнила, что опозориться должен был каждый в своё время, а в конце концов, это стало традицией. Так она знала, что Теодор писал свои собственные песни, так она сама, лёжа на кровати, иногда пыталась сложить из непонятных строк какой-либо куплет. Волшебница ухмыляется, качнув головой и наклоняется над пергаментом вновь.

[/float] — Плакаться не по моей части. Но найти её я должен – другого выхода у меня нет, — мостик охватывает тишина, разбиваемая резкими выпадами северного ветра. Уверен Маккензи не был, однако об одном не врал: если Вильгельмина и была жива, Ян-Майен был последним её пристанищем, и все дороги смыкались на горизонте взятого курса – на безлюдном холодном острове посреди северных штормов.
[/float]
[/float]— Сколько?

