За все пять лет, проведённые в стенах Хогвартса, Элайджа Грэм никогда не торопился вернуться домой. Пускай, были студенты, не желавшие принимать банальную действительность, но этой школе он принадлежал не меньше тех, кто родился с привилегией волшебной крови. Он чувствовал себя на своём месте и оттого не спешил запрыгивать в Хогвартс-Экспресс, стоило календарю приблизиться к очередным каникулам. Однако в этом году всё было иначе.
Пропало то ощущение защищённости и спокойствия, селившееся в душе под укрытием высоких башен и толстых каменных плит замка. Не было того гула безмятежности в коридорах, теперь патрулируемых Инспекционной Дружиной Амбридж. Казалось бы, безопасность учеников не ставилась под вопрос, но этот год был первым, когда Элайджа Грэм чувствовал себя как никогда уязвимым. И если во всём этом был виноват один единственный человек, то что бы случилось, пришли Министерство Магии кого-нибудь ещё?
Впрочем, были и другие причины, по которым отъезда к семье Грэм ждал с особым нетерпением. Он старался не шуметь об этом слишком частно, но мысль, что Трэйси проведёт с ним все зимние каникулы, посещала его каждый день чуть ли не с ноября. Пускай это был уже не первый раз, пугающее знакомство с родителями и друзьями было далеко позади, смиренное спокойствие не настигло Элайджу Грэма. Если за тех, кто уже познакомился с Трэйси МакМиллан, юноша не волновался, подразумевающее скопление родственников Рождество стучало множеством вопросов по темечку. И дело было даже не в том, что шотландская школа могла показаться весьма нетрадиционной для неосведомлённых членов семьи. Одно заикание о проживании в общей комнате порождало яркие картинки свадьбы в головах многочисленных бабушек и теток, которых личная жизнь Илая волновала чуть ли не с самого рождения. И смертный грех в глазах других воинствующе религиозных индивидов. К слову об одной комнате на двоих, Илай не затрагивал тему до самого порога дома, где Анна поставила ребят в известность о том, что приготовила для них гостевую, и под «ними» подразумевались вовсе не Трэйси и её невидимая сестра близнец. Никто не воспротивился, но не убедиться через желание умереть Элайджа не мог.
— Трэйси, это... не слишком для тебя? В смысле, ты уверена, что тебе будет комфортно? — проглатывая вылезающее наружу сердце, поинтересовался молодой человек, когда они остались наедине с чемоданами, — Я не говорил об этом с мамой и не знал, что она... останется собой, — нервный смешок, — Если ты... то есть... если я... — Илай издал невнятный звук раздражения, — Научусь когда-нибудь говорить, — закатывая глаза, юноша резко поменялся в интонациях, а затем сделал глубокий вдох и продолжил, — Нам не обязательно жить в одной комнате, если ты не готова. Так что... скажи мне, как ты хочешь, и мы так и сделаем, — и если кого-то могла удивить внезапная прямолинейность обычно спотыкающегося о собственные слова парня, то Илая бы удивило ваше удивление. Когда речь заходила о серьёзных вопросах тонкостей женского сознания, которыми ему как следует промыли мозги ещё задолго до полового созревания, личная проблема стеснительности уходила на второй план. В общем, если вам будет интересно, спросите у самого юноши, и он прочитает вам лекцию о том, что будет, если мужчина не позаботится о своей женщине.
Но никто не воспротивился и во второй раз, бессознательно (или нет) подписавшись на аттракцион неловкостей, с которыми молодым людям не приходилось сталкиваться ни летом, ни в стенах Хогвартса. Они ведь так часто переодевались друг перед другом, и вопреки здравой логике «видеть кого-то в купальнике» не равнялось «видеть кого-то в нижнем белье». Или встречались сразу после пробуждения без предварительно почищенных зубов и приведённых в порядок волос, которые, в случае Элайджи, приобретали любые формы, кроме устраивающих волшебника. Наверное, стоило задуматься, что раз заспанный вид Трэйси не вызывал иных положительным эмоций у Грэма, подобное происходило и с девушкой, однако Илай не задумывался. Больше его беспокоило то, как чувствовала себя МакМиллан, и именно поэтому за те несколько дней, что они провели, разделяя общую кровать, он старался пропадать из комнаты, когда надо, появляться, когда надо, и стучать дважды, прежде чем дергать дверную ручку и заявляться на порог с широкого шага. И до сих пор у него получалось весьма неплохо.
Что же до остального, к счастью, пребывание Трэйси МакМиллан в качестве гостьи несколько изменило семейные традиции. Дом Грэмов не был забит дальними родственниками, желавшими поесть бесплатный ужин и оказаться поближе к столице во время распродаж. Их компания ограничивалась летним составом и молчаливым недовольством Джеймса, готовившегося к предстоящим визитам ко всем, кто не доехал к ним. Зато Элайджа мог дышать спокойно. Никто не собирался попрекать несовершеннолетних в порочных связях или обещать прислать фату пра-пра-прабабушки в честь скорейшей помолвки. С него хватало шуточек Анны и нелепой попытки отца провести воспитательную беседу с опозданием в лет пять.
— Илай! Сколько можно, дай мне сходить в туалет, — громкий стук заставляет Грэма дернуться на месте и полоснуть щеку бритвой, которая с недавних пор стала надобиться всё чаще, чем вызывала скрытые приступы гордости у юноши.
— Тео! — рявкая, он кидает в раковину станок, хватает ватный диск, прижимая к ране, и громко топает к двери, — Какого хрена! Туалет есть внизу, туда и сходи, — приоткрывая вход наполовину, нервозным тоном чеканит молодой человек.
— Но там папа с мамой! — мальчик будто пугается и начинает говорить на порядок тише, — Я спущусь, и они заставят меня что-нибудь делать, — Илай хмурит брови и, отрывая ватку от щеки, тыкает пальцем в результат криков.
— И... это должно быть моей проблемой? — Теодор предпринимает попытку сказать что-нибудь ещё, — Ничего не знаю, туалет внизу, — что бы ни прозвучало следом, об этом услышала только хлопающая дверь.
Спустя несколько минут устранить тонкую красную полосу на лице, Элайджа сдаётся и, последний раз поправляя костюм, выходит из ванной. Младший брат чуть не сбивает его с ног, залетая внутрь, чем вызывает непонимающий взгляд и страдальческий стон юноши. Впрочем, Грэм и сам не спускался вниз раньше времени, зная, что с его родителями всегда можно было закончить с молотком или поварёшкой, если оказаться в неправильный момент у них на глазах. Хватило проведённой первой половины дня на морозе и парочки отбитых пальцев. Потому что по мнению Анны Грэм дом должен был быть не просто красивым, а виднеться с другого конца полушария, сверкая на всю улицу. А в таких вопросах Джеймс редко перечил своей жене.
— Трэйс, можно? — он останавливается напротив входа в спальню, аккуратно стуча и дожидаясь приглашения внутрь, — Готова? — сначала в проходе появляется голова Илая, а затем и всё туловище. На мгновение парень замирает на месте, испытывая знакомое ощущение врастания в землю, с которым столкнулся ровно год назад. — Ты очень красивая, — скомкано улыбаясь, бормочет волшебник и, прочищая горло, прикрывает за собой дверь. В костюме он всё ещё чувствовал себя нелепо и молчаливо ждал, когда они усядутся за стол, чтобы скинуть с себя хотя бы пиджак. Всякий раз, когда Трэйси надевала платье или выглядела чуть более празднично, чем обычно, ему хотелось потеряться на заднем плане. Потому что если она без усилий вписывалась в любой образ, Элайджа Грэм диссонировал со всем, что не включало в себя толстовки и кеды. Разве не глупо он выглядит, когда стоит рядом... с ней? Но сегодня он не мог позволить своим комплексам испортить праздник.
— Думаю, скоро можно будет спускаться, — подходя к девушке, спокойно произносит рэйвенкловец, — Ещё не поздно отказаться от полного опыта празднования истинно маггловского Рождества и не пойти в церковь, — негромкий смешок, — Хотя кого я спрашиваю, — улыбаясь, замечает молодой человек. С таким же успехом можно было поинтересоваться на счёт десятого визита Биг Бена. Не стоит, если не хотите оказаться там ещё раз. — Уже второй раз, кстати, — спеша прояснить озвученную мысль, парень продолжает, — Оказываешься в компании Грэмов на Рождество. Решила, что один недостаточное испытание, и решила пройти на сложном уровне? — ухмыляясь, он многозначительно бровями и тихо посмеивается. Пожалуй, это было корявым способом Элайджи сказать о том, что он был счастлив проводить этот праздник в её компании. Пускай он так и не научился справляться с волнением иначе, чем приступами заикания или шутками.
o u t f i t  |  # n p :  S l e e p i n g   A t   L a s t  –  R a i n b o w   C o n n e c t i o n

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Элайджу Грэма нельзя было назвать ярым ценителем праздников. Нет, он не сидел в углу, угрюмо смотря на мир и примеряя образ Гринча, но большинство дней рождений, годовщин и дней благодарения вызывали в нём не больше эмоций, чем любые другие обычные дни. Юноша не понимал, зачем людям были нужны даты, чтобы вручать подарки, говорить тёплые слова и относиться к близким с особенным трепетом, забывая обо всём этом на следующее же утро. И всё же зимний период ломал стену скепсиса волшебника, заставляя улыбаться гирляндам и дурацким украшениям, с каждым годом всё больше пугающим своей оригинальностью. Рождество было тем редким периодом, когда родители оставляли свои претензии к жизни за бортом, погружая дом в ностальгическую атмосферу детства, не тронутого взрослыми проблемами. Его забавляли сентиментальные песни, от которых скрипело сахаром на зубах, он любил семейные традиции, ничуть не изменившиеся со времён, отпечатавшихся в его памяти.
Присутствие Трэйси МакМиллан в их доме действовало на него чересчур положительно, что привыкшим к обычному безразличию юноши стало бы страшно. Нечасто молодого человека можно было застать за напеванием очередного зимнего шедевра, о котором все забывали со сменой года на календаре и вспоминали с наступлением холодов. Мороз совсем не пугал, когда твои пальцы спасал какао, заботливо приготовленный женской частью команды. И даже командный тон отца не раздражал. Илай послушно вбивал гвозди, а затем также послушно вынимал их, забивая в то место, куда метился изначально. В конце концов, не разжигать огонь ссоры – пожалуй, небольшая жертва во имя духа Рождества. Странное чувство семейности, несмотря на присутствие Трэйси в доме, было в лучшем смысле пугающим. Илай никогда бы не смог представить кого-то другого на её месте, и смотря как слаженно они суетились на кухне с Анной, и с какой понятной лишь одному ему мягкостью смотрел на девушку Джеймс, ловил себя на расплывающейся улыбке, резонирующей теплом по всему телу. Они были совсем юные – им было всего по шестнадцать, и никто не мог сказать с точностью изменится ли что-то через один, два, пять лет. И всё же Элайджа поддавался подростковым надеждам, что у них выйдет остаться такими, какие они сейчас.
Стоя перед ней в спальне, он переминается на месте, аккуратно разглядывая наряд девушки.
— Думаю люди несколько иного мнения о том, кому тут надо стараться, — негромко бубнит молодой человек под нос, отводя взгляд в пол, когда Трэйси оказывается перед ним. Элайджа так и не научился принимать комплименты, и оттого стушевался, стараясь скорей переключить внимание рыжеволосой. — Ты решила не изменять цветовой гамме прошлого года? — останавливаясь глазами на лице МакМиллан, парень улыбается и дергает бровями. Где-то здесь звучит немое: «Решила увидеть упавшую челюсть ещё раз?» Хотя вряд ли выбери волшебница другой наряд, что-нибудь бы изменилось. Трэйси МакМиллан обладала достаточным талантом, чтобы сразить юношу наповал даже в старых пижамных штанах и мужской майке. Она делала это и в спортивной форме на поле для квиддича, но эта история о падениях замертво гораздо печальней.
На уточнение о волнении Грэм удивлённо хмурится, стараясь разглядеть в словах Трэйси тень шутки. Но шутки там не находит.
— Ты ведь помнишь, что внизу тебя ждёт моя самая обычная семья, а не посол Франции? — щурясь, интересуется рэйвенкловец и тут же добавляет, — Они счастливы, что ты здесь. Поверь мне, ты можешь закинуть ноги на стол и есть в таком положении весь вечер, ничего не изменится, — он смеётся представляя эту картину слишком живо и чувствует короткое облегчение. Предпраздничный мандраж преследовал ни одну девушку, однако Грэм старался усмирить своё кроличье сердце до того, как кто-нибудь выявит в нём беспокойство. И под кем-нибудь подразумевалась Анна, всегда вовремя третирующая сына шутками над его проявлениями эмоций. Разве ни умилительно Илай заливается краской, когда женщина предлагает им ключ от спальни на всякий случай? Разве ни весело наблюдать за задыхающимся парнем, когда она интересуется о чём они шумели поздно вечером? Разве ни уморительно смотреть на его лицо, обнаружившее пачку контрацептивов в прикроватном столике с его стороны? У Элайджи был один ответ на все эти вопросы: нет.
К тому же у Анны Грэм были сообщники. Вряд ли осознававшие своё участие в моральной атаке в полной мере, однако пользующиеся этим положением. Трэйси МакМиллан говорит что-то о застёжке, и юноша не сразу улавливает смысл фразы, слегка хмурясь. Но стоит пережить полсекунды, и девушка разворачивается к нему спиной, делая свою просьбу понятной даже для запаздывающих в непредвиденных ситуациях извилин Грэма. Неуверенный короткий вдох.
— Да, конечно, — быстро бормочет молодой человек, сводя брови вместе ещё сильней, словно ему только что доверили ювелирную работу, а не обычную молнию. С абсолютной серьёзностью Элайджа шуршит сзади и спустя пару мгновений гордо сообщает о завершении поручения, надеясь, что щеки не выдадут его волнения. Он делает шаг в сторону выхода, однако слышит команду стойки смирно, машинально замирая на месте. — Что? — поиски Трэйси в чемодане не вызывают доверия, но волшебница вовремя произносит волшебные слова «никаких пластырей» позволяя Грэму вздохнуть спокойно. — Какая прелесть, — страдальчески улыбаясь и тяжело вздыхая, Илай мысленно рисует рождественский пластырь на своём лице и не может скрыть искреннего прилива радости, — Мои соболезнования, — смеясь от слов про утрату, юноша быстро добавляет, — Не могу сказать, что я расстроен, — от выражения лица Джеймса до хихиканья на последних рядах церкви друзей – ничто из этого не вызывало в нём желания налепить на себя детское проклятие, преследовавшее со времён Хогвартса. Потому что если однокурсники устали шутить по одному и тому же поводу, удивить этих ребят было не так сложно. А остановить практически невозможно. — Спасибо, — трогая себя за место, где успела подействовать мазь, Элайджа не скрывает широкой улыбки. Вероятно, он бы пережил даже несчастные пластыри с Сантой, но рассказывать об этом явно не собирался.
Девушка начинает суетиться и говорить о своей возможной кончине, отчего Илай заглядывает за её плечо, так и не улавливая что именно могло стоить ей жизни. Впрочем, через мгновение на наряде МакМиллан появляется брошка с эмблемой, предположительно, принадлежащей её шотландскому роду, если память парня о волшебных семьях не изменяла ему. Он улыбается, невольно задумываясь о том, насколько сильно разнились их традиции и празднования. Наверняка, приёмы МакМилланов были куда численней и торжественней, нежели обычный ужин в столовой, отличающийся от ежедневных лишь количеством блюд перед носом. Окажись Элайджа среди родственников Трэйси, юноша бы выглядел белой вороной на их фоне, как ни старайся. И именно в эту секунду рука волшебницы вырвала его из собственной головы.
— А? — не сразу соображая, что происходит, он машинально поворачивается к девушке и, чувствуя поцелуй на губах, тянет уголки губ вверх. — Я, — молодой человек открывает рот, чтобы заговорить, но его порыв прерывает назойливый топот, сопровождающийся достойным своей матери комментарием, — Спускайся уже, — шикая на сбегающую вниз макушку, Илай громко вздыхает и разворачивается обратно к Трэйси, смягчаясь, — Эта семья когда-нибудь сведёт меня с ума, — многозначительно округляя глаза, он чуть сжимает её руку, — Я счастлив, что ты здесь, — парень делает движение навстречу, собираясь поцеловать МакМиллан, однако на этот раз уже голос Анны повторяет их имена, останавливая Грэма на полпути. — Господи, — сопровождая обращение к небесам наигранным рычанием, Илай смиряется и тянет девушку вниз к ужину.
Запахи с кухни и столовой тут же ударяют по носу, заставляя желудок страдальчески урчать. Элайджа тянется носом в сторону праздничного стола, но громкий возглас матери останавливает его.
— Трэйси, милая, ты так чудесно выглядишь! Джеймс, куда я положила камеру? — женщина бегает из стороны в сторону, пока Илай отпускает ладонь своей девушки и проходит по углам комнаты, поднимая в воздух фотоаппарат.
— Вот эту? — сам по себе юноша не любил фотографироваться и старался всячески избежать позирований перед объективом, но что-то подсказывало – никто его здесь не поддержит. А возмутись он – можно будет начинать беспокоиться за свою жизнь. Тем более, против фотографии Трэйси в красном платье никто в здравом уме не стал бы возражать, но предложи он сделать её в одиночестве, велика вероятность, его бы неправильно поняли.
— Давайте-давайте, садитесь рядом с елкой, — Анна принимается подгонять их руками и занимает позицию профессионального фотографа, вызывая подавленный смех своего мужа, тут же замолкающего, стоит ей как следует зыркнуть в сторону старого скептика.
— Улыбнитесь! — игнорируя команду, Илай находит бедро МакМиллан и приклеивает девушку поближе, вызывая по-доброму недовольную команду матери позировать смирно.
[float=left][/float] — Хорошо, что мы не живем в 16 веке и с нас не собираются писать портрет, — наклоняясь к Трэйси, посмеиваясь, шепчет молодой человек, — Тогда можно было бы оставить надежды поесть до наступления рассвета, — Анна выкрикивает его имя, и Грэм побежденно застывает, стараясь улыбнуться в камеру, не напоминая себе испуганное животное перед фарами автомобиля. И секунду спустя резко поворачивается к волшебнице и спешно складывает голову ей на плечо, — Какое серьёзное лицо, — замечая старания Трэйси выглядеть как на обложке журнала, тихо хихикает рэйвенкловец. [float=right][/float]
— Ради всего святого, Илай! Ты можешь не дёргаться? — к сожалению, гнев Анны не вызывает ничего, кроме громкого смеха, хотя собрать своё лицо в кучу парень всё же пытается. Очередь переходит к Теодору, Анне и Джеймсу, и ко всем возможным комбинациям людей на снимке, пока женщина ни успокаивается и ни приглашает всех к столу, громко выдыхая.
Элайджа отодвигает стул, пропуская девушку к столу, чем вызывает странное движение бровями у своего брата. Одно хорошо – никто не рискнёт повторить вопрос про «чем занимаетесь» в присутствии матери, иначе обязательно получит свою порцию причин покраснеть. Когда все оказываются на своих местах, Джеймс прокашливается и обращается ко всем:
— Что ж, не будем изменять традициям и позволим гостям сказать молитву? — лицо отца не выражает ни доли сомнения в прозвучавшем предложении. Анна открывает рот, чтобы возразить, но останавливается, переглянувшись с мужем. Илай щурится и ловит себя на резком приступе улыбчивости, принимаясь съедать губы, чтобы не засмеяться. Короткий взгляд в сторону МакМиллан, и удержаться уже не получается, а следом смеётся и сам глава семейства.
— Он шутит, Трэйс, — вдыхая носом порцию кислорода, он кладёт свою руку на ладонь МакМиллан, теребя последнюю успокаивающим жестом. — А ты думала, что они просто так женаты? — смотря на родителей, смеётся молодой человек. Раньше отец смеялся и подшучивал над всеми чаще, и Элайджа всегда дорожил моментами хорошего настроения мужчины. — Осторожней, теперь он понял, что ты освоилась, и у нас два потенциальных мучителя, — и если хитрая гримаса Анны говорила сама за себя, то непробиваемая серьёзность Джеймса заставляла гадать смеяться ли или бежать прочь.
Он взглянул на папу ещё раз и коротко улыбнулся, будто только дня него. Последний тяжело привыкал к посторонним людям, и его попытка поиздеваться над волшебницей свидетельствовала о своеобразном посвящении в семью Грэмов, чему Элайджа был бесконечно благодарен.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Сказать, что Элайджа был определённо доволен тем, что видел в отражении зеркала, – явно неудачно пошутить. Как и большинства подростков, у Грэма был целый список претензий по поводу того, что встречало его по утрам и вечерам в ванной комнате, однако вместо того, чтобы сокрушаться всякий раз, он просто... смирился. Со своим странным длинным носом, явно приобретённым от матери и идущим её лицу куда больше. С непонятной фигурой, далёкой от юного Арнольда Шварценеггера – честное слово, он пытался что-нибудь изменить, тратил больше времени на квиддич, как-то даже таскался с отцом на утренние пробежки целое лето, всё оказалось тщетно. И именно поэтому смотря, как Трэйси МакМиллан втягивала живот, крутила шеей и пыталась изогнуться в позицию, по её мнению, соответствующую идеалам красоты, начинало хотеться ткнуть её в бок и испортить процесс. Вовсе не потому что Элайджа Грэм хотел, чтобы все рождественские фотографии его девушки выглядели непотребно.
Ему было бы понятней, примись она расставлять его руки в положение война-захватчика, попробуй она настроить свет так, чтобы лицо Илая выглядело хотя бы наполовину привлекательней, а то делала Трэйси на самом деле? В лучшем случае, он старался не акцентировать на этом внимания. Потому что иначе МакМиллан бы получила аккуратную и в то же время настойчивую оплеуху, и переубедить его в том, что юноша был неправ, было бы невозможно.
Грэм старался игнорировать заморочки девушек со своего факультета, но когда речь заходила о Трэйси – тяжеловато делать вид, словно ничего не замечаешь. Ведь она была красивой! И в пол оборота, и в одну четверть оборота, и с носом, склоненным чуть правее, и с носом, склоненным чуть левее. МакМиллан могла крутиться сколько угодно, итог был бы один: она всё ещё оставалась красивой, и остаётся пожелать удачи тому, кто попытался бы оспорить мнение волшебника. И Трэйси не оказалась бы исключением.
— Ещё одно слово, и будешь есть двойные порции, — кажется, словно молодой человек всего лишь шутит, и ключевое слово здесь «кажется». Если она похудеет ещё немного, он сможет поднимать её мизинцем левой руки. А похвастаться исключительной мышечной массой Элайджа явно не мог.
Когда семь кругов ада перед объективом заканчиваются, Илай вздыхает с облегчением и шмыгает носом в сторону праздничного стола, запах от которого заставляет желудок болезненно сжиматься. Его семье повезло, Анна редко страдала кулинарными извращениями и предпочитала готовить традиционные блюда без изысков в виде козьего сыра в каше или рубленых анчоусов в соусе для макарон. Что было ещё одной причиной возвращаться домой без тоски по Большому Залу и поварам Хогвартса.
Вероятно, не только из одного Элайджи выселялся дух скептицизма. Ещё с утра Джеймс невзначай поинтересовался как праздновали и праздновали ли вообще Рождество волшебники и, кажется, даже свыкся с мыслью о том, что какая-то часть еды могла быть подвергнута магии. Ему ли не знать с каким интересом относилась ко всему этому его собственная жена. А теперь отец и вовсе принялся шутить.
— О, поверь, ты явно переоцениваешь набожность этой семьи, — Грэм щурится и спешно добавляет, — Правда, окажись мы у бабушки, вот это был бы спектакль на полчаса. Небось пошли бы изгонять из тебя бесов, — многозначительно округляя глаза, он пересекается с недовольным взглядом Джеймса, — Что? — с наигранным недовольством парень цокает языком, — Из меня изгоняли. Когда она по-случайности наткнулась на наш учебник зельеварения в гостиной, — непробиваемое лицо серьёзности главы семейства смягчается, и Грэм слышит отчётливый смешок. Отец и сам прекрасно понимал, что набожность – одно дело, а попытки добавить святой воды внуку в тарелку – билет в белые стены. Впрочем, в любое другое время Элайджа всё равно бы получил ложкой по лбу за, пускай правдивые, но издевательства над бабулей-тираном, и потому старался пользоваться хорошим настроением Джеймса.
[float=left][/float]Когда Трэйси вложила свою руку в руку юноши и следом зажмурилась, он не сдержал тихий смешок. Его забавляло с каким усердием МакМиллан старалась следовать всему, что говорили им на маггловедении и рассказывал сам Грэм. Логичней было бы им подстраиваться под гостя, но наблюдая за энтузиазмом хаффлпаффки, не хотелось лишать её прикрас маггловской жизни. Которых, на её месте, Илай бы с удовольствием лишился.
Стоило им отпустить круг из рук, как юноша принялся набирать на тарелку больше, чем он мог физически вместить. Стащить что-то с кухни во время готовки – навлечь на себя проклятие в виде прожигающего взгляда Анны. Поэтому пришлось ждать вечера и терпеть назойливое урчание в животе. Заметив, что Трэйси не попробовала всё, что стояло на столе, Грэм подозрительно зыркнул на девушку, а затем несильно пихнул её в бок, спрашивая: «Передать что-нибудь?» Наверное, надо было говорить тише, потому что уже секунду спустя мать Илая засуетилась, принимаясь предлагать волшебнице всё, до чего последняя не дотягивалась. В такие моменты Элайджа с ужасом представлял, какой мать станет в старости. Интересно, выкатываться из её дома будут только внуки или это будет распространяться на всех членов семьи?
Элайджа вёл себя молчаливей обычного, и дело было вовсе не в том, что парню было нечего сказать. Вставить свои пять копеек ему было проще простого. Однако наблюдая за тем, с какой лёгкостью Трэйси МакМиллан находила подход к любому из Грэмов, Илаю не хотелось нарушать идиллию беседы своим мнением, и без того известным всем. Резкие возгласы о десерте, заставили его очнуться от блаженного созерцания и подскочить на месте. Каким-то чудом юноша успел забыть о, пожалуй, самой пугающей части празднования: вручении подарков. Угодить Элайдже было несложно, любое проявление внимания в свою его сторону воспринималось с радостью пятимесячного щенка, однако когда речь заходила о его собственных презентах... Илай выклёвывал свои нервные клетки раньше, чем люди успевали вспомнить, что скоро готовиться к Рождеству. И плевать, что угодить Трэйси МакМиллан можно было любой мелочевкой, которую память Грэма выстраивала по частоте упоминания слова «хочу». Ведь он мог ошибиться и выбрать из списка что-то менее желаемое! Не угодить с цветом. Размером. В конце концов, она могла расхотеть выбранную вещь. И вариации этого ночного кошмара наяву могли продолжаться бесконечно.
Трэйси захотела быть первой, и молодой человек невольно выдохнул. Внимательно он наблюдал за тем, как родители реагировали на содержимое упакованных коробок, то и дело посмеиваясь над удивлёнными глазами матери и тщательно скрываемого интереса отца. Быть может, девушка не заметила с какой надеждой в глазах смотрел на растение мужчина, Илай же умел читать Джеймса и видел, когда тот хотел что-то попробовать.
— Оторви, пап, — стараясь улыбаться не слишком хитро, он кивает головой на куст. Джеймс озадаченно трясёт головой, и к Элайдже присоединяется Анна.
— Ну же, давай, неужели тебе не интересно? — исходя на театральное недовольство, мужчина забирает кусочек из рук жены и недоверчиво кладёт его в рот.
— Засоленная... рыба?
— Серьёзно, пап? Нет бы подумать о карамели или дыне, в конце концов, — по столу проходится смех, пока глава семейства явно пребывает в недоумении от произошедшего в его рту и чёрной дыре в его трубке. Илай готов поспорить, что тот не успокоится, пока не насыпет табак так, чтобы тот заполнил всё пространство. От одной мысли, сколько ему придётся это делать, Грэм улыбается себе под нос. Погрузившись в изучение чужих подарков, он не замечает как приходит его очередь и, недоумевая, дергается при виде двух упаковок, которые вручает ему девушка.
— Уолша? — сова Элайджи улетела несколько дней назад, чтобы поспеть к сроку, и сказать по правде, юноша не ожидал получить что-то от друга. По крайней мере, до возвращения в школу уж точно. — Когда вы успели? Вот так не пройдёт и года, и вы начнёте секретничать у меня за спиной, — уже начали. Он хмыкает, улыбаясь, и аккуратно раскрывает первую упаковку, вытягивая оттуда зелёную ткань. — Чёрт, Трэйс! — слишком оживлённо восклицает юноша, — Кажется, мне придётся предать родину, — он поднимает майку в воздух и спешит пояснить, что именно вызвало в нём восторженный крик, — Это спортивная форма Ирландии. Даже не знаю, что опасней, надеть её на баскетбол или прийти в ней на тренировки, — оставлять её пылиться в шкафе он точно не собирался. Но судя по лицу Джеймса, выбрать второй вариант было, действительно, намного безопасней.
— Он... очень маленький, — едва сдерживая растягивающиеся в разные стороны уголки губ, он смотрит на девушку исподлобья и притягивает к себе второй подарок, — Ты сумасшедшая, — шепчет Илай, вторя беззвучному поздравлению с Рождеством. Что бы там ни было, зная МакМиллан, ожидать пуховой подушки было бы весьма наивно. С неизменной скрупулезностью он поддевает стыки бумаги, оставляя упаковку практически нетронутой, и вытягивает из неё содержимое, закрывая глаза, стоит рукам коснуться знакомой подушечкам пальцев поверхности. — Ты сумасшедшая, — говорит он куда уверенней, ещё не успев посмотреть на подарок, но уже определив, что это может быть. Ещё несколько секунд шуршания. В его руках оказывается инструмент, и прежде чем Грэм успевает что-нибудь сказать, из-за стола отзывается его младший брат:
— О! Что это? Что это? Ты умеешь на этом играть?
— Трэйси, ты, правда, сумасшедшая, — он не заканчивает фразу, смотря то на волшебницу, то на предмет в своих руках. Илай дергает головой, качая в такт собственным мыслям, а затем резко вздыхает, — Господи, Трэйси, я люблю тебя, — он задерживает взгляд на рыжеволосой и вовремя останавливает, чтобы не подписать себе смертный приговор издевательствами после прилюдного поцелуя. Резко меняясь в лице, Элайджа подтягивает инструмент к груди и хитро улыбаясь, проводит пальцем по струнам.
— Нет, но, — наконец обращая внимание на кривляющего гримасы Тео, отвечает молодой человек, — Теперь ты узнаешь, почему родители хотели сжечь гитару, когда я только начинал учиться играть, — прикусывая губу, он вновь опускает глаза на подарок и обращается к МакМиллан, — Спасибо тебе, — и под писк умиления Анны, его голос ломается, — Спасибо огромное, — угрожающе вдыхая через гневно расширившиеся ноздри, бормочет парень. Он уже собирается вставать, чтобы вручить свою упаковку, как Анна громко вскрикивает:
— Я следующая! — и добавляет ещё быстрей, — Я не смогла удержаться и купила вам кое-что, — женщина подскакивает с места, игнорируя предложение Теодора подать нужный свёрток. Она протягивает две идентичные упаковки в руки Илая и Трэйси, и с нетерпением пятилетнего ребёнка хлопает в ладоши, упираясь в них подбородком.
— Почему у меня плохое предчувствие по этому поводу, — бубнит рэйвенкловец, раскрывая оберточную бумагу. Хватает одного взгляда на сокрытое внутри, и по комнате раздаётся сначала громкий смешок, а затем хлопок ладони Грэма по собственной щеке.
— Вы теперь прямо как пожилая пара! — прилетает со стороны Тео, и Илай чувствует, как балансирует между желанием превратиться в оттенок из красной палитры и придушить своего брата.
— Скажи мне, ты долго ждала этого момента? — сдерживая улыбку, он поднимает глаза на мать, а затем поворачивается к МакМиллан, — Это никогда не закончится, — поражённый вздох. Опережая просьбу Анны, он скидывает с себя пиджак и натягивает свитер, поверх рубашки, [float=right][/float] — А где наше ожерелье с разбитым на двоих сердцем? — вылезая из горла, ехидно замечает Илай. Впрочем, едва ли он был недоволен на самом деле. Сам бы он никогда не стал предлагать делать что-то из списка «как быть самой типичной парой», но дело было скорей в стеснении, чем в отсутствии желания.
— Мне надо это сфотографировать! — с завидным воодушевлением женщина подскакивает с места и спустя мгновение возвращается с камерой, — Илай, что ты вечно с приклеенной улыбкой! Сделай что-нибудь интересное!
Балансируя между возмущением и отчаянием, он сгибает руки перед лицом и звучно гавкает, уставляясь на женщину. Мол, теперь довольна? Однако вместо аплодисментов юноша слышит тысячное «Элайджа», резко выдыхает и поворачивается к МакМиллан, обнимая её за плечи и утыкаясь носом в рыжие волосы, чтобы оставить короткий поцелуй в висок. И если бы ему сказали выставить в порядке убывания, что было хуже: «фу» Теодора, ухмылка отца или поросячий восторг Анны, – он бы вряд ли справился. Но всё вместе оставляло незабываемый эффект желания выйти в окно и замерзнуть.
— Ну вот, теперь мы вдвоём против них всех, — тихо шепчет он на ухо волшебнице и отпускает её. Как вообще в этой семье можно было показывать жесты внимания, если кто-нибудь обязательно делал жопу из лица или хрюкал в каком-то болезненном удовольствии? Не удивительно, что поначалу прикосновения заставляли Грэма умирать и воскресать по десять раз на дню.
Разумеется, никто не дал ему вставить и слово. Следом за Анной проснулся Теодор, а затем и сам Джеймс. Подарок Элайджи уже давно стоял в гостиной, заняв место старого комода и грозясь стать причиной бессонницы соседей. Так что в основном ими обменивались члены семьи, не забыв накидать в руки Трэйси ещё пару коробок с коробкой различных волшебных конфет от Тео, плойкой от Анны, заинтересовавшей девушку ещё летом, и набором заколок от Джеймса (которому явно не помогала жена, что вы). Поэтому когда очередь наконец-то дошла до молодого человека, его не покидало стойкое чувство паники и уверенность в том, что его выбор куда хуже остальных, и ему уже не придётся выкидываться в окно, краснея, – они сделают это с ним без помощи юноши. Начать он решил с родителей, не испытывая ужаса на их счёт в полной мере. Согласовав подарок с Трэйси, отцу он вручил табак, который тот курил в молодости, однако его сняли с производства и найти последний было крайне проблематично. Матери достался медицинский справочник анатомии, на который женщина заглядывалась в начале прошлого года. А Теодор получил свой подарок ещё по приезде, когда наткнулся на него во время попытки перевернуть общую спальню с ног на голову, так что его ждал презрительный прищур и кассета с их любимым плейлистом, в качестве утешительного приза для тех, кто уже всё узнал.
— Ты последняя, — переходя на полушёпот, Грэм спускает на колени в последний раз и встаёт перед девушкой с увесистой коробкой, — Я не смог остановиться на чём-то одном, — отдавая в руки груз, бормочет куда-то в ноги Элайджа, — Я считаю, что мой подарок – не подарок без еды, так что там есть что-то вкусное, что-то полезное и что-то, что, я надеюсь, пробудет с тобой много времени,  — он внимательно наблюдает за тем, как волшебница распечатывает упаковочную бумагу, нервно вспоминая всё, что там находилось. Планировщик домашних заданий он купил первым, услышав о нём от друзей и тут же вспомнив о каждом страдальческом вздохе МакМиллан о том, что она ничего не успевала и вечно что-то упускала. Разные конфеты и печенья он собирал на протяжении последних месяцев, то добавляя, то убирая то, что казалось ему недостаточно подходящим для праздника. В последней маленькой коробке было, пожалуй, самое дорогое приобретение, которое Элайдже доводилось делать самостоятельно. В ней лежало самозаправляющееся перо с корпусом из белой эмали и вбитого орнамента, на наконечнике тоже вырисовывался узор, а само перо переливалось перламутром и было длинным и пушистым. Затаив дыхание, Грэм наблюдал, как одна за другой коробочки открывались, и заговорил, когда очередь подошла к последней:
— Я подумал, что чем бы ты ни выбрала заниматься в будущем, ни один первоклассный специалист не сможет обойтись без главного инструмента, — тихий неуверенный смешок, — Который не похож на общипанную курицу, — пускай, Трэйси была куда аккуратней со своими письменными принадлежностями, обычные перья не шли в сравнение с тем, что лежало в коробке.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Потеряться в моменте – пожалуй, едва знакомое явление, которое редко снисходило на Элайджу Грэма. Спартанское ли воспитание или заложенная часть характера, протестующая изменениям, пустить всё на самотёк было для молодого человека сродни ночному кошмару. Позволить себе говорить первое, что приходило в голову, следовать сиюминутному порыву, не задумываться о том, что случится поступи он так, а не иначе, – всё это накатывало на юношу редкими вспышками и чаще всего в компании МакМиллан. В любой же другой ситуации Грэм принимался паниковать, воображать конец света и хвататься за любую возможность восстановить контроль над окружающей действительностью. И там, где система давала сбой, Элайджа справлялся хуже всего. Уже догадываетесь что барахлило?
Впрочем, он привык. И к тому, что задыхался по десять раз на дню, и к тому, что не мог сконцентрироваться на параграфе, когда Трэйси валяла дурака, тыкая его в щеку или щекоча волосами нос. Как выяснилось летом: МакМиллан не пугало, что в неё был влюблён Элайджа. И по касательной это перестало пугать Элайджу, по крайней мере, не до желания спрятаться на одной из крыш башен Рэйвенкло. Но признания за семейным столом? Пожалуй, это было из списка неожиданных нововведений и, как ни странно, прошло мимо осознания молодого человека. Нет, разумеется, чтобы оставить без внимания реакцию собравшихся, стоило немедленно ослепнуть и оглохнуть, однако остановить и переосмыслить самого себя – Илай не переосмыслил. И когда девушка уткнулась ему в плечо, отвечая тем же, это показалось Грэму таким естественным, что оставило ему силы на угрожающий взгляд в сторону Теодора, явно имеющего комментарий по поводу этой ситуации. Жаль, что комментарий пришлось оставить при себе.
— Твой дедушка? — удивляясь вслух, Элайджа тянется за сертификатом внутрь инструмента и, хмурясь, быстро пробегается глазами по тексту, — Передашь ему огромное спасибо? — поднимая взгляд на девушку, молодой человек слегка растеряно улыбается. Он подозревал, что Трэйси МакМиллан не смогла бы обойтись открыткой и полосатыми носками, но догадаться в какие дебри пустится фантазия волшебницы было испытанием даже для пытливого ума рэйвенкловца. Хотя, чего удивляться? Достаточно вспомнить на какие страдания подписалась рыжеволосая в добром порыве восстановить плеер молодого человека, и лежащая в его руках мандолина переставала казаться чем-то неожиданным. Удивиться бы стоило, если бы на её месте были как раз-таки полосатые носки. Купленные в магазине, а не сшитые золотыми нитями на заказ у троюродной бабушки.
— Хочешь об этом поговорить, Тео? — поправив рукава свитера, Грэм остановил долгий взгляд на младшем брате, а затем продолжил наблюдать за хлопочущей у ёлки Анной, как ни в чём не бывало. В отличие от Элайджи, Теодор обратил внимание на разницу между девочками и мальчиками куда раньше. Разумеется, всё это было по-детски и парочками обзывали тех, кто держался за руки на прошлой перемене, но Илай знал, куда бить, чтобы мальчишка заполз под стол от стыда. Или это не Тео провожал студентку с третьего курса Рэйвенкло несколько недель назад?
Смотря на то с каким восторгом Трэйси относилась ко всему, что попадало в её руки, юноша начал постепенно отходить. Волнение уже не было душащим в горле комом, а оставалось лишь ненавязчивым ускорившимся сердечным ритмом и надеждой, что радость девушки не закончится на секунде, когда она откроет первую коробку, подписанную его почерком. В конце концов, с едой он не мог промахнуться. Остальное можно было списать на «показалось» и убрать в дальний ящик стола.  Он бы не обиделся, пускай, и вскрылся бы где-нибудь на горемычной крыше башни Рэйвенкло.
— Идея такая, — когда первая упаковка отправляется прочь, Илай значительно веселеет, переставая расковыривать большой палец и незаметно потрясывать ногой. Открыть остальные функции чудо-книжки он решил позволить Трэйси самостоятельно. И скрестил пальцы на то, чтобы оказаться рядом в момент, когда блокнот выскажет своё первое недовольство тем, что осталось всего два дня до сдачи эссе, а необходимая литература так и не была открыта.
— В общем, если что-то не подойдёт, всегда можно... — однако он не успевает договорить последние слова до того, как МакМиллан вытаскивает предмет, за который Грэм беспокоился больше всего. Прикусив себе язык, молодой человек безмолвно наблюдает за лицом волшебницы, и когда видит необходимый результат, наконец успокаивается. — Я... так рад, что тебе нравится, — поджимая губы в улыбку, на одном выдохе бормочет темноволосый. Он не сомневался в том, что Трэйси не имело значения, сколько стоил её подарок, но избавиться от собственных предрассудков у Элайджи не получалось. Юноше хотелось соответствовать, хотелось иметь возможность бездумно купить ей любую мелочь, цеплявшую глаз волшебницы, и не копить присланные родителями деньги, чтобы хоть как-то приблизиться к тому, что делала дня него МакМиллан. Она могла сколько угодно говорить, что различия между ними не имели значения, Илай не переставал их от этого видеть. И они всегда сводились к одному: о МакМилланах писали в исторических книгах, о Грэмах? Их «свершениями» делились за обеденным столом и за ним же и забывали.
— Можно добавить Ж.А.Б.А. в список, — ухмыляясь, он смотрит на девушку исподлобья и падает щекой на подставленную руку. Наверное, только Элайджу Грэма волновали экзамены следующего года, когда шестой толком не успел начаться, но у него были на то причины. Илай не хотел оставаться никем, и можно догадаться, что именно толкало юношу на подобные мысли. У Трэйси всегда будет выбор. Волшебница могла учиться, могла оказаться последней в списках успеваемости, это не изменило ни отношения парня, ни её фамилии и полученных вместе с ней привилегий. В случае же молодого человека всё было просто: не хочешь учиться – не учись, только рассчитывать на место лучше, чем охранника в Дырявом Котле, не стоило.
Когда родители внезапно поднялись из-за стола и скомандовали собираться, Элайджа облегчённо вздохнул. Не попробовать десерт Анны – навлечь на себя беду, а впихнуть в себя ещё что-то Грэм не мог. И когда юноша уже начал стягивать с себя подарок, его остановила тянущая в сторону рука.
Вопросы сыпятся на него один за другим, заставляя волшебника то хмуриться, то удивлённо вскидывать бровями, не сдерживая улыбки. Он предполагал, что поход в церковь беспокоил МакМиллан примерно в той же степени, как всё происходящее в доме Грэмов, но никак не мог привыкнуть к подобным реакциям. Воскресные мессы были частой традицией, когда юноша не имел ни малейшего понятия о существовании магии, так что процесс сидения в окружении икон не отличался для него от похода в супермаркет. Правда, в церкви никто не наезжал на тебя тележкой и не обругивал с ног до головы.
— Для начала, — делаясь намеренно серьёзным, поучающим тоном начинает Грэм, — Стоит надеть куртку, — он тихо хихикает, замечая, как Трэйси сжимает его руку, и аккуратно трясёт её в ответ, — Ничего не надо, — его интонации становятся теплей, — Мы всего лишь сядем послушать службу, и можно будет возвращаться домой. Не стоит ждать от этого, — Элайджа сводит брови вместе, — Чего-то особенного. Ну, разве что только, — парень резко щурится и расплывается в кошачьей улыбке, — Там увидишь, — сидеть на воскресных службах было не единственной традицией семьи. Когда юноше исполнилось шесть, его сдали в церковный хор в поисках применения талантов в музыке, и пастор хорошо его помнил, несмотря на то, что с поступлением в Хогвартс участвовать в жизни церкви стало проблематично. Предложение матери взять его в качестве пианиста на вечер было принято с энтузиазмом. Только вот Трэйси знать об этом было совсем не обязательно, хотя волшебник сомневался, что религиозные песни могли хоть как-то воодушевить МакМиллан.
— Вы идёте или нет? — доносится из коридора, и Грэм подскакивает на месте, продолжив стягивать с себя свитер. Джеймс обладал талантом собираться за полторы секунды и не стеснялся подгонять своих родственников с недовольным лицом. [float=left][/float]
— Пойдём, пока он не заставил нас бежать кросс до входа в церковь, — уже поправляя рубашку, говорит молодой человек. Времени оставалось предостаточно, но легче было сделать, как просят, чем спорить с отцом, поэтому пиджак и куртка полетели на плечи Грэма на полпути ко входной двери.
Сбегая по лестнице, он чувствует лед под ногами и притормаживает, чтобы дать МакМиллан свою руку. На улице было холодней, чем выглядело из окна тёплого дома, а с установкой «мы опаздываем» перебирать ногами надо было активно, и молодой человек не хотел собирать отвалившиеся конечности своей девушки на обратном пути. Уже спустя пару минут они подошли к месту назначения, и смысл торопиться стал понятен. Народу перед зданием было достаточно, и все суетились, стараясь поскорей попасть внутрь и занять удобные места, словно это был какой-то концерт, а не обычный поход в церковь. Потянув Трэйси за собой, он здоровается с соседской семьей, занявшей им места на первом ряду, и пропускает родителей к ним, стараясь не обращать внимания на отрывки из разговора полушёпотом о «девочке рядом с Элайджей».
— Ещё немного, и станешь местной знаменитостью, — хмыкает себе под нос Грэм, оборачиваясь к рыжеволосой. А через год они все дружно начнут спрашивать когда свадьба, и на этой мысли юноша закашливается. — Под скамейкой есть книжечка, священник будет называть параграфы, так что ты сможешь следить, — тут же перегибаясь, чтобы достать последнюю, поясняет волшебник. Он задерживает свой взгляд на Трэйси и тепло улыбается происходящему в своей же голове. Сколько бы Грэм ни задирал бровь, отказываясь понимать почему МакМиллан была готова на любую авантюру, особенно связанную со скучным населением магглов, ему было приятно, что она на всё это соглашалась. Да ещё и с рвением, которому позавидовал бы любой религиозный фанатик.
Их прерывает мужчина в длинных одеждах, поднимающийся на сооруженный пьедестал и приветствующий собравшихся. Практически мгновенно в помещении наступает тишина, и мужской голос заполняет всё пространство. Вся процессия занимала не больше пятнадцати минут – местный священник не был поклонником длинных речей, и как только он замолк, наступила неофициальная часть из короткой сценки детской группы при церкви, за которой следовал хор.
— Останешься с моими родителями, хорошо? — начиная подниматься, он наклоняется, чтобы шепнуть Трэйси на ухо, и также обрывисто целует её в висок. — Не дрейфь, из меня не сделают ещё одну Венделину Странную, —  быстро поднимаясь к пианино, установленному в углу сцены, Элайджа поправляет пиджак и аккуратно кладёт руки на прохладные клавиши. В отличие от баров и местных фестивалей, выступать перед прихожанами не вызывало в нём неподдающейся контролю паники. Серые стены и характерный запах ладана действовали на юношу успокаивающе и, найдя среди лиц рыжую макушку, он широко улыбнулся и подмигнул ей. Кивнув святому отцу, дирижирующему хором, Илай начал играть.
Песен было немного. Пять-шесть, чтобы не утомлять младшую часть детей. И на последней Элайджа повернул микрофон к себе, поворачиваясь к, по большей части, знакомой ему толпе.
— Здравстуйте, дамы, господа, и с Рождеством вас, — он произнёс недлинную поздравительную речь и уже к концу добавил, — Эта песня будет последней. Доброй вам ночи, — и в зале опять разнеслась музыка, но на этот раз хор сопровождал голос Элайджи.
Когда хор заканчивает, Грэмы слаженно поднимаются и тянут девушку на выход, ссылаясь на то, что Илай догонит. Распрощавшись со священником и группой, юноша спешно накидывает на себя куртку и, выцепляя спины в расходящейся толпе, проталкивается к ним.
— Между прочим, я был ослом, когда мне было пять лет, — резко вырастая сбоку от Трэйси, смеясь сообщает молодой человек, — Ну, в детском спектакле, — они проходят несколько шагов, и он вновь говорит, — Как тебе? Можешь говорить правду, никто тебя здесь не понесёт прибивать к кресту в качестве новой статуи, — холодный воздух рассекает командное «Илай!», но парень лишь поворачивается к отцу и с широкой улыбкой, поднимает руки вверх, — Хорошо-хорошо, никто не будет устраивать охоту на рыжеволосых ведьм. Так можно? — мужчина устало зыркает на волшебника и что-то шепчет Теодору, который в свою очередь обращается к матери. Элайджа только хмурится, однако спустя несколько секунд понимает – зря. Лучше бы бежал.
— Закидывай их снежками! — орёт маленький барсук.
Всё происходит молниеносно. Семья рассредотачивается к сугробам, и Илай только и успевает, что выкрикнуть отчаянное: «Чёрт! То есть, Мерлин, Трэйси, бежим!» Он хватает девушку за ладонь, рывком тянет её за собой и по дороге старается подобрать снег, чтобы закинуть его в отстающее сзади семейство. Грэм смеётся, задыхается, но продолжает спасаться, и только рядом с домом замечает, что родители и брат вымотались и бросили гнаться за ними или устроили побоище между собой.
— Кажется, оторвались, — тяжело выдыхая, он отпускает МакМиллан и сгибается, упираясь в колени. Его щеки горят, ботинки вымокли насквозь, заправленная рубашка выбилась из брюк, а внешний вид явно оставляет желать лучшего. Однако юношу волнует совсем не это. Расплываясь в хитрой ухмылке, он щурится. — А ты что такая довольная? — резко выпрямляясь, он хватает горсть снега в ладонь и не сбавляя скорости подлетает к Трэйси, чтобы закинуть щедрую порцию за шиворот. Следом слышится лишь злорадный смех, слоновий топот по крыльцу дома и громкий хлопок дверью спасающихся бегством. Хотя что-то Элайдже подсказывает – вряд ли это конец.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Говорят, первое впечатление обманчиво. И смотря на Элайджу Грэма, неожиданно одержимого бесами, стоило незнакомой массе скрыться за горизонтом, поверить в теорию не составит труда.
Он представал перед людьми океаном спокойствия и выдержки, склонного к глубокому анализу происходящего вокруг. В допустимых мерах, разумеется, ведь старательный ученик, спортивно и музыкально одарённый юноша никак не мог оказаться петардой местного разлива? Наверное, стоило спросить у Трэйси МакМиллан в сакральный момент, когда ледяная охапка снежных хлопьев принялась таять и скользить по спине. Она бы точно смогла просветить несведущих о неподвижном штиле по имени Элайджа, ведь его умиротворение девушке приходилось переживать если не каждый день, то определённо часто.
Были ли это сорванные с ног туфли или трёхочковый за шиворот, Илай бы не смог объяснить, откуда заразился бешенством. Вероятно, потому что случилось это так давно, что другим себя волшебник не помнил. Примерно в то же время он познакомился и с самой Трэйси, так что можно было сказать, что с этого ракурса в их отношениях царила стабильность. Конечно, первые три-четыре недели знакомства Грэм тушевался, стараясь больше слушать, чем говорить, но не прошло и месяца как МакМиллан разглядела в тихом омуте чертей, выскакивающих на неё из-за угла и пугающих страшными историями про чёрных кошек, лестницы и опрокинутую на стол солонку. К слову, об этом молодой человек искренне сожалел, совсем не предвидев, что шарахаться последних рыжеволосая не прекратит никогда.
Кто знает, была ли это месть за полученные сотрясения, не выветрившееся из штанов детство или комбинация из двух вариантов. Элайджа и сам не успевал отслеживать, как очередная идея ударяла молоточками в сознании, и вот он уже несётся, зычно хохочет и хлопает входной дверью, спасаясь от якобы разъярённой Трэйси. Громкие проклятия в спину только подстёгивают юношу. Задыхаясь, он даже успевает обернуться себе через спину, оценивая масштаб разрушений, бегущих следом. Ему конец. По крайней мере, именно эта мысль пульсирует в висках, когда Элайджа скидывает ботинки, спотыкаясь об ковёр, принимается бежать в сторону кухни и понимает, что бежать, собственно, некуда. Конечно, он может попытаться запереться в подвале или под лестницей, только вот хватит чётко произнесённого «Алохомора», и пользы от убежища не будет никакой.
Дверь хлопает во второй раз, оповещая о приближении МакМиллан. Сжавшись, волшебник замирает на месте и, подобно оцепеневшему кролику, смотрит в глаза несущегося на него автомобиля. Трэйси недовольно восклицает, заставляя юношу встать в позу сдающихся, задрав руки в воздух. Что-то подсказывает – бесполезно. Этот бешеный барсук не бросает дело на полпути, и когда Грэм уже готов умереть смертью храбрых, сценарий делает оборот на сто восемьдесят градусов. Она тянет его за галстук? Илай не успевает отследить ход мыслей человека на против, а когда шестерёнки звенят осознанием, становится слишком поздно. Ему только и остаётся, что краснеть, тяжело выдыхая, когда третий хлопок двери заканчивает своеобразное наказание, выбранное Трэйси.
— Не уверен, что это отучит меня кидаться снежками, — пускай, ему хочется забиться в угол от стеснения, здравый смысл командует вернуться на улицу, взять лопату и устроить снежную лавину спине МакМиллан. Где-то здесь теряется шутка про куда более суровое наказание, но тонкие струны психики Элайджи не позволяют произнести её вслух. Кто знает, вдруг волшебница воспримет сказанное, как сигнал к немедленному исполнению, а молодой человек совсем не уверен, что выйдет из этой битвы на тонком лезвии живым.
Спустя несколько мгновений в зале появляется забытая позади семья, и Илай машинально скрещивает руки на груди, завидев хитрую экспрессию матери издалека. Когда-нибудь она перестанет заставлять его чувствовать себя так, словно они не поцеловались, а устроили оргию, и несчастный Теодор получил травму на ближайшие сто лет, оказавшись свидетелем в неправильном месте в неправильное время. А пока парень тихо выдыхает, искренне радуясь смене темы на десерт.
— Если кто-нибудь не желает тащить меня наверх на своей спине, то я пас, — в церкви они провели достаточно времени, чтобы съеденное переварилось, однако тяжесть, прибивающая к полу, никуда не исчезла. Наоборот, после забега на выживание увеличилась в несколько раз, теперь давя не только на желудок, но и на плечи, веки и уставшее тело. — Так что доброй ночи, — он смотрит на МакМиллан, согласно кивающую их плану раствориться на втором этаже, и следует к ёлке, аккуратно укладывая полученные подарки стопкой. Приходится торопиться, пока Анна не осознала, что столовая не убрана, и никто не предлагает свою кандидатуру в помощь. Быстро перебирая ногами за МакМиллан, Грэм слышит командный голос матери, останавливающий младшего брата, так удачно отлынивавшего от работы на протяжении всего дня.
— Быстрей-быстрей, пока она не вспомнила о том, что мы тоже здесь есть, — хихикая в подарки в руках, шепчет молодой человек. Его пальцы до сих пор подрагивали от количества вбитых гвоздей, и чувство выполненного долга перекрывало стыд за оставленного на произвол судьбы Теодора. Тем более, что как бы он ни любил своих родственников, проводить время наедине с МакМиллан ему нравилось куда больше.
Прежде чем зайти в общую спальню, он заворачивает в детскую, чтобы закинуть свитер в шкаф, с особой аккуратностью положить подарок Трэйси на рабочий стол и захватить укулеле. Прислушавшись к шуршанию, сначала заходит голова Элайджи, оценивающая обстановку, а затем появляется и сам молодой человек. Невзначай он суёт инструмент к углу тумбочки, вставая напротив выгнувшейся в неестественную позу рыжеволосую. Наверное, стоит предложить ей помощь? Но тогда помощь понадобится не только Трэйси, и запускать порочный круг Грэм явно не готов.
— Со средним баллом десять из десяти, думаю, что ты можешь гордо называть себя истинным магглом, — тёплая улыбка появляется на лице юноши. Она выглядела успокоившейся, однако испытывать ранимое сердце своей девушки он не хотел. Пускай ему было трудно оценить, что именно заставляло МакМиллан исходить на панику, когда её окружали самые что ни на есть простые люди в этой Вселенной, история с солонками и впечатлительностью Трэйси навсегда выбила установку: если волшебница спрашивает что-то больше одного раза, шутить по этому поводу не стоит. Самому же придётся подтирать сопли, уверять, что на под кроватью её не ждёт Фредди Крюгер и семья Грэмов не выбила её имя в списке персон нон грата. — Кстати, — он хмурится сильней, наблюдая, за развернувшейся битвой Трэйси против платья. И проблема не в том, что эта борьба происходит, а скорее в том, что когда-нибудь она закончится, отчего лампочки в голове парня начинают подавать сигнал бедствия, — Завтра родители собираются поехать по родственникам, у Теодора сбежать не получится, а вот если ты откажешься, нас заставлять не будут. И поверь, мы ничего не пропустим. В лучшем случае, они начнут показывать продырявленную молью вуаль, в которой пра-прабабушка выходила замуж, в худшем... — поджимая губы, Элайджа перебирает всю палитру вопросов, на фоне которых Анна покажется безобидным цветком, — Ты не хочешь этого знать, — морща нос, бормочет Грэм. — Зато ты сможешь ощутить все прелести моего детства, когда можно было прожить весь день в пледе перед телевизором, — с фильмом «Один дома» на завтрак и заканчивая «Крепким орешком» к вечеру. К слову, последний не имел ни малейшего отношения к празднику, однако крутили его так, словно вся Англия только и ждала, чтобы посмотреть на лысую голову Брюса Уиллиса. Впрочем, Илай точно ждал. С ощущением сотворённой пакости, затаив дыхание, он делал звук потише, когда главные герои принимались вспоминать чьих-нибудь матерей. И периодически получал оплеухи от Джеймса, хотя тот умел проклинать мир куда оригинальней главного героя.
Ностальгировать Грэм мог долго. Жаль у МакМиллан были другие планы.
Девушка перестаёт дергаться, словно запутавшийся в водорослях морской котик. Вероятно, за это щедрое сравнение происходит то, что происходит, потому что в следующую секунду волшебница поворачивается к Элайдже спиной, чётко определяя свою проблему и её единственное решение.
⏤ А? — непроизвольный вопрос вылетает явно не потому что Грэм не понимает, что от него хотят. К сожалению понимает, но из внутренней истерики заполняет пространство иными своему сердцебиению звуками. — Сейчас, — резко встрепенувшись, буркает темноволосый и присаживается на кровать рядом. С экспрессией глубокой озадаченности он глубоко вдыхает и тянет за застёжку с той же серьёзностью, с которой застёгивал её этим вечером. — Готово, — правда, звучит это с меньшим энтузиазмом, чем когда платье крепко держалось на МакМиллан. Мысль о том, чтобы ретироваться чистить зубы мелькает в голове Элайджи, и примерно тогда же теряет какой-либо смысл. Он только и успевает, что дёрнуть взгляд в сторону, прослеживая смену красного наряда на майку боковым зрением. Не специально, разумеется. Но никто ему не поверит.
— Я, — звучит как: «...явно испытываю проблемы с речевым аппаратом.» Хотя сказать юноша хотел совершенно другое. Стараясь отвлечь собственный мозг от звуков сирены в ушах, он вспоминает то, с какой целью притащил привычный инструмент. — У меня был ещё один подарок, — постепенно переставая напоминать личность, не обремененную интеллектом, он резко перекатывается через кровать ко второй тумбочке, дёргает ящик, многозначительно поднимая брови от лежащего там «подарка» матери, и тянется совсем не к нему. В его руках оказывается волшебная палочка, взмахом которой Элайджа заставляет защёлку цокнуть, и затем по комнате разносится чёткое: «Силенцио!» — даже не задумываясь, что это может выглядеть странно, он закидывает палочку обратно, и только потом смотрит на девушку, — Они душу из меня вытрясут, если кто-нибудь услышит, а она мне ещё нужна, — смеясь под нос, быстро говорит молодой человек. Теодор спал напротив, и перенести цитирование строчек с искривлённым лицом – юноша бы не перенёс. Ко всему прочему, вряд ли родители уснули. Анна была в состоянии прийти слушать домашний концерт под дверь, и в ту секунду, когда за тонким разделяющим барьером бы послышались аплодисменты, Грэм бы вышел в окно. Нет, он не стеснялся своих чувств к Трэйси, несмотря на то, как активно семья пыталась его за них пристыдить. Он мог стесняться себя, но проблема здесь крылась скорее в том, что это было личным. Тем, что молодой человек хотел разделить на двоих, прежде чем рассказать остальному миру и даже ребятам из группы, уже успевшим спросить его о новых произведениях и получившим неоднозначное пожатие плечами вместо ответа.
[float=left][/float] — Не могу же я оставить тебя без своего завывания на Рождество? — подскакивая с кровати, он хитро улыбается и возвращается на кровать, держа в руках орудие массового поражения. Или хотя бы поражения одной Трэйси МакМиллан. С тех пор, как темноволосый пообещал не скрывать черновики, пришлось быть изворотливей, чтобы волшебница не отследила свой подарок до назначенной даты. И несколько раз он чуть не провалил план конспирации, не вытащив исписанные листы из тетради, в которой хранилось большинство его текстов. Но судя по выражению лица МакМиллан, она явно не подозревала, а значит, миссия выполнена.
Он волновался. Пожалуй, ещё больше обычного, потому что их не разделял занавес из слепящего света, не мешала скачущая под сценой толпа. На мгновение эта затея показалась ему самым настоящим самоубийством, но спасаться бегством, когда твои пальцы вот-вот сыграют первый аккорд, было бесполезно. Зная Трэйси, эта мадемуазель схватила бы его за ногу, заставив парня закончить начатое. И поэтому он ослабляет руку, позволяя ей скользнуть вниз и заполнить комнату звуками укулеле.
Элайджа еле слышит собственный голос, перекрытый ударами сердца, резонирующими в ушах. Лишь изредка юноша поднимает глаза на Трэйси, чтобы тут же их опустить, чувствуя, как щёки горят всё сильней и сильней. Он подозревал, что петь собственное произведение наедине будет куда сложней, чем Биттлз или даже самую сопливо-розовую песню Элвиса Прэсли, которыми он мучал её в Астрономической Башне. Однако к концу умирать он перестаёт: измученный непрекращающейся паникой организм исчерпывает все ресурсы, и волноваться становится нечем.
Элайджа играет последний аккорд, останавливает руку и застывает в этом положении, прикусывая губу. Несколько секунд он мозолит одеяло, а затем смотрит наверх, еле слышно произнося:
— С Рождеством, Трэй.

S H E ' S   A   B U T C H E R   W I T H   A   S M I L E ,  C U T   M E   F A R T H E R ,  T H A N   I ' V E   E V E R   B E E N

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Ещё полгода назад Элайджа не смог бы представить, что когда-нибудь окажется здесь. Не в буквальном смысле, разумеется. То, что он проводил каникулы дома, не сотрясало воображение молодого человека. А вот нахождение Трэйси МакМиллан в майке в их общей кровати вполне могло. Скажите спасибо, что он перестал удивляться факту их отношений. Ну, или хотя бы делал это не по десять раз на дню.
Называйте это чрезмерным пессимизмом, однако Элайджа довольно часто возвращался в те моменты своей жизни, которые нельзя было назвать успешными, не прикусив языка. Не для того, чтобы, как говорится, опуститься на дно и почувствовать вес бытия на собственных плечах, когда вокруг праздник и фейерверки. Это помогало ему отделять важное от мелочного, выявлять верные решения в бесконечной череде маленьких событий, которые можно разглядеть только спустя какое-то время. Пригласить Трэйси на бал. Позвать к себе на лето. Выкричать на неё свои чувства. Впрочем, в последнем можно было опустить часть с орами подстреленной лани, но он исправлялся, честное слово.
Хотелось юноше или нет, все эти воспоминания шли в ногу с мыслями о том, что он недостаточно хорош, с ревностью к Итану и бестолковой обидой на то, чего девушка даже не делала. И если мотание по кругу плёнки прошлого чему-то его научило, так это не жить в своей голове. Потому что стоило молодому человеку исключить МакМиллан из увлекательной беседы между юношей, его мозгом и самой волшебницей, происходили катастрофы местного разлива. Наверное, поэтому, как бы страшно ни было сидеть перед ней с гавайской гитаркой, чувствуя себя соизмеримо маленьким, Элайджа упорно боролся с самим собой.
Они с ней были во многом похожи. Дурацким чувством юмора, где налить друг другу липкой слизи за шиворот было верхом оригинальности. Искренней нелюбовью к ссорам и настойчивыми попытками избежать их любой ценой – право дело, смотря на другие парочки, начинало казаться, что они неправильно встречаются. Переходящей все границы сопливостью, которую Илай мужественно делил на два, но все мы знаем, что они были способны сесть наедине и поплакать от счастья, просто потому что есть друг у друга. И всё же одинаковыми они не были.
Трэйси видела во всём хорошее. В мелочах и в людях. В возможности пойти вместе на танцы, разделить общие каникулы, начать встречаться. Илая же угнетали любые перемены. Казалось бы, что может быть плохого в том, что ты проведёшь Святочный бал со своим самым близким другом? Что она приедет к тебе в гости? В конце концов, разве можно было увидеть в их отношениях повод для расстройства? И нет, конечно, нет. Только страх, который юноша испытывал, был всегда прямо пропорционален радости. Переступить тонкую черту дружбы, говорить всё, что у тебя на душе, вверить собственное счастье в руки другого человека – это был большой риск. Без гарантий и заключённых договоров, где тебе обязательно возместят ущерб или хотя бы починят сломанное. Когда-то Грэм считал, что искренняя вера в лучшее волшебницы, было ничем иным, как легкомыслием – и сказать по правде, отчитал себя за это не один раз.
Трэйси была храброй. Куда храбрей, чем он, и сейчас речь не о геройстве и ударах в грудь за принципы, двор и семью. Он понял это не сразу и долго злился, что он – Элайджа Грэм, студент из дома умников, – доходил до такой простой истины так долго. Она рисковала в той же мере, вручая юноше собственное сердце, и на счету Илая было куда больше подводных камней. Порой резкий, не всегда способный выразиться правильно, он помнит все те разы, когда случайно обижал её, не считаясь с куда более ранимой натурой МакМиллан. Несмотря на всё это, Трэйси в нём не сомневалась. Каким-то магическим образом не видела всего списка его худших качеств, искренне полагая, что Илай не подведёт её сердце. И больше всего на свете он этого хотел: не подвести. Рядом с Трэйси МакМиллан ему хотелось быть лучше, даже если это означало, что надо было чаще рисковать.
— Глупости, — не сдерживая улыбки, он всё ещё цепляется за инструмент в своих руках. Ненадежный щит от... Элайджа понятия не имел, от чего защищался, и всё же сердце билось так, словно он смотрел в глаза опасности и готовился быть раздавленным последней. В каком-то смысле, не зря боялся, хотя «раздавленный» в разрезе Трэйси было смелым заявлением. Скорее, еле ощутимо подмятый, потому что сколько бы она ни жаловалась на свою фигуру, играть в борцов сумо с ней было бы неинтересно. Весьма метафорично девушка убирает последнюю оборонительную линию из рук волшебника, заставляя Грэма глубоко вдохнуть и взволнованно напрячься. Она плачет, она улыбается, она выглядит так, как выглядит счастливая Трэйси МакМиллан, – пускай слёзы в этом коктейле всё ещё удивляют молодого человека, – и всё же Грэм продолжает волноваться. Вдруг она научилась изображать искреннюю радость лишь бы он не расстраивался на счёт своих писательских талантов? Быстро моргая, Илай отгоняет бестолковую панику прочь и концентрирует своё внимание на Трэйси, обнимая её за спиной.
— Тогда её миссия точно выполнена, — парень негромко смеётся и спешит добавить, — Первая часть. Заставить тебя рыдать я всё же не хотел, — он ворошит ей волосы, тыкается носом в рыжую копну и чувствует, что становится больно улыбаться. Его фотографию можно вешать напротив фразы: «Улыбка от ушей, хоть завязочки пришей.» Видимо, кто-то и пришил, раз уголки губ не опускаются, несмотря на сведённые щеки. — Ну, что ты, — Элайджа смотрит на неё со всем теплом и любовью, которые в нём были. Улыбаясь «вниз», юноша сводит брови и аккуратно стирает с лица МакМиллан солёные дорожки. И за что ему так повезло? Когда-нибудь Илай перестанет удивляться, что незатратные жесты внимания с его стороны ценились ей так сильно. Нет, он вложил всю свою душу в то, что написал, но оборачиваясь на законченный подарок, Грэм не видел в нём поводов рыдать от счастья. Это была всего лишь песня. Исписанный клочок бумажки и три минуты звуков укулеле. Если задуматься, дело было не в песне, его удивляло, что «я тебя люблю» от Элайджи Грэма могло принести кому-то столько радости. Он ведь просто Илай. С просто песней. А Трэйси продолжает хлюпать носом и говорить о том, что любит его, и пожалуй, это уже его повод почувствовать себя самым счастливым человеком.
— Я тоже тебя люблю, — сердце делает кульбит, когда парень продолжает смотреть ей в глаза, произнося это, — Хоть я это уже и говорил, — он чуть морщит нос и показывает ей язык, отделяя последнее слово, — Сегодня, — потому что было проще отшутиться, чем умереть. В этот вечер он был к этому как-то по-особенному часто близок. Обнимая волшебницу, он утыкается ей в шею носом и сидит так некоторое время, пока наконец не заставляет себя сдвинуться с мёртвой уютной точки, — Это ужасно, насколько долго я могу так сидеть, но, кажется, моя нога сейчас превратится в кусок безжизненного мяса, — если уже не превратилась. Всё это время он сидел, подмяв правую ногу под себя, и из-за волнения во время игры и переизбытка эмоций после, не заметил, что постепенно начал её терять. МакМиллан слезает, и юноша понимает, что совершил ошибку. В конечность резко вступает, отчего Элайджа издаёт невнятный стон подстреленного животного, падает на бок и принимается смеяться, сквозь подступающие слёзы.
— Трэй, я умираю! — не имея возможности пошевелить затёкшей частью тела, он постепенно сползает к полу и продолжает задыхаться смехом, пока боль и щекотка не стихают, позволяя выдохнуть. Ещё несколько секунд Грэм лежит неподвижно, а затем стягивает оставшиеся на кровати ноги за собой и наконец поднимается. — Кажется, на сегодня я остался инвалидом, — подхрамывая, молодой человек встаёт напротив кровати и скидывает с себя пиджак на стул, принимаясь расстёгивать рубашку. Улыбаясь, он смотрит на Трэйси, а затем... резкая остановка. Илай щурится, зависает с руками на второй пуговице и сводит брови к переносице, как если бы решал тест по зельеварению.
— Стой, Трэй, — он раскрывает рот, собираясь продолжить, но вновь повторяет цикл прищур-остановка-хмурые брови. Он так волновался перед последним подарком, что не придавал значению тому, что говорила волшебница, пока Грэм находился в поисках палочки, укулеле и морального настроя. Но запоминать – запоминал, как делал это со всем, что происходило вокруг. — А... что ты думала я тебе подарю? — перед его глазами вырисовывается очевидное смятение в лице МакМиллан, возгласы, краснеющие щеки. Это явно не походило на реакцию от песни, потому что он уже пел ей, и обычно это вызывало шторм эмоций, но совершенно иного рода. Ещё раз Элайджа проматывает все свои действия от начала до конца, пытаясь выискать там намёк на то, чего ожидала Трэйси. И если начинает он это с мыслью, что не оправдал какие-то из её ожиданий, то заканчивает... даваясь жизнью.
[float=left][/float] Наивно Илай следит глазами к тумбочке, повторяет в голове оба заклинания и слова о необходимой ему тишине и возможных шутках матери. Он всего лишь готовился к песне, но если выкинуть из уравнения это знание... Бордовым его щёки загораются в ту же секунду. Непроизвольно Грэм давится смешком, вовремя останавливая его на полпути. Ещё один прищур. Юноша вновь открывает рот, теперь уже куда более экспрессивно, словно собирается спросить у небес главный вопрос своей жизни. Нет, конечно, Элайджа допускал возможность, что в голове Трэйси не летали только лишь непорочные бабочки, однако предвидеть насколько неправильной могла оказаться эта голова? Пожалуй, просчёт года номер один. В безмолвной истерике, парень встаёт в пол оборота, резко шлёпает по лицу и, расставляя руки по бокам, смотрит на неё прожигающим взглядом.
— Хм, действительно, — стараясь не подавиться улыбкой, он поворачивается к МакМиллан всем корпусом, — Трэйси, у меня для тебя есть просто отличный подарок. Готова ли ты его получить или нет, не так важно, дверь-то я всё равно закрыл и никто тебя не услышит, — и завершая сказанную на одном дыхании фразу, он задирает руки в жесте whatever и сводит глаза на переносицу. Он ведь недалёкий пещерный человек. У Грэмов в семье все так делают. А вы думаете Джеймс Анну заполучил каким-то другим образом? За ногу, в дом и кричи – не кричи. — Так-то ты обо мне думаешь? — балансируя между смехом и желанием выкинуться в окно от стеснения, интересуется парень. — Я... — он трясёт головой в отрицании действительности и наконец сдаётся понять девушку напротив, — Пойду я возьму майку из комнаты, — хмыкая под нос, Грэм качает головой и скрывается на пару минут в направлении детской комнаты. Молча он возвращается, идёт к кровати и подаёт голос, лишь оказываясь под одеялом, — Трэй, — поворачиваясь так, чтобы видеть её лицо, он сходит на полушёпот, — Тебя не учили, что когда так делают, надо бить в низ живота и кричать «пожар»? — потому что судя по реакции, как получать подарки от маньяков-насильников, она не знала.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Не для кого не было секретом – Элайджа Грэм думал невероятно много. И если в какие-то дебри сознания вы бы смогли забрести вместе с ним, то были сюжеты, недоступные простым смертным даже в состоянии алкогольного делирия. Но сегодня не о них.
То, что юноша помнил всех парней МакМиллан, сомневаться не стоило, – пускай, и не был против короткого замыкания в этом отделе склада информации, – но если кто-то поставил под вопрос как хорошо Грэм мог выстроить хронологию отношений Трэйси... зря. Пожалуй, первое, чем Илай занялся, определившись со своими ощущениями к тогда ещё лучшей подруге, это было составление воображаемого графика совпадений качеств, внешних данных и долгосрочности чувств. Между ним и избранниками, разумеется. Чтобы прийти к заключению: сколько у него было шансов оставалось загадкой, а если подключать к дедукции самооценку, пищащую с морского дна, то никаких. Как показал опыт, Шерлок из Элайджи бы не получился, зато предположить, что Трэйси не кидалась в кабинки туалетов с парнем-неделькой в возрасте четырнадцати лет – вполне. Поэтому когда волшебник узнал, что никакой он не великий сыщик, то этот волнующий большую часть фонтанирующих гормонами подростков вопрос он закинул на заднюю полку, решив, что эта тема поднимет себя сама. Когда ей будет время и место. Считайте подобное воспитание старомодным, Илай существовал по принципу: если ваша дама готова подержаться с вами за ручку только на десятом свидании, держи её, мать твою, за ручку. Молча. Радуясь. Заметно радуясь.
Поэтому его рот раскрылся так широко. Поэтому он краснел так, словно они стоят на улице рядом с домом, и Элайджа снова кричит на неё любовью. Грэм знал, что когда-нибудь вопрос на повестке дня задаст себя сам. Только вот не мог предположить, что сделает он это откуда не ждали, да ещё и в тот момент, когда он собирался ей петь про высокую лирику. А говорят, что юноши в подростковом возрасте – эталон испорченности. Что же, в их случае Элайджа Грэм невольно оказался Святой Девой Марией на фоне падшей подруги. Он ей серенады, а она про закрытые двери и установки «некуда бежать». Как тут не засветиться багровым фонариком?
— То есть, по голове мне бить – это само собой разумеющееся, а тут ты пожалела? — к его же счастью, парочки минут действительно хватает, чтобы собрать остатки мужественности, и не продолжать заикаться, словно едешь в карете по брусчатке. — Я благодарен, весьма благодарен, Трэйси МакМиллан, что иногда тебе становится меня жалко, — чем сильней девушку сотрясает в конвульсиях, тем сильней хочется смеяться ему. Илай делает усилие, чтобы подавить подступающий к горлу хохот, глубоко вдыхая через нос. Однако когда рыжеволосая утыкается в шею, стена выдержки ломается, и Грэм сдавленно смеётся, борясь с ходящими по спине мурашками. — Что? Ты решила меня сожрать? — полушёпотом реагирует молодой человек, чувствуя что-то непонятное щекой. Поёрзав и устроившись удобно, он хмыкает себе под нос и обнимает МакМиллан. Выполняя команду спать, Илай прикрывает глаза и всё же негромко бубнит:
— Хорошо-хорошо, — и кто ещё кого смущает? Насколько он помнил: текст песни был далёк от репертуара Bloodhound Gang, чтобы обвинить Грэма в том, почему они вдруг покатились вниз по наклонной. — Сам от себя устаю – смущать тут всех, — со времён «я тебя люблю», когда вы даже не встречаетесь, устаёт. Это же Элайджа Грэм за ней носился с декларациями, если никому память не изменяет.
И засыпает волшебник с горящими щеками, потому что за себя стыдно.

Несмотря на то, что засыпали они разве что не слепившись воедино клеем-моментом, под утро молодой человек ослаблял хватку и напоминал растёкшуюся по поверхности субстанцию, вылезти из которой могло быть проблематично, однако осуществимо. Спал он крепко. Если пробуждению предшествовали волнительные сутки, то добудиться до Элайджи копошением было невозможно. Вероятно, задавшись подобной целью, сегодня Трэйси бы справилась лишь устроив ему землетрясение, и без магии бы не обошлось. А судя по тому, что проснулся волшебник в одиночестве, ничего подобного МакМиллан не предпринимала.
Растеряно темноволосый прошлёпал вокруг ладонью, разлепил веки и тут же нахмурился, оглядывая пустующую кровать. До сих пор ему не доводилось просыпаться позже девушки, отчего Грэм поспешно поднялся в сидячее положение, потёр глаза и подтянул будильник к себе. Не так уж и поздно, чтобы не обнаружить Трэйси рядом. Но подвоха Илай не почувствовал. Наверное, потому что ко вчерашнему разговору мозг вернулся как только шестерёнки лениво заскрипели и затарахтели, запустив мысленный мотор.
Постепенно последний ускорялся по пути от спальни в ванную, с шумом воды и намеренным нежеланием смотреть в зеркало на помятое лицо, и когда завершил разгон, Элайджа Грэм внезапно поднял взгляд на собственное отражение и завис в этом положении на несколько секунд. Одно дело было пошутить, что Трэйси МакМиллан оказалась не против маньяка-насильника с ней в общей комнате. Другое – осознать, что не против. Что девушка никуда не убегала, не говорила нет и, пускай, вела себя смущённо, это не походило на крик души загнанной в угол жертвы. И если это не называется «твой поезд ушёл, потому что ты дятел», то он не знает как тормозить ещё сильней. Конечно, ничья Вселенная не рухнула звуком упущенных возможностей, но странный осадок, словно он только что нашёл подтверждение тому, что был тупей, чем думал, всё же остался.
И на этом Грэм оставляет эту тему в покое, собираясь отыскать сбежавшую Трэйси, оставившую после себя майку для сна и холодную вторую половину кровати.
— Ма-ам, па-ап, Трэй! — кричит волшебник, спешно сбегая по лестнице вниз. Однако на его клич отзывается только шумящая на кухне вода, выдающая Анну. — А где все? — заглядывая в дверной проём и находя пустующий стол, улыбается молодой человек.
— Я всё утро на кухне, я думала вы все спите. Погоди, Илай, выгляни на улицу, там отец просил ему что-то принести, я правда не поняла что именно. Переспросишь, ладно?
— Да... хорошо, — парень растерянно хмурится и пятится назад. Возможно, он не заметил Трэйси, когда заглядывал в комнату спящего Теодора. Или МакМиллан залезла на крышу в гордом одиночестве. Дернув бровями на собственные мысли, юноша сует ноги в первые попавшиеся тапки на выходе и вышагивает навстречу прохладному порыву.
— Пап? Пап, чё надо? — сморщив нос, он ждёт ответа, но вместо этого получает только отдалённое эхо гудящего двигателя и мурашки по телу. Громко вздыхая, Элайджа выходит на крыльцо и уже собирается сбежать вниз, чтобы проверить наличие Джеймса, Трэйси или их обоих на крыше, но не успевает. Входная дверь звучно схлопывается, стоит ему отпустить ручку, а следом прилетает выстрел из вне.
От неожиданности Илай подскакивает, встрепенувшись, и гневно смотрит в предположительное место, из которого на него обрушился снаряд. Не тут-то было – солнце печёт так, словно сейчас далеко не зима, и второй снаряд тоже застаёт парня врасплох.
— Какого! — однако сквозь слёзы, подступившие к глазам, Элайджа замечает нечто красно-рыжее, а затем и слышит голос предателя. — В смы-? Чт-? Трэ-! — все его попытки закончить начатое прерываются летящими в голову-живот-конечности снежками, заставляя прикрываться, группируясь и пятясь назад. — Какой это реванш! Это гнусное нападение со спины! — теоретически, она шла в лобовую, но с яркими лучами солнца на стороне хаффлпаффки, видимость сводилась к минимальной. На короткое мгновение парень кидается обратно к дому, чтобы закончить это избиение неподготовленных. А затем до ушей долетает зычный смех якобы победителей, и оставить всё так, как есть, Грэм уже не может.
— Ну, всё! — ещё защищаясь от снарядов, вопит темноволосый, — Тебе конец! — срываясь с места, Илай теряет один тапочек на первой ступеньке и добровольно сбрасывает второй к концу лестницы. И если Трэйси вдруг становится страшно, то она не ошибается. Может быть, ему никогда не претендовать на первое место человека-бронепоезда, в этих тонких ногах хватит сил, чтобы догнать и закончить бренное существование Трэйси МакМиллан.
— Стоять! Стоять, кому сказал! — начиная задыхаться хохотом, орёт парень. Не обращая внимания на горящие ступни, он настигает спасающуюся бегством фигурку, хватая её и принимаясь тащить к ближайшему сугробу. И как бы девушка ни вырывалась, Илай снова и снова сгребает бьющуюся в эпилептическом припадке в охапку и тянет вершить возмездие. В какой-то момент Грэм подворачивает ногу и валится на спину, забирая душу и тело волшебницы за собой. — Это! — задыхаясь, он стискивает её в объятьях, — Вообще! — давясь хохотом, молодой человек пытается перекатиться так, чтобы МакМиллан оказалась под ним, — Что за! — ещё одна попытка, — Диверсия с утра пораньше! — он наконец-то справляется, придавливая Трэйси всем своим весом, освобождая одну руку и принимаясь засыпать ей снег везде, куда дотягивался, — Ещё и маму подговорила! Отец там тебя ждёт! Смотрю отец мой изрядно потерял в весе, росте и превратился в рыжеволосую партизанку! Настоящее рождественское чудо! — выдыхаясь, Элайджа останавливается, громко смеётся и интересуется, — Сдаешься? Что? Не слышу! — держа девушку за запястья, он устаёт хохотать и падает лицом в её шею, — Пожалуйста, сдайся ты уже, — тыкаясь ледяным носом, содрогается Грэм и отпускает руки рыжеволосой, привставая над ней и позволяя ей перевернуться, — Доброе утро, — расплываясь в широкой улыбке, юноша тяжело дышит и продолжает трястись от смеха, — Довольна? — или не от смеха. Зубы простукивают незатейливый аккорд, и Илай наконец замечает, что промок насквозь, что пальцы на ногах свело, а ладони колет от холода. Непроизвольно молодой человек ежится, дергая шеей. — Пойдём домой, партизанка, — и это не вопрос. Спешно он подскакивает с земли, поднимая за собой Трэйси, и мелкой перебежкой забегает на крыльцо, захватив тапки по пути.
— Что там принести папе надо было? Моё наивное и доверчивое существо?! — стоит ему открыть дверь, как его ждёт зычный гогот матери, — Серьёзно? В этой семье кто-нибудь на моей стороне? — разводя руками, в наигранном возмущении интересуется молодой человек. Судя по команде переодеваться, будить Теодора и идти завтракать – никто. Разочарованно цокая, он смотрит на Трэйси, качает головой и пропадает в направлении второго этажа. Дрожащий и преданный.
На завтрак Элайджа появляется в толстовке, плотных домашних штанах и самых тёплых носках, которые у него только были. На этот раз никто не теряется на крышах, в подвалах или в любых других весьма неожиданных местах. Потому что пропустить увлекательный рассказ, как Илаю надрали заднее место в этом сборище аборигенов себе никто не позволит.
— Кстати, что вы решили, ребят, — начиная собирать со стола, интересуется Анна, — Мы едем к бабушке вместе или вы остаётесь?
Несмотря на глаза полные надежды брата, Грэм быстро переглядывается с рыжеволосой, видит то, что хотел там увидеть, и хитро тянет уголки губ вверх.
— Мы останемся. Заодно открою для Трэйси «Один дома», — кажется, можно услышать как вера в лучшее Тео схлопывается, но Грэм лишь пожимает плечами, — Как-нибудь в другой раз она познает радость знакомства с бабулей и компанией, — многозначительное движение бровями под не менее многозначительный кашель Джеймса, который Грэм игнорирует. Он вновь оборачивается к девушке, щурясь, — Если ты, конечно, не боишься, что утопить тебя в снегу – это только начало, — за такое-то доброе утро. Хотя о чём это он. Эта дама полная чудес не страшится запираться с теми, кто не спрашивает. Что уж тут про детский сад на улице говорить.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Грея пальцы о горячую кружку чая, Элайджа едва присутствовал в шумной снующей туда-сюда гостиной. Осознание пришло не сразу. Занятый молчаливым прожиганием семейства предателей и редкими комментариями соответствующего содержания, он совсем не думал о том, что останется наедине с Трэйси МакМиллан. И не стал бы тратить на мысль дольше пары секунд, не окажись у него повода.
Это был не первый раз. Возможно, первый предоставлявший им свободу действий от просьб приготовить еду к обеду, запустить стиральную машину или хотя бы накрыть на стол, но достаточно вспомнить лето – оставались наедине они предостаточно, чтобы не шарахаться по углам. Летняя картина одной надрывно страдающей души и одной ничего не подозревающей Трэйси на кухне не в счёт. В остальном, совместное времяпрепровождение не выливалось в мечту драматурга.
В голове волшебника то и дело всплывала цепочка невинных действий и прямо противоположной реакции. Если наваливающийся сон позволил сознанию отпустить произошедшее, то вместе с открытыми глазами вернулись и стучащие по вискам молоточки постоянного анализа. Совсем не тот сценарий, который Элайджа допускал в своей голове. И чем очевидней семейство покидало домашние стены, тем навязчивей перехватывало где-то в районе грудной клетки. Не то что бы за одну ночь всё резко изменилось. Но теперь, вторя вчерашним действиям девушки, Илаю хотелось прятать краснеющее лицо и глотать кислород большими вдохами. Кажется, он явно что-то упустил.
⏤ Хорошего пути! Передавайте бабуле привет, ⏤ Грэм дергает ладонью на прощание и устремляет ехидную улыбку на Теодора. — Правильно Трэй говорит! Повеселись там, — нет, ему ни капельки не стыдно. Окажись младший брат на его месте, никто бы не сжалился над теми, кому повезло меньше, так с чего бы это делать Элайдже?
Он видит недовольное лицо Тео и, чувствуя свой долг старшего в семье выполненным, хлопает дверью. На мгновение молодой человек замирает, прислушиваясь к стихшему в одно мгновение помещению. С улицы продолжают долетать обрывки фраз и жужжание железной шторы в гараже, сильно диссонирующие с размеренным дыханием за спиной и приглушенным стуком в груди. Но стоит Грэму развернуться, Трэйси оживляет погрузившиеся в спячку стены.
⏤ Я смотрю, ты серьёзно настроена испытать все прелести моего маггловского детства, — он смеётся, невзначай выдыхая появившийся из ниоткуда ком волнения. Перед ним всё ещё Трэйси МакМиллан, не умеющая залезать в головы. А в недрах разума Илая всё ещё не происходит ничего, заслуживающего косых взглядов. Хотя, при любом раскладе, заглядывать туда затея не из лучших – сам чёрт ногу сломит, что уж говорить о простых смертных. — Один дома! — Грэм дёргает бровями в ответку и целеустремлённо пропадает в направлении гостиной. Остаётся надеяться, что Трэйси не воспримет происходящее на экране, как ценную пищу для размышления. Иначе он уже видит, как в их кровати появится третий лишний в лице биты для квиддича. На всякий случай. Если вдруг страшные дядьки-магглы решат пролезть к ним в спальню и украсть мандолину, угрожающую спокойствию района.
— Не уверен, что могу поддержать тебя в этом начинании, — за негромким комментарием следует незамедлительная улыбка самодовольной задницы. На самом деле, Элайджа больше прикидывался, чем действительно желал Теодору страданий в качестве одного война против своры несведущих магглов. Если бы младший брат почаще выбирал правильную сторону в спорах, он бы обязательно пересмотрел своё отношение. Как говорится: на «нет» и суда нет; и они обязательно поговорят о поддержке, когда Тео перестанет быть куском пятой точки.
— О, нет, — засовывая кассету в проигрыватель, заблаговременно записанную Анной, Грэм невольно изображает ужас на лице. Одно воспоминание о весёлых праздниках у бабули заставляло спину покрываться прохладным ознобом детской травмы. На самом деле, ничего серьёзного. Но мать Джеймса была... матерью Джеймса. И если мужчина постепенно мирился с тем, что у него родились маленькие воплощения «проделок дьявола», то женщина всерьёз считала, что по братьям плакала церковь и обряд экзорцизма. — Скажем, что моя бабушка упорно не хочет слушать, что магия – это нормально. Хорошо, что мы живём не в средних веках, иначе бы мы могли готовиться к престарелому наряду, стремящемуся изгнать из нас Дьявола, — смешок, задранная вверх бровь, — Мы просто не говорим об этом в её присутствии. Делаем вид, словно учимся в школе-интернате, потому что Анне и так хватает хлопот. Я знаю, это странно, но поверь, лучше так, чем пытаться переубедить эту женщину, — в конце концов, с Джеймсом девушка уже была знакома достаточно, чтобы иметь примерное представление о том, каким он был человеком. А теперь представьте, что мужчина был результатом длительной реабилитации в компании Анны. Представили? Помножьте на десять исходный материал и получите бабушку Элайджи. Чувствуете, как появляется навязчивое желание спасаться бегством? Не зря.
— Хотя я люблю проводить с ней время, когда её не замыкает. Она невероятно образованная женщина. Была историком до войны, сейчас работает в библиотеке, и не удивлюсь, если перечитала добрую половину стеллажей, — и тот факт, что далеко за возрастом пенсии она всё ещё работала, уже говорил о многом. Наверное, окажись она чуть менее упрямой во взглядах на мир, а Илай чуть более принимающий чужую точку зрения, им бы было проще. Но Грэму не давало покоя ощущение, словно из-за упрямства бабушка пропускала целую нишу доступных благодаря нему знаний. И все мы знаем, что происходит, когда у Элайджи зудит в каком-либо из мест. Что-нибудь обязательно взрывается, горит или умирает.
Оставляя проигрыватель в боевой готовности, он поднимается, закидывает плед на диван и дёргается на своё имя. Илай молчит несколько секунд, зависая в одном положении, а затем всё же произносит:
— Давай! — он решил опустить любую мысль на счёт действий матери. Как и всё, что она делала с самого их приезда, готовый на кухне глинтвейн веял флёром молчаливого намёка. Того самого, от которого так упорно отмахивался Илай, и как оказалось, совсем не отмахивалась рыжеволосая волшебница. И нет, шутки про цветущие для иных личностей сады здесь не при чём. С искренним порывом Грэм позволял их отношениям идти своим чередом, не торопя события и не устанавливая временные рамки того, что должно было случиться через месяц или через год. Другое дело, когда твоя мать – Анна Грэм, а (как выяснилось) девушка – Трэйси МакМиллан, – любой благородный порыв превратится в «ты пытался», сопровождённое печальным вздохом.
— ...я уверен, — он выдерживает паузу, прежде чем утвердительно кивнуть. Если бы в его списке затерялся Фредди Крюгер, можно было бы говорить о «не во вкусе Трэйси». Зато шансов на то, что волшебница кидалась бы ему на шею, было бы куда больше. Не то, что бы Илай чувствовал, что МакМиллан делала это недостаточно часто. Но кто откажется стать героем в борьбе с шумящим ночью холодильником или скрипящей лестницей?
Элайджа подозревал, что смотря фильм с Трэйси МакМиллан, он будет смотреть Трэйси МакМиллан. Тем более, юноша знал сюжет наизусть. Рыжеволосая то вскрикивала, то с головой уходила в происходящее, то вовсе начинала ругать того, кто придумал эту картину – это называется режиссёр, Трэйс, – чем забавляла Илая куда больше, чем всё, что ему мог показать квадратный ящик в гостиной. Несчастный Кевин удирал от рвущегося в окно мужчины, а Грэм еле сдерживал подступающие к горлу смешки от одного взгляда на выражение лица волшебницы. И наверное, он бы так и продолжал хихикать к щекочущую нос копну волос, если бы в один момент не потерялся в собственной голове.
Вините во всём Анну и глинтвейн. Глоток за глотком Грэм постепенно всё меньше слушал то, что вещал телевизор, и всё больше вслушивался в сбивчивый ритм собственного сердца. Ничего не происходило. Никто не слышал его мыслей, да и тех, сказать по правде, было не слишком много. Но странное волнообразное волнение то и дело спирало дыхание, заставляя молодого человека делать усилие над лёгкими, проталкивая кислород внутрь. Когда финальные титры побежали по экрану, он отреагировал не сразу, словно его только что разбудили на уроке и застали врасплох.
— Ну? Я обманул тебя, когда сказал, что уверен? — он берёт кончик волос Трэйси и щекочет её нос откуда-то сбоку, хмыкая себе под нос, — А у него ведь ещё вторая часть есть, — начиная копошиться, Илай аккуратно выбирается из под пледа в виде своей девушки, тянется к опустевшим стаканам и делает шаг в сторону кухни, тут же разворачиваясь, — Повторить? — что-то идёт не так и на этот раз шутка, вспыхивающая в мыслях, оказывается за пределами черепной коробки, — Или тогда уже мне придётся бояться, что на дом наложат «Силенцио» и позакрывают все двери? — а что? Он никогда не видел её достаточно пьяной, чтобы узнать скрытую личность МакМиллан. Она была у всех. Судя по всему, в Элайдже просыпался погибший под тягой неуверенности стенд-ап комик.
Оказываясь на кухне, он щелкает по плите и переставляет кастрюлю с подарком от матери на огонь. Смотря на содержимое с каким-то подозрением, Грэм хмурится, выдыхает через нос и запрыгивает на барную стойку в ожидании когда жидкость вскипит. Обычно, он получал за подобное по ушам, но даже Трэйси не видела мракобесия и антисанитарии, так что попробуйте накажите его за плохое поведение.
— Трэйс, — неожиданно для самого себя, он обращается достаточно громко, чтобы девушка услышала. Илай выдерживает затянувшуюся паузу, и когда уже готов сказать, чтобы она забила, вдруг договаривает до конца, — Ты... правда не собиралась бить меня ниже пояса вчера? — Илай морщит нос, задирает взгляд к потолку и находит на нём грязную точку, мозоля её в ожидании ответа.
У вас когда-нибудь было это чувство, когда вы что-то сделали и мгновенно пожалели об этом? Добро пожаловать в жизнь Элайджи Грэма. Оно не покидало его двадцать четыре на семь.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

По-настоящему напугать молодого человека было сложно. Конечно, ему не были чужды простые человеческие страхи, о которых бы вспомнил любой. Потерять своих близких; видеть, как они страдают, и не иметь возможности помочь; быть брошенным всеми, кого любишь. Но когда банальный список заканчивался, найти что-то другое было куда сложней. В каком-то смысле, Элайджа не боялся даже смерти. По крайней мере, видел её в несколько иной перспективе, нежели большинство. В нём всё ещё теплилось чувство самосохранения, он не собирался бросаться грудью на амбразуру ради экспериментаторского «интересно, что же будет», однако юноша считал, что были вещи куда важней собственного выживания. Порой потеря одного могла стать перевешивающей песчинкой, ведущей к победе. И он бы очень хотел не забивать свою подростковую голову подобными идеями, однако нынешний мир не оставлял альтернатив.
Смотря на Трэйси, было тяжело не заметить колоссальную разницу между ними. А ещё тяжелей: сдерживать улыбку и зудящие порывы схватить рыжеволосую за ногу в напряженный момент, выскочить из-за угла, когда она пойдёт попить воды на кухню в ночи, или придумать что-нибудь поизощрённей, и быть жестоко убитым взбесившимся барсуком. То, как наивно волшебница воспринимала происходящее на экране, то и дело заставляло Грэма прикладывать ко рту кулак и смеяться себе в руку. И осознавать, что если он поделится с ней своим истинным детским страхом – спать с кочергой в кровати они будут по обоюдному согласию.
Наверное, будь у Элайджи выбор, он бы выбрал видеть мир глазами Трэйси. Жаль, никто не спрашивал. Но он всегда мог ненадолго заглушить шумящий разум, особенно когда находился под защитой стен, в которых вырос, вместе с волшебницей.
⏤ Страшная по шкале обычных людей или Трэйси МакМиллан? — потому что если он ей выдаст общепринятый вариант, а она вновь примется зарываться в плед и грызть себе ногти, есть шанс оказаться распятым за ложные показания. Или за безвозвратно испорченный маникюр – между прочим, за два приезда Трэйси ему довелось наблюдать за процессом, и как выяснилось, он был по-настоящему кропотливым. Пускай, молодой человек всё ещё не понимал потраченного времени на столь эфемерные изменения, но становиться причиной их исчезновения раньше срока точно не спешил. Она же не пыталась выяснить у него зачем он брил несуществующую щетину, вот и Грэм не трогал тему ногтей.
— Если я соберусь показывать тебе что-нибудь ещё, обещаю, это будет романтическая комедия или детский мультфильм, — парень зависает, хмуря брови, — Ты ведь... знаешь, что такое мультики? — на маггловедении Илай присутствовал лишь в форме физической оболочки. Пожалуй, это был единственный урок, на котором парень позволял себе думать обо всём, кроме написанного в книге, и в результате никогда не знал, что они проходили, а что нет. По касательной, волшебник зачастую упускал познания Трэйси, если не рассказывал о чём-то самостоятельно или не включался на короткую секунду, когда слышал, что профессор Бербидж поссорился с голосом разума и несёт чушь про холодильники для замораживания носков.
Кажется, его голова могла подумать сейчас о чём угодно и, что пугало куда больше, мгновенно озвучить мелькнувшую мысль, что происходило с молодым человеком крайне редко. Хочется сказать, что во всём стоит винить несчастный стакан глинтвейна, только вот Элайдже требовалось что-нибудь покрепче двухсот миллилитров в организме, чтобы растерять все бережно хранимые фильтры речи. [float=right] [/float]
Так что пошло не так? Он не объяснит. Ничего? Всё сразу? Самобытное ощущение, словно всё поменялось, когда всё оставалось на своих местах, явно играло с юношей злые шутки. Элайджа не был смелым, когда речь заходила об отношениях с Трэйси МакМиллан. Ему было куда проще придумать сто причин смолчать, чем опереться хотя бы на одно уверенное «за». Он будто до сих пор пребывал в состоянии влюблённого друга, неуверенного в ответном чувстве. И вы могли сколько угодно убеждать его бестолковую макушку в обратном, прогресс бы не сдвинулся с мёртвой точки.
Ведя молчаливый панический диалог с потолком, где-то в глубинах сознания, он боялся куда меньше, чем показывал. Где-то здесь затерялась шутка про потерянный с концами страх, но дело было совершенно не в этом. Рядом с Трэйси МакМиллан ему было спокойно. Далеко не в разрезе обретенного ровного дыхания и размеренного сердцебиения – увы, с этим всё было плохо и вряд ли наладится в ближайшую вечность. Однако день изо дня он убеждался в том, что девушка не собиралась избавляться от него. Не бежала прочь из-за сплетней и его личных убеждений, – чего таить, – подрывающих их общую безопасность. Наверное, он не осознавал этого так долго, потому что с мысленным потоком Элайджи Грэма, непросто сконцентрироваться на чём-то одном, когда вокруг снуёт туча студентов или семья хихикает на ухо.
Сидя на кухонной столешнице, едва борясь с душащим ощущением паники в горле, он странным образом чувствовал себя куда уверенней, чем когда-либо в жизни.
Шумы в гостиной затихают, а затем вновь просыпаются, приближаясь к Илаю. Отрываясь от своего тихого собеседника в виде потолка, парень дергает головой в сторону дверного проёма и мозолит его до тех пор, пока в нём не появляется свёрток, именуемый его девушкой. Сдержанный смешок. Ненавязчиво жар ползет от шеи к щекам, но волшебник не обращает на него внимания. Испуганная голова кричит отвернуться, спрятать взгляд в закипающей кастрюле или вернуться к неописуемо интересному потолку, однако Элайджа продолжает смотреть перед собой.

i  t h i n k   y o u   k n o w   m e   m o r e   t h a n   k n o w   a n d   y o u   s e e    m e   m o r e   t h a n   s e e
I could die now more than die every time you look at me
Бой с нервным комом проигран, и Грэму только остаётся, что тяжело вздохнуть, борясь со спёртым дыханием. Он удивится, если кто-нибудь скажет, что удары сердца не раздаются барабанной дробью по всей комнате. Кажется, даже глинтвейн принимается бурлить в такт сбитой кардиограммы. Илай нащупывает твердую поверхность ладонями, как напоминание, что он ещё в этом измерении, и отталкивается, вставая в полный рост.
— Агрессивное человеческое буррито, — подступаясь к кокону-гиганту, тихо смеётся молодой человек. Если МакМиллан было проще спасаться от ситуации, метафорично тыкаясь головой в землю, то Грэм продолжал смеяться в лицо опасности в явном мазохистском припадке. — А люди удивляются, что ты превращаешься в берсерка на поле. Оказывается, не только на поле, — он же говорил! Силенцио, закрытые замки и безвыходная атмосфера «некуда бежать, Элайджа, второй глинтвейн уже во мне». Парень кусает себя за губу и снова смеётся. — Буйный алкоголик – Трэйси МакМиллан, — оказываясь рядом, он аккуратно поднимает край пледа и широко улыбается красному помидору, выглядывающему из норки. Впрочем, сейчас они явно гармонируют цветовой гаммой физиономии.
Поразительно, что орган в груди продолжает функционировать. По всем ощущениям – вылезти наружу он должен был ещё пару мгновений назад. Но вместо этого переливается через край вовсе не душа Элайджи, а брошенный без присмотра глинтвейн.
— Чёрт! — резкое шипение за спиной сбивает Грэма с юмористической паузы, заставляя дернуться обратно к кастрюле. Рывком он выключает огонь, переставляет емкость на холодную конфорку и громко выдыхает. Развернуться становится тяжелей, и юноша панически ищет способ справиться. Он суетится, тянется к салфеткам, широким жестом вытирает плиту и кидает баскетбольный бросок в помойку. Не двигаясь с места, Грэм оборачивается к девушке, опирается руками о твёрдую поверхность и задерживает взгляд исподлобья на рыжей макушке.
— Тогда по глинтвейну? — задранная бровь в самом невинной экспрессии, которую он только может изобразить. Шутка. (Или нет.) Но без контрольного нервного смеха и явной дрожи в голосе обойтись не получается.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule