I've made it out. I feel weightless. I know that place had always held me down, but for the first time, I can feel the unity that I had hoped in. It's been three nights now, and my breathing has changed – it's slower, and more full. It's like the air out here is actually worth taking in. I can see it back in the distance, and I'd be lying if I said that it wasn't constantly on my mind. I wish I could turn that fear off, but maybe the further I go, the less that fear will affect me. «I'm beginning to recognise that real happiness isn't something large and looming on the horizon ahead but something small, numerous and already here. The smile of someone you love. A decent breakfast. The warm sunset. Your little everyday joys all lined up in a row.» ― Beau Taplin пост недели вернувшейся из дальних краёв вани: Прижимаясь к теплым перьям, прячущим сверкающий в закате пейзаж вырастающего из горизонта города, Иворвен прикрывает глаза и упрямо вспоминает. Со временем она стала делать это всё реже, находя в их общих воспоминаниях ничего, кроме источника искрящейся злости и ноющей боли в солнечном сплетении, однако сегодня эльфийка мучает себя намеренно. Ей хочется видеть туманные картинки из забытых коридоров памяти так, словно впервые. Ей хочется пережить их ярко, в полную силу, как доступно только существам её жизненного срока. Она хочет знать, что её возвращение — не зря.

luminous beings are we, not this crude matter­­­

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter­­­ » archive » MATT&RONA PART II


MATT&RONA PART II

Сообщений 21 страница 26 из 26

21

Всё как-то не клеилось. Начиная с мелочей, заканчивая глобальными событиями. Всего одна неделя оказалась способной перевернуть привычный мирок Роны с ног на голову и ни капли обещанного счастья. Она же так ждала его.
Врушка. Счастье было повсюду. В каждой едкой реплике, в каждом обиженном взгляде, в хлопках дверей, в дурацких шутках Мэтта. ВЕЗДЕ. Потому что он сам – был самым большим и единственным счастьем, которое только могло перепасть на её голову за всю жизнь. Но разве способен человек быть настолько зрячим, чтобы кроме собственной боли увидеть счастье? Истрепанная душа, растянутые нити нервов и дикая усталость на плечи – вот что видела перед собой Рона, пропуская самое главное. Его присутствие. Его непосредственную близость, ощущение тепла и заботы, которую Мэт дарил несмотря на её выкидоны, грубость и желание сократить общение до минимума.
И снова обухом по голове. Собственная неловкость прервала, возможно, единственный спокойный разговор, который мог у них случиться. Она ведь умела говорить, правда, умела, хоть в последнее время Мэтт мог решить, что его сестра просто тупая каменная стена, о которую, разве  что, лоб расшибить.
Вся досада, усталость и бессилие сейчас разом решили вывалиться наружу одним коротким уколом стекла. Так бывает. Закрываешь глаза и голова кружится, как после горячей ванной. И тяжесть. Везде эта свинцовая тяжесть бытия. Как же вовремя Мэттью оказывается рядом, чтобы поймать её обесточенное тельце и усадить на стол. Этому предшествует минута на руках брата. Рона проглатывает её и чуть не давится, но боль перекрывает другие впечатления, к большому счастью, потому что так можно и собственным сердцем подавиться. Оно кстати уже во всю тарабанило внутри, как будто имело встроенный датчик, реагирующий на близость Мэттью.
На стол. Как странно. Сквозь дорожку слез по щекам, Ру неловко упирается руками и втягивает голову в плечи, как паршивый котенок, который нагадил в тапок, потому что не успел добежать до лотка. А разве не так? Разве не была она этим самым котенком для Мэтта, такого искреннего и чистого, который прощал ей каждую не загребенную кучку с терпением стада мертвых крокодилов. – Совсем, - Признается честно, поджимая губы, чтобы не разреветься, как в первом классе. Она могла терпеть почти безэмоционально, даже если ей отрубят пол руки. Если надо. Если есть стимул, необходимость. Но не когда приходится заточить себя в оболочку цинизма на долгих семь дней, не позволяя ни одному кусочку человеческих чувств просочиться сквозь скорлупу. К сожалению, в любой чаше бывает последняя капля, и это чертов кусок стекла, рассекший кожу, ею и стал.  Пуф.
Рона шмыгнула носом и в отчаянии проследовала взглядом за кудряшками Мэтта, опустившегося к её пятке – Осторожно, там же стекло, - Хотя он усадил её в стороне и не был столь же везучим на приключения, Рона нервно впилась глазами в пол, на предмет осколков. Усталые, и без того припухшие от предыдущих рёвушек глаза, отказывались работать, выдавая мутную пелену. Она чувствовала себя выжатой как лимон, ни ног, ни рук, ни желудка. От усталости даже ломило тело, так, точно бы её били ногами. Всего-то парочка нервных срывов. – Не надо, на руках, - Мотает головой виновато. Это она виновата во всем. Только она одна. Мэтт не должен расплачиваться за её тупость. Но как исправить всё содеянное? Вот вопрос. – Прекрати... – Он дует на ранку, как будто она маленький ребенок, и от этого приходится чувствовать себя неловко. – Мэээтт, - Упрямый. Ру тянет ладони к его голове и цепляется пальцами за волосы с желанием потянуть вверх, но сил нет, как и мыслей снова причинять боль, поэтому она только беспомощно перебирает несколько прядей его волос, почти сумев справиться с фобией прикосновений – В детстве ты не был таким кудряшкой, - Подушечки пальцев проходятся по аккуратным завитушкам на голове брата. Она не знает даже, лежат ли они так ровно сами, или он укладывает их какой-то штукой, как все модные парни. – И не заростал бородой, - Ру усмехается, в каком-то тумане, отнимает руку от его головы, хотя чувствует силу притяжения в обратную сторону. Беда. – Мама всегда говорила, что из тебя вырастет такой же красавец, как и Майкл, - К чему ты это несешь? Не пяльсяуголки её губ искренне расползлись в стороны - Женишься и бросишь нас, вон какой стал - Вот так плавно замазываем очевидный комплимент тычком. Можем, умеем, практикуем. Ранка на ноге пекла меньше, когда Мэтт отчаянно дул на неё. Может быть, оно и к лучшему, что у неё больше нет сил, сопротивляться его теплу и этим мыслям. Утром, конечно, будет плохо, но это же будет утром... Может быть, этого вечера больше никогда не повторить. – Я пьяная, не слушай меня, всё, хватит там копошиться, всё тебе мои пятки покоя не дают, фетишист - Отмахивается, уже ругает себя, дергает ногой и чуть наклоняется вперед, хватая брата за плечи, чтобы решительно потянуть вверх. Как всегда фейл. Когда он поддается её манипуляциям, вставь во весь рост, то его лицо оказывается как раз напротив её – треклятая стойка под задницей – и так близко, что неожиданно перехватывает дыхалку.
Ру теряет дар речи на полминуты, которые в оба глаза смотрит на Мэтта. Даже с ваткой в её крови в руке парень выглядит чертовски привлекательным. Пальцы как-то инстинктивно стискиваются на его плечах, но лишь только от желания спрятаться, до побелевших костяшек. К такому жизнь её не готовила.  Слишком сильные эмоции для полена, не находите? Слишком много глотков вина для непьющего человека на голодный желудок. Запах его кожи и всяких одеколонов бьет в нос, нос морщится. Наверное, от концентрации такой близости, она пьянеет еще сильнее, смазывая реальность эффектом blur. – Знаешь что... – Голос предательски садится, хорошо, что можно списать на стресс – Ты прав, отнеси меня в кровать, изолируй полностью - И ни разу не двусмысленно, честно, просто этот туман в голове, он как-то мутит рассудок. Поесть можно и в комнате, а ей нужна опора, а не этот подлый стол с которого, между прочим, вполне можно обвить его ногами. РОНА! Только за палец не кусай больше, - Вы посмотрите, она что, флиртует? Из-под полу прикрытых век можно разглядеть дымку неадекватности. Мэтт, Господь тебя упаси подыграть, в таком больном состоянии рассудка, есть риск нарваться по-крупному. Рона уводит глаза в сторону, но тянет его за плечи поближе, очевидно, чтобы её удобнее было брать на руки и исполнять невинную просьбу. И только сбитое дыхание делает её подозрительно похожей на скрытую спринтершу, хотя Ру не делала практически никаких резких движений. Она просто понимает, что любит его. И дышать ровно так сложно.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

22

Он понимал. Прекрасно осознавал причину этого молчания, нежелания произносить больше трех слов в одном предложении и многочисленных ответов вроде «да», «нет», «не знаю». Его не было так долго. Два бесконечных года они обходились звонками на праздники, электронными письмами и крайне редкими разговорами в skype. Чего стоило ожидать от ранимой сестрицы, как не бетонные, возведенные за время его отсутствия стены? Удивительно, что она вовсе пожелала разговаривать с ним, когда Мэттью бесцеремонно ворвался в семейный дом. Родной и одновременно ледяной. Родители, несомненно, отреагировали иначе. С улыбкой, радостью, как и свойственно старым людям, которые соскучились по сыну-потеряшке. Стыдно? Вряд ли. Ведь он искренне верил, что делает что-то правильное, что поможет как Роне, так и ему. Остолоп, ей богу. Ему бы хоть немного дальновидности и щепотку мозгов, может быть, их отношения не находились бы на грани срывов, истерик и скорых примирений. И когда только это закончится?
Он начинает нервничать. Неподдельно, открыто волноваться при виде хлынувшего потока слез. «Надо было покупать пластиковые стаканы. Теперь будет только пластик.» Машинально убирает кровь. Маленькое стеклышко торчит из пострадавшей конечности. Благо пинцет лежит под рукой. Чудо владельцы, которые не забрали аптечку. Остается только надеяться, что они не обратят внимание на недостающий стакан, хоть это и последнее, что волнует Дэвидсона на данный момент. — Прости, ради бога, но сейчас будет неприятно. — Еле дыша, подцепляет мерзкий осколок, стараясь как можно безболезненней вытащить уродливый кусок из ступни. Ну почему она такая неаккуратная растяпа? Так же можно и шею сломать, не заметив.
Дует, не прекращая. Словно это хоть чем-то поможет. Сердце неровно бьется от очевидного беспокойства. И не важно, что это всего лишь поцарапанная нога. Достаточно маленького синяка, чтобы заставить Дэвидсона устроить трагедию. Это же Рона. Неуклюжая. Забавная. Вечно недовольная. Самая большая удача и самый неописуемый провал в его жизни. И вам не объяснить этому придурку, что от ссадин ещё никто не отбрасывал коньки. Взрыв. Пожар. Ужас. Внезапно, он чувствует как чья-то рука начинает ворошить голову. Да что уж там, все мы прекрасно знаем, кому она принадлежит. Неожиданное прикосновение заставляет дернуться, чтобы моментально замереть. В легких начинает сильно давить, будто весь кислород перекрыли. Знаете, наверное, ему должно быть невозможно приятно, он должен залиться улыбкой и отшутиться. Не выходит. Становится больно, от части мерзко. Не от поступка девушки, что вы. От себя. Не стоит сомневаться, никто никогда не будет так относиться к нему, как это делала Ру. Бурчит, злится, срывается, а затем единственным словом вызывает ураган эмоций, которые в основном безмолвно спят, пуская на лицо отработанную улыбку. Почему вдруг так больно? И слезы. Да, черт возьми. Ни к месту. Не вовремя. Сознание начинает бушевать, а очередная надежда усмирить бурю венчается громким провалом. — Какая же ты глупая, — Тихо, шепотом, как будто боится разбудить соседей, которых и в помине не слышно. Свободной рукой ловит Рону за запястье. И что, спрашивается, он собирается с ним делать? Да, черт его знает. Думаю, блондин и сам слабо понимает, к чему был этот жест. Хочется. Поднимаясь во весь рост, оказывается прямо напротив лица девушки. SOS. Глупое зрелище, если честно. Схватил за конечность, почем зря, бесстыдно пялится в глаза сестре, не имея ни сил, ни возможности сдвинуться с места. Да еще и эти невыносимые порывы пустить слезу по излишне искренним словам Ру. Совсем ей не жалко издеваться над прогнившей от похабных мыслей душонкой. «Какой из меня брат?» Взгляд непрерывно бегает по лицу измученной девицы, пытаясь увидеть там намек, что угодно, лишь бы наконец-то знать, что делать со своими никому не нужными чувствами. Открывает рот, а слова предательски пропадают. С этим надо что-то решать, иначе грохнется замертво. Победа. Спустя пару секунд попыток заговорить, Мэттью одерживает верх над спутавшимся разумом. — Хватит уже. Со свадьбой, невестами, моими побегами. — Невероятно, но факт. Речь звучит раздраженно. Без лишней агрессии, но с вполне ясным отвращением ко всем понятиям, что вылетают из уст. — Умру одиноким в окружении кошек. С меня хватило бесполезных попыток вылечить себя, а заодно и свою личную жизнь. — Не слишком ли много информации за вечер? Бессильно, он наконец отпускает руку темноволосой причины страданий. Тише. Тише. Еще немного и он вовсе будет болтать открывая рот подобно рыбе. Беззвучно, зато не надоедает. И опять невыносимое желание расплакаться. «Когда же ты наконец перестанешь вести себя подобно девчонке?» Словно ошпаренный кипятком, он отстраняется. Сдался. Сломался. Никудышний Дон Жуан и похититель сердец. Никак не справится с одной дамой, чего уж говорить об остальном послужном списке? Ходячее разочарование, вот он кто.
В попытке усмирить подступающий ком, начинает нервно собирать осколки. Один за другим. «Успокойся.» Что-то мокрое и неприятное стекает по щеке. Что же, и правда. Приступ эмоциональности вызывает еще большую суету. Тряпка. Стол. Удивительно, что он ничего не смел своими размашистыми движениями. Все убрано, а внутри все равно скребет неподдельная грусть. Зачем она постоянно напоминает, какой Мэттью идиот? Вновь поднимаясь с корточек, потерянно заговаривается. — Да, сейчас, принесу. — Моток головой, направленный на освежение сознания. Опять провал. — То есть отнесу. Черт. — На глаза накатывается соленая жидкость, заставляя терять остроту зрения. Ни черта не видно. Выдох. Останавливаясь на миг, он заставляет себя вернуться в привычное состояние, положив ладонь на лоб. Уже лучше. Уже не хочется избить себя тяжелым предметом до смерти.
Глаза улавливают затерянный пластырь в глубинах коробки. Шуршание обертки, и теперь нога в безопасности. Вновь подступая к сестре, уже сдерживая недвусмысленные порывы, берет хрупкую фигуру на руки. — Не буду кусать. Обещаю. — Спокойно, размеренно. Как славно, что Дэвидсону хватило мужества взять беснующиеся желания в руки. Теперь все будет лучше. Крепко прижимая девушку к себе, идет в сторону комнаты. — И никакой я не фетишист. У тебя какие-то проблемы с моими волосами. — Способность шутить вернулась - отличный знак, уверяю. Толкая спиной дверь, заносит уставшее тело в спальню. Очень странно. ОЧЕНЬ. В момент в голову рвется сумасшедшая мысль на что именно походит эта сцена. «Прекрати немедленно.» Вдох. Выдох. С трепетом, будто ставит бесценный предмет древности, сажает на кровать Рону. Мучения завершены.
Не долго раздумывая, Мэттью снимает с себя свитер и футболку, кидая вторую в руки девушки. Да-да, сейчас ваша извращенная фантазия, наверное, запела от счастья, но это вовсе не то, о чем вы подумали. — Не будешь же ты спать вся в вине. — Миг. Дверь закрывается, а светлая бошка скрывается за ней. Не смотреть же как сестрица будет переодеваться? Он бы не прочь. Но увы. Манеры, все дела. Прислонившись к деревянной опоре, Дэвидсон теряет около тридцати секунд, чтобы полностью стабилизировать шаткое состояние, а затем возвращается на кухню, чтобы принести ужин. В конце-концов, она так ничего и не съела толком. Стук. — Можно?

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

23

Если бы он знал, что проблемы у Ру со всеми частями его тела без исключения, то выпал бы в осадок. Сестра-маньячка, мало кто о таком мечтает. Как вообще можно жить и знать, что твой близкий человек на самом деле делает тебя героем своих фантазий. Ужас, кошмар! Врагу не пожелаешь. Но пока это тайна, покрытая мраком, Рона просто калачиком сворачивается у брата на руках, поджимая раненную ногу, шикает ему в ухо, крепко обнимая за шею. Хорошо устроилась, ничего не скажешь. Когда такое будет, что под видом больной, ей будет позволено обнимать его и быть так близко? Ради такого Ру готова каждый день наступать на стекло. Каждый час даже. Боль – ничтожная плата за такую заботу и тепло. Может даже, никто и никогда в жизни не дарил ей столько внимания. С самого детства Рона привыкла, что отвечает за себя сама. Сама лечит свои порезы и ушибы, сама готовит есть, сама убирает, сама стирает. Луиза всегда была занята собой и своей личной жизнью, оставляя самые важные моменты в жизни дочери на самостоятельное изучение. Рона никогда не злилась на неё за это, ведь, в конце концов, именно так она оказалась способной заботиться о себе и не просить ни чьей помощи, но нехватка тепла то и дело отзывалась отголосками в поступках. Может даже, она бы никогда не привязалась к Мэттью, хватай ей сего. Была бы обычной сестрой, той, с которой до старшего возраста дерешься за приставку и ябедничаешь родителям. Она бы просто не искала себе близкого человека, и не нашла бы свою погибель. Всё было бы проще. Намного проще. Прости меня, Мэтти. Я всё испортила. – Потому что они как из рекламы Лореаль париж, - Ру смеется, стараясь отвлечься от боли, и под этим предлогом опять трогает его волосы пальцами, наглея в конец, потому что обычно не позволяла себе так много прикосновений. Будь её воля, она бы трогала их сутками, без конца, но у неё есть всего лишь набор подходящих моментов. От комнаты до комнаты, например. Вот кровать, приходится отлепиться и ощутить под собой прохладу простыней с досадой, скрыть которую сложно. А потом:
- Уоу, уоу, - Заливистый хохот Дэвидсон заполняет спальню. Сейчас было неожижанно. И почему она чувствует себя именинницей, которой подружки в качестве подарка вызвали стриптизера? Рона, это брат твой! – Что это еще за бесплатный стриптиз для униженных и оскорбленных? – Зажмуривается, поймав футболку – Ты, конечно, мой брат, но так и до греха недалеко – Она шутит. Но грех не пошутить так, при виде тела Мэттью. Наверняка, он и сам знал, что хорош собой. Вот уж чем не могла похвастаться Ру. Ей сразу становится неловко, она чувствует себя угловатой школьницей с первым размером груди. Совсем не похожая на его девушек, совсем не подходящая ддя того, чтобы её любили. – Что всё? А штаны? Шучу!! Шутница. Только бы не снял, этот может. Парень выходит из комнаты, а по уставшему телу Ру уже крадутся эти долбанные позорные бабочки. Она спешно начинает стаскивать с себя толстовку, чтобы надеть майку, и задыхается его запахом окончательно. Боже, ты точно фетишистка. Прикусывает губу изнутри до боли. Как не стыдно допускать всякие пошлые мысли. Тесная спальня, кровать, полуголый Мэтт.
Батюшки, да ты точно спятила.
Через минуту, Рона уже скидывает и джинсы, сложив все в стопочку рядом с кроватью, суетливо прячет голые ноги под край одеяла, фыркая от покалывания в пятке. Надо же было так попасть, только она могла испортить ужин так бездарно. Становится грустно, но бабочки в животе мешают окончательно погрузиться в уныние, и когда Ру слышит приближающиеся шаги, она зачем-то поправляет волосы и принимается делать равнодушный вид. Но, черт, это так сложно, когда к тебе в спальню приходят полуголые красавцы с едой. В голову приходит глупейшая мысль, что если она, в самом деле, осталась бы жить с братом, то стала бы скелетом, потому что не могла проглотить и куска пищи в его присутствии.
- Можно, - Мило улыбается. Оказывается, трудно спрятать этот дебильный блеск в глазах, когда по телу кубарем катаются мурашки. – Если мы сегодня поедим, что-то в лесу сдохнет, - Казалось бы, ну что еще может произойти, когда она сидит в кровати. Только Рона знает, расслабляться нельзя, это же она, со всей своей везучестью на неудачи. Все могло быть. – Мэээтт, - Смотрит на тарелки, но почему-то упирается взглядом ему в живот. Ну, что за напасть. Попросить одеться – значит доказать, что ей нравится то, что она видит. А это, простите, уже как-то не по-сестрински и немного стыдно. Мэтт реагирует на оклик, а она... просто отмахивается – Хотела что-то сказать и забыла. – Еще немного и она забудет собственное имя. Ру беспомощно тянет кусочек рыбы рукой из тарелки, делая безучастный вид. Плевать, что это не по этикету, она у себя дома или как? Облизывает подушечки пальцев, проглотив, не прожевывая. Желудок благодарно отзывается урчанием, но есть все еще не хочется. – Не холодно? – Голый торс Мэттью не скоро даст ей покой. Ру ехидно улыбается, расправляя плечи, обтянутые в его футболку, как-то победоносно. (Да-да, она помнит его “удобно?”)
Майка большая, больше неё раза в два, и еще теплая от его тела, и жутко, жутко пахнет братом. Если получится, обязательно оставит себе тайком. Вот только как бы провернуть мероприятие? – Мне вот тепло. – Не унимается. Кто еще тут может быть жуткой врединой, а? Наверное, она все же немного опьянела, потому что манера поведения совершенно отличалась от привычной. Бедный Мэттью, от таких перепадов крышей поехать можно, но его крыша волновала Ру чуточку меньше, чем своя собственная, потому что эта уже начинала крениться в сторону. Еще один кусочек рыбы - А, это.. Вино забыл.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

24

Руки крепко сжимают свернувшийся на них комочек. Самый нелогичный выбор в жизни Мэттью. Вы же помните, насколько он зависим от тактильных ощущений? Постоянно нарушает личное пространство во имя собственных желаний. Негодяй, ничего не попишешь, но, поверьте, было бы куда опасней, заставить его терпеть и отказывать в обычной потребности. А Рона? Она олицетворение личности недотроги. Смекаете, к чему я клоню? Будь он залюбленным в детстве, вероятно, эта симпатия сказывалась бы на них менее болезненным образом, однако, вряд ли пропала бы из-за надуманного эффекта бабочки. Эти глупые чувства не вырвать с корнем, как не пытайся. Он ведь пробовал. И что получилось? Как видите, ни черта.
Только что столбик насыщения объятиями подскочил до невиданных высот за последнюю вечность. Увы. Этого было не достаточно, хоть и удивительно много. Кажется, сестрица и впрямь перепила лишнего, либо решила устроить моральный террор, в знак отмщения за все разы, когда Дэвидсон беспардонно нарушал покой ее души. Что прикажите делать? Будучи зрячим и в более-менее трезвом рассудке, он видел лишь провокации и неприкрытый флирт. Или опять кажется? Мысли роем кружили, не желая оставлять в покое. Что же делать? Кричать о чувствах? Бежать без оглядки? Если бы только он был более проницательным, когда дело заходило о Роне.
Это конец. Даже невозмутимый Мэттью почувствовал едкий укол в ребра. Смеется? Серьезно? Сознание принимает позу недоступную для объяснения, а остатки разума покидают тело. Бездушная, безмозглая кукла - своеобразное ощущение. Надо бороться. Противостоять идее о том, что все это чистой воды намек. «Напомни мне, чтобы я никогда не покупал алкоголя.» Безмолвный крик о помощи прекращается, и блондин вновь готов отбивать грудью раскаленные угли. Странное зрелище было бы, не сомневайтесь. — Я ведь и штаны сниму, и в кровать рядом лягу, будешь продолжать. — Несмотря на всю комичность ситуации, голос звучит ничуть не весело, словно это чистой воды угроза. А, если знать девушку, для неё она должна быть таковой. Счастье. Побег из очага стеснения и неудобства. Комната достаточно нагрета, чтобы не стучать зубами от холода. Хотя от свитера он бы не отказался. Жаль, он забыт на кровати в спальне. — И до греха не далеко. Конечно. Черт. — Еле слышный бубнеж под нос разбивает стук тарелок на кухне. Стоит взять себя в руки, перестать надумывать иллюзорные исполнения мечт. Не выходит. Все смешивается воедино, не девая увидеть в перспективе. Лишь редкие проблески очевидных реалий, ничего более. Пальцы твердой хваткой сжимают посуду, словно это последнее, что держит Дэвидсона на земле. Треск. Ошеломленный собственными способностями, он смотрит на отколотый кусочек глины. Теперь прийдется тарелки покупать. Визит в магазин посуды обеспечен. И опять по новой. Аккуратно вытащить, переложить, будто несет не ужин в постель сошедшей с ума сестре, а подает главное блюдо Королеве Елизавете.
Провозившись на кухне минут с пять, Мэттью наконец доносит несчастную еду, которой все как нарочно сегодня давятся. Вдох. Выдох. Недолгое отсутствие позволяет восстановить барьер невозмутимости. Или это лишь первое впечатление, и она опять собирается вогнать его в состояние панического поиска истины? Взгляд моментально падает на закутавшееся в одеяло создание, отчего не умилиться становится невозможно. И почему она не желает жить с ним? Он бы безустанно носил завтраки, обеды, ужины в постель вне зависимости от занятости и физической усталости. Конечно, вероятно, Рона бы превратилась в толстую свинку, постоянно требующую добавки, но вряд ли бы это смогло заставить светловолосого придурка разлюбить девушку. Заставил бы наматывать кроссы вокруг дома, ради ее же здоровья. А там, гляди, может очертания Ру вернулись бы.
Замечание на счет температуры заставляет его обратить внимание на мурашки на спине. — Как проницательно. — Смеется, а затем тянется к свитеру. Несмотря на то, что Дэвидсон никогда не забывал об утренних мучениях в кроссовках, более-менее правильном питании и, вообще, мог бы даже читать лекции на счет здорового образа жизни у современного человека, ему не приходилось проводить часы перед зеркалом, изучая свое великолепие. Да и вообще, что она несет? Какой торс? Какое тело? Дурацкие ямочки. Неровные зубы. Неугомонные кудряшки. Вот, что он видел в отражении. Славно, что хотя бы нет пивного живота. Шерстяная вещь начинает согревать, что позволяет мелкой дрожи сойти на нет. Все внимание на невнятные реплики собеседницы вечера.
Выпад на счет вина заставляет Мэттью отчаянно скрепить зубы. Принести? Ох, нет, спасибо. Упасите от такого удовольствия. Думаете этот бой тщетно проигран? Не беспокойтесь. В конечном итоге, перед вами все еще воплощение бесцеремонности и отсутствия стеснения, пусть, несколько подбитое многочисленными неожиданностями. Собравшись с остатками смелости и безбашенности, он начинает смертельно-опасный монолог. И, черт знает, кто именно падет на поле боя. — Я решил оставить его на лучшие времена. Мало ли, полезешь целоваться еще. — Неестественный смешок и ухмылка. — Мы, конечно, не родственники в прямом смысле этого слова, — Недолгая пауза. — И в ад тебя никто не отправит. Но меня огорчит, если ты внезапно пожалеешь о содеянном на утро. — Триумф? О, поверьте. Если бы не ускоренный сердечный ритм от сбитого дыхания и запутанных чувств, он бы обязательно подпрыгнул взвизгнув от ощущения великолепно отбитой подачи. Только бы это не привело к пожару в только приобретенном жилище.
Славно, что хотя бы свитер на нем, и это уже меньше походит на открытые приставания от полуголого маньячины. Не заиграться бы, а остальное переживут.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

25

I'm bulletproof, nothing to lose
Fire away, fire away
Ricochet, you take your aim
Fire away, fire away

И после этого он, правда, хочет, чтобы Рона с ним жила? Да она будет умирать каждый гребанный день от умиления, страсти и любви разом, не в силах преодолеть порог своих страхов – открыться - никогда. Кто бы и что там ни думал, для неё Мэттью был идеалом мужской красоты. Моральной и духовной. Навязчивая идея, ходячая фантазия во плоти. Ночной кошмар и самая чистая мечта. От кончиков волос до этих чертовых ямочек на щеках, которые мутили рассудок каждый раз, когда он улыбался. Невыносимо. До дрожи в ладонях. Наверное, если бы брат оказался слишком близко, она со своей безэмоциональностью, просто грохнулась бы в обморок от передозировки такого счастья. Больная. В самом деле, больная. Из всех напастей на свою голову Рона выбрала самую неистовую, самую противоречащую всей её сути и естеству. Мэтт олицетворял всё то, чего она чуралась, что могло уничтожить до основания.
Надел свитер. Фьюх. Слава Богам! На радостях Роне даже удалось засунуть в себя еще кусок, возмущаясь по пути на отсутствие полотенца. Облизывать пальцы не комильфо, но ей приходится делать это, чтобы не запачкать постель, на которой Мэтти будет иметь своих подружек. Фу. Мерзость. Ру передергивает рывком от поясницы до первого позвонка, но она старается скрыть эмоцию, чтобы не раздражать парня прикрытыми нотациями на тему свадьбы и отъезда. Как же это смешно – подменять понятия. Как же это глупо, говорить одно, а иметь ввиду совсем другое. – Да-да, оденься, а то замерзнешь, - Плямкает, кивает, вина всё-таки не хватает хотя бы запить ком в горле. – Может ты прав, в этом ресторане неплохо готовят, - Аппетит просыпается и приходит, как в поговорке, во время еды. И вот Ру уже даже заглядывает в тарелку со спагетти, как опасность пришла, откуда не ждали.
Мэтт, который, казалось бы, был с ликованием повержен её едким юмором, начинает отвечать. И то, что слышит Рона, почти прибивает её к земле. Два чувства разом. Сначала котенок, прижимающий уши, который слышит страшную правду и дико напуган от того, с какой патетикой эта правда вылилась на него. А потом... потом когтистая тигра, которая не спустит этому наглецу такую фривольность так просто. Он же издевается, верно? Решил, что способен загнать котенка в угол, заставить жалобно мяукать? Ру проглатывает кусочек, в удивлении приподнимая одну бровь.

You shoot me down
But I won't fall, I am titanium
You shoot me down
But I won't fall, I am titanium, I am titanium

Второй палец, третий – Ммм, как интересно, - Рона была бревном, но не беззащитной подушечкой для ног. Разве что, натыканной иголками подушечкой, и эти иголки раздерут ему кожу вкровь. Осторожней, Дэвидсон, никогда не знаешь, на что напорешься. – ну ты брось, совесть это не твое, Мэттью. – Ей больно, она не отвечает за оборону - Будешь рассказывать это своим многочисленным подружкам, которые ведутся на безразмерное эго или есть еще что-то большое? – Рона выставляет руку вперед, изображая, как натыкается ладонью на эго Мэтта, её глаза-стекляшки. Просто стекляшки. Которые мерцают только потому, что стекляшки. И ей больно. От себя. Но выхода просто нет. – Бум-бум, прости, но, к счастью, ты не в моем вкусе, - И этот взгляд. Этот её прямой взгляд без запиночки, возможный лишь потому, что надо защитить брешь в каменной крепости снежной королевы. Она знает, что ляпнула большую глупость. Теперь надо забелить огрех. – Так что не бойся меня. - Тянется ближе. Треплет. За. Щеку. Дура. -  Будешь? – следом тычет тарелку с рыбой, потому что не хочет спагетти. Половинка на половинку. Охх, Мэтти, знал бы ты как барабанит сейчас её глупое сердце о грудную клетку, как хочет вывалиться оголтелое на пол к твоим ногам и начать умолчать не издеваться. Не заставлять лгать так откровенно, чтобы уберечь свою душу от новых ран, когда фарс перестанет быть фарсом, когда случайно выпадет хриплая нотка искренности, и ты поймешь, что она на самом деле давно потеряла родственную жилку между вами. И что тогда? Что будешь делать тогда? Что вы оба будете делать?
Рона старается дышать ровно. Старается выглядеть невозмутимой, и от желания выдать одно за другое, ей даже удается нагловатая, ехидная, гаденькая ухмылка, с которой она закидывает растрепавшиеся из импровизированной косы волосы за спину. – Кстати, что ты там говорил про неудачи в личной жизни? Может, это от большой любви к себе и невниманию к чувствам твоих пассий? Хватит! Замолчи!Мы давно не виделись, и я сужу по себе, извини, если что, - Она имеет ввиду то, чего не может объяснить. Маленькую, крохотную эмоцию, когда он не рассчитал ситуации при первой встрече, не более того. Но, кажется, её слова звучат как один большой упрек. После того, что он сделал для неё сегодня, это выглядело по-свински. Но сердце просится, умоляет, жжет в груди. И ей страшно. Дико страшно, что он мог бы хоть на секунду догадаться, что она чувствует к нему. И что никакой он ей не брат, и что да, черт возьми, она бы хотела зацеловать его до смерти. Кажется, кто-то минутой назад собственноручно подписал себе приговор. Да, Ру? Всё это к вопросу о счастливых шансах. Один на миллион. Возможность намекнуть. Пуф. Бездарно порвана и развеяна по ветру. Рона-Рона... – Я наелась. – К черту спагетти. Резко плохеет. Выиграна битва или нет, ей уже всё равно. Нет чувства торжества. Только очередная волна депрессии накатывает на плечи, прибивая к земле. Сказанного не изменить, а править эмоции как статью в Википедии – невыполнимо. Остается только сделать вид, что так и было задумано. То есть причинить боль. И все таки думать, что это намного лучше, чем раскрыться...
Ты сделала всё правильно. Если он и замечал странные взгляды, то теперь репутация восстановлена. Есть уверенность не проколоться, и это то, к чему надо было придти. В конце концов, на шутки про эго Мэтт никогда не обижался. Сейчас подхватит юмор, и всё забудется.
Самоубеждение великая вещь. Рона снова агнец, снова без надежды на хэппи энд, зато всё как надо. Как надо...
Улыбка исчезает с лица. Скрыть это сложно, и, если честно, хочется зареветь. Опять. Такого количества плаксивых приступов у бревна не было ровно столько, сколько отсутствовал в Бостоне Мэтт. Что в очередной раз подчеркивает, что он её треклятая слабость. Делает уязвимой, открытой для ударов. И жизнь успешно пользуется моментом, давая пощечину за пощечиной, то ли хочет добить, то ли отрезвляет. В любом случае, от таких неправильных чувств нужно избавляться. Гнать прочь. Да. Именно так. Пока не стало хуже, потому что лучше просто невозможно в теории. Дом, Майкл, Луиза, их общая фамилия, её страшненькое лицо, отсутствие качеств настоящей женщины, которую можно видеть рядом с таким человеком как Мэттью. Сплошные минусы. Непроглядная темнота.
Нельзя. Этого нельзя допустить.
Она видит в подколах Мэтта только его обычную манеру шутить, не более. Врядли он на самом деле осознавал, какие важные вещи говорит своей непутевой сестре. И что могло бы означать для неё это неприятие родства как факт. Мечты. Мечты могут завести нас непозволительно далеко. Посеять дымку сомнений, заставить верить в миражи. Но все картинки рассеиваются так же быстро, как появляются. И вот приступ смеха сменяется накатом слёз. Снова некуда бежать. Снова присутствие Мэтта кажется смертельным, негде укрыться вместе со своей раненной душой. Кусочек одеяла, в который впивается ладошка, становится единственным спасением. – Спасибо. – Она упрямо верит, что ей хватит сил стойко держаться даже когда станет хуже. – Поцелуешь в лобик перед сном, не кровный мой, но все же брат? – Рассеянная улыбка, боль. Удар, гол. В свои ворота. Боль.

Stone-hard, machine guns,
Firing at the ones who run
Stone-hard, those bulletproof guns

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

26

Of Mosters and Men - Silhouttes

IT'S HARD LETTING GO,
I'M FINALLY AT PEACE, BUT IT FEELS WRONG,
SLOW I'M GETTING UP,
MY HANDS AND FEET ARE WEAKER THAN BEFORE.


Забавная штука - надежда. На лучшее, худшее, на что угодно в этом мире. Порой, она настолько пудрит и без того не светлую голову, что в конечном итоге реалии, которые вы наблюдаете, ничто иное как искаженные отражения в сотом колене. Видно, такие метаморфозы восприятия окружающей действительности имели место быть и в сознании Мэттью. Чего он ожидал? Что сестра внезапно изменится в корень, подыгрывая безобидным шуткам? Если бы они и впрямь не несли никакого вреда, вероятно, так бы оно и было. А нарочно кричать про поцелуи и прочую ерунду - согласиться без толики сомнения подписать себе смертный приговор.
Удар под дых. В точку. Несмотря на их долгое молчание о главном, девушка не разучилась нащупывать уязвимые места и бесцеремонно устремлять в них поток стрел. Стоит улыбнуться. Съесть желание раствориться в воздухе, исчезнуть, убежать. Только бы не видеть милое сердцу лицо, с неумолимой гримасой закапывающее тебя заживо. Он умел терпеть и принимать критику, не пускаясь в самобичевание и костер на голове. Однако, когда дело касалось иллюзорных претензий, сердце предательски начинало выть от боли. Нет. Это не он. Мэттью не самовлюбленный кретин. Может быть кретин, но никак не страдающий часовыми любованиями своей прекрасной персоной перед отражением. В голове щелкает воображаемый выстрел. Как бы просто, если бы можно было покинуть бренную землю лишь представив самоубийство. Фантазия у блондина была богатая, так что картинки ничуть не подвели бы, а, есть шанс, что даже были бы куда ярче реальности. От прикосновения становится не по себе. Жалкие подачки. «Получил свой ответ?» Последние силы пущены на то, чтобы успокоить бурю эмоций снаружи. Нутро давным-давно уже горит синим пламенем.
Нет. Нет, спасибо. — Выдавливает натянутую полуулыбку, в тумане различая вопрос. И дело здесь вовсе не в том, что ему открытым текстом заявляют о пролете мимо списка возможных кандидатов на звание молодого человека, хотя горя от этого тоже не отнимешь. Единственное создание во всей вселенной, перед которым Мэттью спускал защитные стены вежливости, выпуская сдавленную личность наружу, вдруг сообщает ему наиболее распространенную небылицу, которую можно услышать от первого прохожего, оценившего Дэвидсона. Рона, внезапно, потеряла память, решив, что ее братец совсем не тратит полугодия, чтобы перестать рвать на себе волосы, после очередного расставания? Не важно кто инициатор, не важно насколько уродливо все завершилось. Факт остается фактом. Горе-любовник не умеет прощать себя за ошибки. Тем более столь глобальные. «Издеваешься?» В момент, когда блондин решает пораженно выдохнуть, она, словно не насладившись долгожданной победой, с новой силой начинает набрасываться на хлипкую крепость. Последняя вовсе не предназначена для обороны. Может, для устрашения, но никак не защиты.
Скажем так, если это приравнивается к непомерному эгоцентризму, то я ищу в них того, чего, собственно, ни в ком нет. Точнее есть. В одной. — Приподнимая бровь, заявляет светловолосый. Безумно хочется вывернуть наружу: «Та, что выплеснула мне какой я законченный ублюдок секунду назад», но получается усмирить в себе порывы ни к месту. Нечего тут говорить, разве что только отмахиваться затем, убеждая, что Рона все равно не поймет, кто именно вырывает ему сердце на протяжении столь долгих лет. Придумает воображаемое имя, как можно более отличное от исходного. Делов-то. На момент он останавливается, словно выходя из бурного течения по воде. Мне кажется или его голос звучит отчетливо раздраженно? Выдох. Эмоция пораженно, поджав хвост убегает восвояси. Нечего здесь распинаться ядовитыми словами. Сестра имеет полное право не видеть в нём ни доли от принца из сказок. Но, если вспомнить главный людской порок, не удивительно, что Мэттью реагирует настолько болезненно. Эгоисты и собственники. Нет ничего ужасней для человека - понять, что его личность не бог весть какая распрекрасная, а, вероятно, еще и олицетворяет все ненавистное в противоположном поле.

AND YOU ARE FOLDED ON THE BED
WHERE I REST MY HEAD,
THERE'S NOTHING I CAN SEE,
DARKNESS BECOMES ME.

Аллилуйя. Спасительное завершение ужина позволяет сбежать от мерзкой атмосферы, роком нависшей в комнате. — Я отнесу. — Очередная выдавленная силой полуулыбка, направленная на скудный обман собственного разбитого сердца. Тарелки в руки. Есть, определенно, не хочется. Зайдет завтра по дороге в первую попавшуюся кофейню, если, конечно, до утра пройдут порывы сбегать в туалет от неестественного жжения в районе желудка. И дело тут не в единственном куске за весь вечер. Там несчастных бабочек кислотой поливают. Пулей выбегая из комнаты, Дэвидсон мертвенно выдыхает наигранное спокойствие. По вискам бьет отчаяние. Ожидала, что отшутится? Рассмеется? Возможно мог бы. Если бы они жили вместе под привычной взгляду крышей родителей. А что теперь? Кошмар неизбежно пожирал остатки мечт на иную жизнь. Нет, все же стоит готовится быть примерным родственником и жать руки многочисленным кавалерам. Или одному. Не суть важна, одна идея о том, что этот индивид существовал, и, вероятно, находился на этой планете, заставляла скрипеть зубами от злости.
Вода тихо заглушала кричащие мысли сознания, а взгляд безмолвно уставился на уходящую в недра канализации струю. Ни сил, ни идей для спасения. Кажется, даже движения стали опустошенными и бессмысленными. В механическом порядке Дэвидсон вымыл посуду, выбросил разбитую тарелку, что присоединилась к осколкам стакана. Слишком много изуродованного сервиза за сегодняшний ужин. Как-то иронично со стороны вселенной, если задуматься.
Шум крана заглушается резким движением. Тишина. Оперевшись о барную стойку, Мэттью собирает немощное тело и разум по кусочкам. Не прятаться же вечно в коконе расстройства? В конце концов, прийдется вернуться в злосчастную спальню, проглотив остатки достоинства. Размеренным, негромкими шагами он подходит к двери. Вдох. Финальный рывок. — Уже скучаешь по Луизе? — Жалкое подобие хорошего настроения. Нет его. Пустота и сожженные внутренние ткани. И пусть это лишь фантомные ощущения, они никогда не казались настолько реальными, как сейчас. Проходя внутрь, Дэвидсон гасит свет, словно укладывает спать собственного ребенка. Ночь. Улица. Фонарь. Спасительное освещение, позволяющее разглядеть сестру. — Приятных сновидений. — Теплая улыбка. Пусть считает, что он просто-напросто устал. Наклонившись к темноволосой, он целует девушку в копну волос. Незначительно с виду, а по впечатлениям, словно прощальный реверанс. Резкий шаг назад. Наверное, и впрямь не стоило возвращаться. Жить своей никчемной жизнью, наполненной болезненными воспоминаниями, но никак не врываться в разрушенный собственными руками мирок. Хотя, разве он когда-либо был? Просто раньше никто не удосужился оповестить: шансов нет. Скрип двери. Мэттью отчужденно оглядывает квартиру, ставшую губительно ледяной. Это будет определенно бессонная ночь. Благо, завтра никаких судов.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule


Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter­­­ » archive » MATT&RONA PART II