Помешательство на какой-то идеи, вызванное словом близкого, было нередкостью для Теодора МакМиллана. Возможно, ему ещё было далеко до своих родителей, которые, судя по их собственным рассказам (он так и не понял, приукрашенным или нет), были ещё теми паранойками, но с другой стороны, призванная мысль из глубин самосознания, скорее всего, очень скоро окажется на поверхности. Это был тот случай, когда человеку казалось, что о его некрасивой оправе говорит каждый взгляд прохожего или преподаватель, смотрящий именно на тебя выжидает, когда сможет спросить тебя о методах избежания проклятья чесотки, в то время, как вместо подготовки, ты играл в волшебные шахматы. Тео неосознанно фиксирующий в голове многие вещи, смог также заселить зернышко волнения за Фионну Уолш, которая несколькими месяцами ранее в эмоциональном выбросе сообщила ему, что под сердцем носит ребенка Кафеуса. И можно был бы не переживать, думать о том, что всё будет хорошо, да только есть одно «но» – экс-бойфренда больше явно не будет рядом с девушкой, в чём был, конечно же, невероятный плюс, но с другой стороны...

and if i told you how i worry

isn't how I always seem to hurry
a n d  m a y b e  y o u  w o u l d  u n d e r s t a n d  m e  a  l i t t l e  b e t t e r

С несколько минут он смотрит на пустой пергамент, лежащий перед собой и подготовленный для сочинения по Астрономии, но кажется, он вовсе не был готов рассуждать сейчас о звёздах и их расположении на небе в этот небесный цикл. Посмотрев на часы, юноша перестаёт колебаться, и аккуратно выводит имя подруги, затем сразу окуная кончик пера в чернила.

МакМиллан вчитывается в каждое слово, кое-где умело поправляя опечатки, которые мог допустить. Сжимает губы, когда доходит до абзаца по поводу беременности волшебницы, и неуверенно качает головой – стоило ли вообще об этом писать? Он не был уверен, при каких случаях вообще нужно обсуждать такие вещи. Обсуждают ли их? Теодор с волнением посмотрел на небольшого размера книжку, лежающую под стопкой пергаментов и домашних заданий, которые готовились к сдаче – примерно столько от них требовали преподаватели на последнем курсе, не считаясь с тем, что, возможно, у них может не хватать времени. Беременность было одним из того, о чём шептались за спинами, словно о первом поцелуе, или встрече в тёмной комнате. Тема, на которой было красным маркером написано «Табу» тем более никогда не поднималась в разговоре волшебников, с которыми общался сам Тео, однако... Везде он слышал намеки, предложения, сквозь строк в которых читалось, что все знают о том, что Фионна в ближайшие несколько месяцев округлиться, словно шар. Именно поэтому книжка была так важна! В ней было написано, в каких состояниях пребывает женщина, что с ней происходит во время страшных девяти месяцев, и главное, что случается по итогам. Правда, стыдливо МакМиллан, имеющий слишком хорошее воображение, закрывал книжку, стоило главе оказаться перед глазами, а мыслям вернуться к тому, что всё это будет происходить и с Уолш.
Юноше казалось, что чем больше он об этом думал, тем скорее ситуация должна была его отпустить. Однако, рэйвенкловец всё больше и больше был поглощен этой мыслью, и в какой-то момент это стало концом для многого. Ну, или всего-лишь для его отношений с волшебницей по имени Эбигейл. На самом деле, это было справедливо – общаться они стали куда меньше, где Тео прятался под предлогом учебы или очередных подготовок к будущим экзаменам. Держание за ручку или поцелуи воспринимались куда с меньшим энтузиазмом, более не вызывали кроткой улыбки. А многие слова или идеи нередко воспринимались вштыки, пусть и с быстрым извинением за резкое поведение. Со стороны студенты, интересущиеся жизнью остальных понимали – этот поезд уже ушёл; но всё же, юноша с удивлением смотрел на девушку, с которой провстречался относительно продолжительный срок, когда та с шумом разрывала их отношения. И проблема, как оказалась была вовсе не потому, что это произошло – он мог бы хвататься за её пальцы, говорить, что измениться ради неё и будет подмечать всё, лишь бы они остались вместе. Но Теодор МакМиллан этого не сделал. И вот это было проблемой.
Конечно, ему было жаль. Но жаль не за то, что он более не сможет именовать Эбигейл своей девушкой; а потому, что ему понадобилось так много своего и её времени, чтобы понять – он, действительно, просто продолжал прятаться за мыслями, что не был влюблен в Фионну Уолш. Однако, сработавший триггер ещё зимой напомнил ему, что существовала та, которой Тео мог посвящать строчки песен, написанные в тишине собственной комнаты. Для той собирать модельки с надеждой, что это не станет очередным бесполезным подарком, а тем, на который она будет смотреть с восхищением. Время, с которой бежало так быстро, что в итоге лишь успевал быстро прижать волшебницу к себе в случае отъезда в школу или махнуть рукой, смотря, как девушка взбегала по лестнице на веранду. И именно поэтому он вкладывал в свои слова о возможности быть рядом с Фионной в трудную минуту куда больше смысла, чем она могла только представить со всей серьёзностью относясь к этому делу, не смотря на свой юный возраст. Потому что ради неё Теодор МакМиллан хотел быть взрослым.

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —

Теодор не успел начать волноваться, так как гора учебы продолжала захлёстывать их всех огромными волнами, отчего волшебник только и успел, что разгребать свои домашние задания, и ещё вытаскивать на своих плечах близнецов. Кевин видавший, какими нервными все становятся на седьмом курсе, решил что пока что оставит их, и тратил больше времени на квиддич, тем более, что был уже конец сезона, а у его команды в первые за долгое время был шанс победить в кубке за этот год. МакМиллан же если сравнивать со всеми остальными годами, предпочитал отвлекаться на квиддич только тогда, когда нужно было сидеть непосредственно на матчах, и активно напоминать всем, что убивать бладжерами друг друга не стоит, а вот и вновь пора засчитывать очки вырвавшейся вперёд команде. Через несколько дней пришло письмо от матери, что также успело снять с плеч груз волнения – Фионна вовсе не забыла свою семью в школе, она просто уделяла очень много времени своей работе, в прочем, как и обычно.
Юноша за весь этот период так и не осмелился поговорить с матерью о том, чем поделилась с ним Фионна. Даже его попытки узнать об этом посредственными вопросами, в которых только знающий человек мог разглядеть нужное, завершились совсем неудачно, и каждый раз он лишь недовольно хмурил брови – почему каждый из них строил вид, словно ничего не происходило? Это ведь было такое событие, это не собаку завести и даже не притащить домой огромного питона, от которого будет бежать каждый, только если не научиться обходить змею по потолку.
— Как ты думаешь, мама слишком расстроится, если я скажу, что не хочу возвращаться в школу? — разговор двух волшебниц сидящих рядом с друг другом заставляли его прыснуть, отчего Джозефина сразу же дёрнула голову в сторону юноши, нахмурившись, — Что? — и тут нужно было вести себя аккуратно! Теодор слишком часто наступал на эти грабли, чтобы попасться вновь. Для начала, он приподнимает обе ноги, не боясь испачкать обувкой кожаное сиденье, – на случай, если Шарлотт решит воспользоваться своей ногой, когда уже не хватает слов, – а затем молча достаёт небольшой пакетик с шоколадным изюмом, в случае, если придётся кидаться едой, чтобы успокоить Уолшей.
— Кажется, ваша мама сможет расстроиться от того, какие результаты вы получили на пробных экзаменах. Я не понимаю, почему она не выслала вам кричалку.., — он делает паузу, застывая, словно только что до него дошла истина, — А, потому, что она об этом не знает. Логично. И как вы планируете ей сообщить об этом? — он был прав, и успевает увернуться от ноги, которая как бы невзначай утыкается с силой в его сиденье, — Ладно. Мы разберемся с этим, — усмехнувшись, волшебник качает головой.
— Спасибо, Тео, — выдыхая, произносит волшебница. И неожиданно произносит то, отчего его бровь в удивлении дёргается, — Мы твои должники, — правда, не успевает юноша остановить воспоминание в голове именно таковым, как уже лишается своего изюма из рук.
— Да ладно. Ваша репутация, практически, равносильна моей – на меня надеются обе наши семьи, — тем более, он даже не хотел представлять, что будет с теми, кому так и не удалось сдать экзамен в этом году. После этого короткого разговора, бурчание двух волшебниц осталось на фоне, и сам Теодор отполз поближе к окну, раскрывая книгу, но вовсе не для того, чтобы углубиться в чтение даже тогда, когда у них, наконец-то, появилась возможность передохнуть от вечно скачущих перед глазами строками. Красивый почерк старшей Уолш всегда цеплял взглядом, и он в который раз проходится по уже знакомым словам и предложениям, стараясь не слишком сильно выдавать себя. Получив письмо аккурат перед их приездом, он не стал высылать ответ, зная, что уже будет намного проще ответить на месте, однако, это ведь не мешало ему мозолить его взглядом?
И опять таки странное чувство о том, что все делают вид, что словно ничего не произошло заставляет его нахмурить брови. В письме даже сама Фионна говорит об этом, словно кроме Кафеуса ничего не случилось. И, конечно, он не сомневался, что она сможет справиться со всем одна, но с другой стороны... И этот переезд? Волшебник и правда мог поверить в её слова о том, что родители – ещё те донимающие всех подряд лабрадоры, но тем не менее, это не означало, что ей стоило покидать родной край особенно так быстро. Ведь всем было известно, что проблема родителей была в том, что им не на кого было сплавить свои эмоции. Вот как они бы вернулись, так и всё сразу же наладилось! Они несколько раз обсуждали своё нахождение на ближайшее время вместе с девочками – переезжать из Бостона, а уж тем более, из родительского дома не планировал никто, а Кевину вообще было бесполезно об этом думать ещё год. Наверное, он был бы рад только, если бы Алекс решила поменяться идеями вместе с Фионной, да и то, возможно, почувствовал бы секундную тоску от мысли, что и сестра уже стала слишком взрослой, чтобы жить бок о бок с мамой и папой.
И, в конце концов, был ещё один пункт, который среди всей поддержки и обещаний про сладкие булочки, заставлял его улыбку поблекнуть. МакМиллан попросил никого не рассказывать о том, что расстался с Эбигейл. И речь шла не только о том, чтобы умолчать об этом перед родителями, но и, соответственно, перед Фионной, которая знала обычно больше, чем МакМилланы и Уолши старшие вместе взятые. Ему так и не удалось нормально объяснить причину, но всё же, он понадеялся на сознательность волшебников, и кажется, они исполнили своё обещание, раз никто до сих пор не забомбил его письмами, как бомбардировщики с Пёрл-Харбора. Теодор так и не понял, почему для него была большая проблема рассказать обо всём Уолш, как есть. Что, люди не могут расстаться потому, что не сошлись характерами? В конце концов, она могла поддержать его, прочувствовать ситуацию, помочь...
Теодор на секунду дёргает головой вверх, утыкаясь взглядом вперёд, где сидел Кевин, и даже заставляет его встретиться с ним взглядом. Уже открывая рот от непонимания, что так сильно заинтересовало в нём Теодора, всё же, так и ничего не говорит – поезд медленно начинает идти на остановку, и засуетившись, ребята оставляют юношу на мгновение с собственными мыслями. Точно. Его ведь бросила девушка – и это было большое событие. Не такое радостное, как приезд, каникулы или выставленные на стол крестовые булочки. Это была настоящая трагедия, а расстроенных людей было просто необходимо успокоить и пожалеть! МакМиллан расплывается в улыбке, а затем поднимается с места, перехватывая с верхних полок свой чемодан, чуть не сбивая с места младшего Уолша. В конце концов, почему бы нет? Он ведь и правда был расстроен, а волшебница как никто другой умела поднять настроение.
Обычно их приезды всегда начинались одинаково. Отцы с обоих семейств, объятия и перенимание чемоданов с обоих сторон. Кажется, прямо от них уже пахло семейным столом, запах который тащился за ними прямо из самого Бостона, отчего желудки студентов изнывали от голода и своеобразного триумфа, что сейчас-то они их набьют. Врываясь в дом Уолшей, и по очереди обнимая женщин, Теодор сцепляет пальцы за спиной в надежде, что сегодня разговор об учебе обойдёт их стороной, да бы не испортить никому настроение. И вообще, желательно, чтобы близнецы по максимальному отвечали на вопросы матери пространственно. У них ещё есть время всё наверстать, главное, не разозлить миссис Уолш.
— А где Фионна? — спрашивает юноша с любопытством, стукнув кулаком в кулак своей старшей сестры, и даже чувствует теплоту её рук, когда Алексис всё же, делает шаг вперёд и приобнимает юношу.
— Пока ещё на работе, но, наверняка, скоро появится, — добродушно отвечает кто-то из волшебниц, отчего камень на время спадает с плеч юноши, а к мыслям вновь подступает, что съесть он был готов хоть всю курицу. Несколько раз он всё же дёргал головой в сторону пустующего стула с тоской, но лишь смирено опускал мысли в сторону – Фионна была ответственной, не удивительно, что в случае сложностей на работе, она останется там, с учетом того, что и начальник у неё был собственный дедушка. Иногда он ставил себя на её место и думал, что если когда-нибудь понадобится поработать с кем-то из собственных родственников, а точнее, под их началом, то МакМиллан бы делал тоже самое. Это ведь семейное, и дело не только в бизнесе!
Вечер прошёл настолько незаметно, и, наверное, не мысль о том, что завтра ещё придётся отработать последний день старшему поколению перед пасхальными выходными, они бы могли сидеть ещё столько же времени. Однако, Трэйси МакМиллан вставшая первой, бодро потянула за собой сначала Элайджу, а потом и зазвала собой детей с вполне логичной мыслью – они что, не успели наговориться в школе? И, в конце концов, так и не увидев Фионну, Финли младшему пришлось покинуть дом друзей.
В прочем, он успевает только принять душ и умыться, а также переодеться и лечь поверх чистого постельного белья с книгой в руках, как слышит сначала топот по лестнице (может, мать торопиться поскорее лечь под бок папе?), но всё же, удивление застаёт его сознание в момент громко стука в дверь. Он ничего не говорит, а сам поднимается с места – обычно родители, и уж тем более, Алекс, не пытаются вломиться к нему в комнату, когда уже все разошлись по спальным комнатам. Хотя, поднимается – это всё же не то слово, которое стоит использовать в этом случае; подрывается, потому что знакомый голос был слишком неожиданным, чтобы плыть вальяжным шагом. И стоит еле слышному скрипу прозвучать на коридор, и перед Теодором предстаёт никто иной, как Фионна Дидри Уолш собственной персоной. Юноша тянет улыбку широкой в ответ, неимоверно радуясь тому, что им всё же удалось повидаться именно сегодня, в день их приезда. Голос неожиданно срывается на те ноты, которые иногда он мог услышать у собственного отца:
— Фионна!
У него было достаточно времени подумать о том, как сильно должна была измениться девушка за время их отсутствия. Три месяца – малый срок, однако, люди уже и на этой стадии меняли свои черты и уж тем более, размеры собственного тела. В прочем, то, что [float=left][/float]увидел перед собой юноша вовсе не равнялось картинке в собственной голове, и слыша болтающую Уолш, он всё ещё витал где-то в собственном мире, пусть и обхватывал девушку руками в ответ.
— Мама научилась мешать зелье роста. Говорит, что и папе подсыпает такое, но ты никому не говори, — по-дурацки шутит юноша, отпуская девушку. Он словно готов попросить у неё паузу, одну секунду, прежде, чем до него дойдёт хоть что-нибудь, и вместо того, чтобы сказать что-то нормальное ей в ответ, юноша выдаёт:
— Ты такая... Худая? — пропуская её вперёд в комнату, отступившись от двери, МакМиллан внезапно хмурит брови, понимания, насколько глупо это может звучать, и уж тем более, видя неопределенное непонимание на лице девушки, — В смысле, нет, это, конечно, по разному бывает у каждой девушки, но я думаю, ты будешь более... Круглой? — юноша делает паузу, потирая собственный затылок, и добавляя короткое, — Нет? — словно уже сам не понимает, что происходит. А он и правда не понимал, потому что Фионна Уолш не выглядела слишком уж... Беременной.

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —

Ни секунды. Ни на единую секунду в голове МакМиллана не задержалась мысль о том, что Фионна могла бы и вовсе не быть беременной. Что произнесенные ей было лишь мимолетной мыслью или чем-то, что сам Тео воспринял именно так. Что последующие её слова, написанные тонким почерком в письмах, явно игнорирующие будущее пополнение в семье делали это не специально. Этой правды, еле заметной пелены истории, не существовало ни в чьей голове, кроме Финли МакМиллана.
Наверное, он мог бы разозлиться – в каком смысле, на лице? Взгляд его был прикован то к животу, то растерянно юноша переводил его на лицо Фи. Может это из-за одежды? Он читал, что немногие женщины набирают вес так быстро, и после не сразу вообще понимают, что с ними что-то происходит. И вот жалуясь на то, что тело ведёт себе странно, ни о чём не подозревая, целитель сообщает о том, что где-то рядом с сердцем матери бьётся ещё одно. Но испытывать эмоций кроме как непонимания, МакМиллан просто не был в силах, пытаясь уловить в её словах хоть что-нибудь, что смогло бы дать ему ответ. Но этого не произошло, и уже куда более нервно, чем шутя до этого, Тео бросает:
— Ты же должна быть беременна, нет? — готовый вскинуть руку и на уровень глаз, волшебник даже мог сказать приблизительную дату, а на пальцах показать, каким размером должен быть эмбрион в её теле на данный момент. В прочем, кажется, у Уолш совсем не было этой мысли в голове, судя по тому, как резко она реагирует, заставляя его дёрнуться в сторону и перевести взгляд на дверь. Пусть её сестры делали недвусмысленные намёки, говорить об этом напрямую Тео с ними так и не решился. Для начала, не хотелось вообще лишних разговоров на эту тему за спиной их старшей родственницы, а во-вторых, это явно не школьный разговор. Это вообще никакой разговор!
— Неправильно понял... Что? — еле слышно произносит темноволосый, сталкиваясь с лёгкой хрипотой в своём голосе или сиплостью от неожиданного чертыхания со стороны волшебницы. Теперь была его очередь рисовать знаки вопросов на своём лбу, и, пожалуй, он выбрал бы для этого все маггловские не смывающиеся маркеры, которыми в детстве они разрисовывали стены дома. Не смотря на то, что восстановить светлую поверхность родителям не составляла труда, он помнил, как гналась за ними мать, а заполучив то, что уничтожило идеальный фасад, пусть и на мгновение, со смехом, крепко держа детей за руки, рисовала им усы, высокие брови и кружочки-румяна на щеках. Будь у него возможность, он бы хихикнул от собственных воспоминаний из детства, но потирает он щёку сейчас явно не из-за ностальгического чувства, а от попытки вернуть себя в реальность. Может, ущипнуть себя? Потому что в другой Вселенной он точно помнил, что бессвязный поток точно предполагал за собой нахождение беременности.
— Я не... Я не понимаю, Фи, я уже совсем ничего не понимаю, — его голос мог бы звучать плачевно, и, если быть честными, он и правда был таковым. С толку Теодора могло сбить лишь несколько вещей, и к счастью, или к сожалению, почти всё, что делала Фионна Уолш – сбивало его с толку. Кивая головой, он не противится её ладони, даже на мгновение сжимает и разжимает пальцы, прежде, чем усесться на кровать. 

t h e r e ’ s  a  l o t  o f  lo v e  i n  t h i s  p l a c eand i’m just trying to say- - - - i’m good, i’m good, i’m good, i’m good - - - -L I V I N G  L I F E  J U S T  L I K E  I   S H O U L D
Чем больше говорила волшебница, объясняя причину слов, сказанных несколькими месяцами ранее, чем больше Теодору хотелось провалиться сквозь землю. Как он вообще мог до этого дойти? Почему промолчал, не устроил истерики, вскидывая руки и заламывая их. Встать на ноги и закричать «Зачем?» было бы куда логичнее, чем строить теории относительно того, сколько месяцев прошло с момента зачатия ребёнка. О Мерлин, он и правда думал об этом? Отстранено он смотрит мимо Фи, вновь и вновь прокручивая её слова в своей голове. И, наверное, юноша должен был быть благодарен судьбе за то, что всё закончилось так. Всё же, растить ребёнка был способен каждый, и пусть сейчас уже никакого ребёнка не существовало, юноша всё ещё не стал бы отказываться от своих слов. С другой стороны, радоваться тому, что частичка Кафеуса жила бы под сердцем Фионны ещё полгода, а затем – ходила бы по земле? МакМиллан закрывает глаза, прижимая пальцы рук к лицу.
— Какой же я дурак, — и всё же, выдохнув, произносит Тео, — Проблема вовсе не в том, как ты сказала что-то, а в том, что... — «Что я люблю тебя и это была возможность быть с тобой рядом?» — на мгновение Теодор зависает, а затем продолжает говорить, отнимая руки и начиная ковырять палец от волнения. Он чувствует, как краснеют его щёки и уши, и в свою очередь, благодарит, практически, ночную погоду за отсутствие света за окном, а себя – за только лишь приглушенный включенный свет в комнате, — Что я логически вывел из твоих слов. В любом случае, ты здесь явно не причём, Фи, — Теодор даже позволяет себе усмехнуться, — Знаешь, зато теперь многие вещи встают на свои места, и больше всего я рад за то, что не стал пытаться выведать что-либо от твоих сестёр. С другой стороны, возможно, этот разговор бы тогда случился куда раньше, — несколько раз он поднимает пальцы ног и ставит их обратно, шумно вдыхая воздух. Он успевает развернуться и откинуться на кровать, тем самым, не сдвигаясь с места достать волшебную палочку из под подушки, а взмахнув ей, открыть окно. Вернувшись же к Уолш, он сталкивается с её привычной улыбкой, словно всего этого разговора до не было. МакМиллан и сам тянет уголки губ в ответ, стараясь не дёрнуться в тот момент, когда волшебница вновь принимается за привычку брать его за руки. Нет, так-то, сам он не был против, с другой стороны, по прежнему рассматривал это совсем с другой стороны, нежели Уолш. А если... Тео еле заметно качает головой для себя. Это была игра в одни ворота.
«Я не уверен, что ты хотела бы знать, чем именно ты заслужила такое отношение к себе,» — сидя сейчас в своей комнате в домашней одежде напротив девушки, в которую влюбился уже очень давно, Теодор каждый раз сталкивался со сложным выбором. И в канун Рождества, когда они ушли есть брецели, и, непосредственно, при обмене подарков, и сейчас, и было столько поводов, возможностей сказать ей всё, о чём он думал. И каждый раз есть что-то, что мешает ему открыть рот. Всё ещё видела в нём родственника или брата, как, например, Кевина, только чуть по-старше. Всё ещё вспоминает об Эбигейл, и Тео чувствует укол совести, ведь больше о девушке и не может быть мыслей. Скучал ли он по ней? Наверное, всё же нет, скорее, только как по подруге, с которой больше у него не будет возможности обсудить новую книгу или вступить в дебаты на тему злобы дня. Переложив руки себе на колени, он несколько раз ковырнул ткань своих штанов, всё ещё решаясь. Решаясь ещё совсем на ненадолго почувствовать переживание, волнение, которое она могла бы испытать рядом с ним. Он приглаживает волосы на затылке, а затем говорит:
— Боюсь, что жизнь каждый раз забывает меня научить не вставать на грабли, так что я не уверен, что смогу тебе это пообещать. Но, с другой стороны, повод взять с тебя обещание подумать несколько раз после сказанного, если какая-то фраза может показаться двусмысленной, — он вяло улыбается, а затем молчит с несколько секунд, прежде чем сказать:
— Кстати, об этом.., — МакМиллан хмыкает ещё раз, но затем разворачивается в пол-оборота так, чтобы оказаться скорее рядом с Уолш, нежели сидеть напротив, — Думаю, она бы вряд ли была против. Мы... Мы вроде как расстались. Нет. Мы расстались, — он чуть поддаётся вперёд, опираясь локтями на свои колени, — Несколько недель назад. Извини, я не... Я не успел написать тебе об этом в письме, точнее, просто не хотел тебя беспокоить этим, ведь думал.., — он криво улыбается, качнув головой, явно намекая на статус уже-не-беременной Фионны. Волшебник выдыхает настолько шумно, что даже пугается, что она может заподозрить его в театральности, отчего он в испуге прячет лицо в ладонях, не зная, что делать дальше, в прочем, ненадолго – набравшись сил, он убирает руку, опираясь об неё на кровати, а на вторую облокачивается, согнув её в локте, — Знаешь, я... Я думаю, что я в этом виноват – она дала мне понять это довольно чётко в тот момент, когда весь факультет собрался [float=left][/float]в гостиной, а Эби... — он делает паузу, быстро добавляя, — Гейл смогла заметить это только где-то на последних «Мы никогда не должны были начинать встречаться.» — наконец, поджимая губы, МакМиллан переводит взгляд на Фионну. Быстро моргнув несколько раз, он чувствует, как сам вызвал в себе шквал эмоций, которые не планировал вызывать. И можно было бы подумать, что всё сказанное, действительно, задело его. Думал ли он о том, что будут говорить о нём однокурсники, когда студентка оставила его по среди гостиной на самой высокой башне? Нисколько. Смотря ей вслед, Теодор не оборонил ни слова, и направился в свою комнату, где лёжа на кровати вновь и вновь возвращался только к тому, что всё это было напрасно. Потраченное время, мнимое счастье, которое принесла в его сердце однокурсница, мимолетные мысли о том, что теперь он сможет жить и не чувствовать, как бьёт в темечко фоновая идея – это было настолько бесполезно, что сейчас, сидя перед Фионной, Тео испытывал куда больше положительных эмоций, нежели находясь в отношениях. Это ли правильно?
— Извини. Я не должен был говорить всего этого, просто я... Я доверяю тебе, — негромко произносит Тео, неловко улыбнувшись и сцепив руки замком, опуская взгляд в пол. В конце концов, он ведь не соврал ей, верно? И более того, ни одно слово, сказанное волшебнице, не вызывало в нём чувства стыда. Ведь он правда был виноват. И они правда не должны были начинать встречаться.
А Теодор действительно доверял Фионне куда больше, чем она сама могла бы подозревать.

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —

Ещё под шум поезда, бьющегося об рельсы, Теодор МакМиллан смог убедить себя, что Вселенная не остановится, если Фионна узнает о том, что он был брошен девушкой. Он не будет врать, возможно, только приукрасит свою печаль сильнее нужного, но с другой стороны – все его слова окажутся чистой правдой, что положительно повлияют, как минимум, на их отношения. Ведь всё детство им твердили «Вы должны доверять друг другу!», так что, можно было сказать, что он делал, пусть и не первый шаг, но явно прыжок выше своей головы. МакМиллан не был дураком, и не смотря на то, что Шарлотт была по первенству в топе его лучших друзей, понимал, что делиться с ней вдолбленной, ещё несколько лет назад мыслью, о безмерной любви к его старшей сестре будет не самой лучшей идеей, и сейчас он не зря благодарил себя в прошлом за это. Ведь знай об этом близнец, то наверняка спроси Фи у них правду, а этого варианта исключать было нельзя, то его якобы «страдания» можно было бы стереть мокрой тряпкой. А, возможно, после этого, мокрой тряпкой прошлись бы и по его лицу. Если только тряпкой.
И вот он, юный герой, делящийся историей разбитого сердца с девушкой, которая на самом деле ему нравится. Было ли ему стыдно? Пробиваясь в его макушку и проскакивая всю борьбу, где план казался идеальным, было. МакМиллан не обманывал людей; если подумать, он был одним из честных правил, потому что когда ваши родители – Элайджа и Трэйси, очень сложно представить, что у их детей вообще будет способность к обману, потому что ей при зачатии своих чад они не поделились. С другой стороны, стоит волшебницу краем глаза увидеть её волнующееся лицо, заботливый голос, как здравый смысл берёт вверх. А вместе с появлением мурашек, что отходят от затылке по спине благодаря прикосновению её руки к волосам, от него не остаётся и следа.
— Забавно, да? Никогда не знаешь, как сложиться жизнь. Только что мы были в отношениях, — он перехватывает её ладонь пальцами, чуть сжимая, а потом выпуская её из рук, — А затем в одночасье – птицы свободного полёта. Я... Я понимаю, что станет легче, но просто, — он выдыхает, отводя взгляд в сторону и грустно хмыкнув, добавляет, — Просто я совсем не ожидал такого.
Правило номер один – раз уже начал, выжимай из этой ситуации всё. С другой стороны, главное, было не перестараться, потому что выбившись из характера, уже обратно будет ничего не вернуть. В конце концов, он ведь не хочет, чтобы Фионна испытывала к нему только жалость при виде, – а если бы хотел, то смог бы выдавить из себя слезу для этого или, в крайнем случае, уронить лицо в руки, – а просто показать, что и у него есть чувства и не идеальные дни, когда ему нужна поддержка, — В какой-то степени хорошо, что это произошло до каникул – все успеют обо всём забыть, когда я вернусь, — он улыбается еле дёрнув уголками губ. Ещё одна положительная вещь, влияющая на эту ситуацию показать, что он по прежнему пытается найти плюсы там, где никто бы не попытался. Исторически сложилось, что в факультет орлов редко когда входили сплетницы со всего мира, потому что, все они достались Гриффиндору. Только подумайте – даже сейчас там существует одна из Уолшей, которая может рассказать любой факт о студенте, которого ты не замечал на протяжении семи лет.
И всё же, случись так, что Теодор стал бы главной новостью всего Хогвартса – вряд ли это задело бы его настолько, чтобы прятаться по углам и в дальних концах коридоров, лишь бы не слышать своё опозоренное имя. Психология людей показывает, что как только появлялась новость поинтереснее, о тебе уже забывали, так в чём проблема самостоятельно запустить новую сплетню? Нет, он не будет этого делать; для этого есть другие люди, а вам нужно лишь оказаться в нужном месте в нужное время. Второй вариант, как, в прочем, всегда и оказывалось, МакМиллан просто оказывался в вакууме на пару дней, а когда выходил, то о нём вспоминали, разве что, когда проходили мимо стенда по квиддичу, где красовались кубки ранее выигранных годов, и там же – выгравированные имена членов команд, где числились оба его родителя. Что же, таких историй как у Тео было сплошь и рядом, так что, было очевидно, что всё это забудется. Тогда смысл горевать?
Смысл горевать был только в тот момент, когда с детским наседанием Фионна Уолш заглядывает в твоё лицо исподтишка, дурачась и вытягивая из тебя улыбку даже в самый тёмный день, который ты только можешь себе придумать. Обреченно он прижимает ладонь к щеке, в которую только что прилетал палец, и упирается взглядом в её глаза. На какой-то момент лицо волшебницы оказывается так близко, что дёрнись он вперёд – и незабытое желание семнадцатилетнего мальчишки смогло бы исполнится, но вместо этого, юноша откидывается назад, упираясь ладонью в одеяло.
— Полегче, дамочка, вы что, хотите лишить меня возможности лежать на кровати и смотреть в потолок? — он сразу же усмехается, давая себе время на ответ, а затем выдыхая, добавляет, — Но перспектива провести с тобой время, тем более, после всей этой учебы радует меня куда больше. Только... — он замолкает, а затем поднимает свободную руку к волосам, пропуская пряди сквозь них. Юноша неловко улыбается, и продолжает говорить, несколько раз про себя повторяя, что им всем нужна смена обстановки, — Можем сходить вдвоём? В смысле, возможно, с компанией было бы веселее, но девочки знают обо всей этой истории, и я не хочу лишний раз своим существованием напоминать им об этом, — правда, волшебницам было не то, чтобы всё равно, но дружественная компания, наоборот, была на стороне Теодора. Близнецам не нравилась Эбигейл изначально – начитанная и умная, она превосходила спортсменку и модницу по всем статьям, делясь с ними советами по всему тому, что они могли спокойно прочитать в книжках для домохозяек, и он даже не удивлялся тому, как ловко они со временем научились обходить их пару стороной. Принимать Теодора одного – с радостью, но как только рядом появлялась однокурсница, то светловолосые головы исчезали под предлогами обедов, квиддича, подготовки к домашним заданиям (вы серьёзно? Кто вам вообще поверит). Ему не было обидно; в конце концов, кто он был такой, чтобы требовать от них общаться с его девушкой? В этом плане МакМиллан был достаточно демократичен, с другой стороны, требуя такого же отношения и к себе. К чему эти неловкости и попытки соорудить разговор там, где его не может быть, например, с новым парнем Джо? Он ухмыльнулся своим мыслям, – жалко, что не успел познакомить последнего кавалера с Эбигейл, и сделать из этого определенный эксперимент, – а затем поворачивает голову в сторону Уолш. Её бы он точно ни с кем не хотел знакомить. Подумать только, в школе за ней ходили табунами, но при этом, она всегда выбирала общаться со своими младшими родственниками, а также ребятами, что жили через улицу. И понятное дело, что Алекс была на первом месте – они почти не отставали друг от друга возрастом и интересами, но... Шесть лет. Ещё мальчишкой он помнит, как гордо он выпячивал вперёд подбородок, стоило волшебнице бросить слова приветствия в его сторону и потянуть за щёку – однокурсники провожали её взглядом, а затем уже дёргали за рукав и Теодора, спрашивая, кто была эта красавица и почему она вообще с ним разговаривает. Разумеется, ни о каких возвышенных чувствах не могло быть и речи, когда тебе одиннадцать, с другой стороны, страшно представить, что было бы, останься волшебница в школе подольше, а его симпатия возникни раньше – как легко было бы ему смотреть на всех парней, которые обхаживали её?
— Уволь, — он улыбается, театрально качнувшись от её толчка, — От тебя отдалишься, — он смеётся, но затем поднимает руки вверх, — В хорошем смысле этого слова! Ты писала нам письма и постоянно приезжала на каникулы, стоило твоим оболтусам появиться на пороге дома, — он пожимает плечами. Разумеется, отдалилась – а как могло быть иначе? Они ещё учились в школе, а у волшебницы уже была возможность съехать от родителей и жить с молодым человеком, строя перспективы на будущее. Можно сколько пытаться остаться ребёнком, но всё же, взрослая жизнь со временем берёт вверх, — Тем более, теперь всё станет проще. Представляешь, как только мы выпустимся из школы, больше не будет преград для встречи, и ты, наоборот, будешь стараться избавиться от нас как можно скорее, — пусть он говорит это, не удерживаясь от смешка, но на самом деле, это было то, чего боялся Теодор. Разумеется, дело было не только в девушке, но он знал, что со временем так может произойти – меняются интересы, точки соприкосновения в общении, в конце концов, появляются другие друзья с работы или просто случайные встречи на улице, которые так некстати влияют на остальную часть компании. МакМиллан привык, что их было шестеро, и пусть даже они пойдут другими дорогами, как Шарлотт, что грезит своими драконами в Румынии или его сестра, нацеленная на должность колдомедика в больницы Святого Мунго, это не должно было влиять на их общение, — И эй, — он дёргается вперёд, хватая её ладонь и сжимая её своими пальцами, — Ни они, ни... Ни тем более я, не считаем тебя нашим надзирателем, — он говорит это серьёзно, хотя было видно, что волшебница шутила. Шутила ли? Если подумать, МакМиллан понятия не имел, что означает воспитывать четверых детей. Ей пришлось повзрослеть раньше обычного, и иногда близнецы, Кевин, а возможно, и сам Теодор мог неосознанно вести себя как полный придурок. С другой стороны, Фионна была... О, Мерлин, она явно не была, как тётя Айлин! — Я рад, что рассказал тебе всё, а главное, рад почувствовать облегчение после всего, что ты сказала. Спасибо, это очень важно для меня, Фи, — он чуть сильнее сжимает её пальцы своими, мягко улыбнувшись, и больше всего надеясь на то, что это будет не единственный их серьёзный разговор. Неизвестно почему, но такое общение сближало куда быстрее, чем вечные шутки, ведь здесь была заложена самая неподдельная искренность.
I PUT MU SOCKS ON MY FEET
just so that my soul won't fall through my toes

a n d  i  w a l k   t h r o u g h  m y  d o o r
j u s t  s o i  d o n ' t  f a l l  t h r o u g h  t h e  f l o o r
Он оставил апрельские каникулы давно позади себя. Кажется, уже и выпускной, который свалился на них с близнецами вместе с невероятным чувством свободы, был не пару месяцев назад, а прошло уже несколько лет. Такое бывает, особенно, когда не давая возможности легко выдохнуть, тебя сразу захлёстывают другие дела – непродолжительный поиск места для стажировки, собеседования, ожидание принятия, а затем и рутинная работа в Министерстве Магии. И Теодор должен был чувствовать себя счастливым – вот оно, то, чего обычно ждут все ещё со школы. Ты взрослый, а не бунтарь, и родители не могут быть тебе указом. Правда, с другой стороны, сейчас ему требовалась поддержка взрослых волшебников куда больше обычного, ведь не смотря на всю свою самостоятельность, он как и любой новоиспеченный совершеннолетний не слишком то уверено ступал на тропу, где его ожидали подводные камни, о которых он ещё не знал. Это не школа, где каждая привычка твоего преподавателя была уже изучена. Тео вздохнул свободно в тот момент, когда у него появилась возможность отправиться на первый рабочий день вместе с отцом, и уж тем более, наличие поддерживающий его тёти Айлин не могло дать ему шансов упасть в грязь лицом. А затем была первая неделя. Первый месяц. И всё это – то, к чему его готовил Хогвартс семь лет, в прочем, была одна загвоздка.
Он не хотел быть здесь. С антипатией он поднимал взгляд в высокие своды Министерства, неуютно выдыхая, когда перед ним клали кипу бумаг, в котором было тонна информации по новым заклинаниям. Нет, это не был плохой отдел. Нет, коллеги и наставник не пытались давить на него своим авторитетом, заставляя делать куда больше требуемого. Нет, он хорошо справлялся и даже несколько раз хвастался перед друзьями новыми заклинаниями, которыми было запрещено пользоваться, потому что они были на стадии разработки, но, с другой стороны, не пойман – не вор? Однако чувство сдавленной грудной клетки и тяжелый вздох, когда Шарлотт рассказывала ему про работу с драконами, которые, на минуточку, всё ещё были магическими существами. Теодор Грэм был его кумиром; и это логично, что ещё с детства он любил слушать его рассказы про волшебную фауну, с возрастом – забирать читать его конспекты и материалы, которыми он с радостью делился, а в будущем и надеяться на то, что и у него будет возможность изучать вблизи нюхлеров или авгуреев. Так чего он боялся?
Он толком сам не мог ответить на этот вопрос. Можно было бы расценить это как шутку, но экспериментальная магия казалась ему куда более стабильной, нежели животные и отношения с ними. Уход за магическими животными был у него на одном уровне с заклинаниями, и выбор кого ему помог? Эбигейл, с которой ему иногда приходилось сталкиваться в стенах работы, которая до сих пор отворачивалась от него при виде, а ему приходилось упираться взглядом в землю. Этот маленький шаг, который он не мог сделать, чувствуя, словно внутри всё стоит на тормозе, а у него, глупого мальчишки, нет физических сил, чтобы сдвинуть его с места.
Но в один из выходных дней сентябрьской поры он открыл глаза с попыткой вызволить из своей головы совсем другие мысли. Он знал о том, что вряд ли они застрянут в одном временном континууме, и никогда не решатся выехать отсюда. Фионна уже однажды покидала родительское гнездо; и многие его знакомые часто били кулаком в грудь, говоря, что жить от родителей было куда лучше, чем вместе с ними, не смотря на всю любовь, которая складывалась у детей с ними. И если волшебница знала, каково это быть свободной и независимой, кто мешал ей повторить свой побег? Теодор с радостью согласился посмотреть с ней, возможно, будущую квартиру Уолш – в конце концов, для него это означало провести с ней время, и попытаться максимально объективно оценить то, где она останется на долгий срок. Самого Теодора, пока что, устраивало жить вместе с «четой» МакМилланов, как гордо их называла мать. Он не хотел брать у волшебников деньги на первый взнос за квартиру, пусть даже если бы выбрал жить в каморке маггловского района, а планировал галлеоны самостоятельно. В этом был плюс работы в административном учреждении – зарплаты там были куда выше, чем у любительских фирм, что позволяло ему иметь ячейку в банке уже не с пустым полом.
В назначенное время он оказался на улице, дожидаясь появление Уолш. Пусть он и сказал сам себе, что сегодня есть вещи по важнее, чем нелюбимая должность, к которой ему придётся вернуться через несколько дней, на деле, рано или поздно, она вновь и вновь начинала зудеть в задней части затылка. Он смог широко улыбнуться подруге при встрече. Смог постараться сосредоточиться с ней на разговоре и понимании, в какой стороне будет находиться её возможное жильё, и даже пошутить о том, что если квартира будет слишком далеко, она уж точно ему не понравится. В прочем, когда они, действительно, оказались в ней, он оглядывал заставленные полки маленькими фигурками от старых хозяев с куда меньшим любопытством, нежели мог бы, в прочем, всё равно не оставил их без внимания:
— Ты их тоже оставишь? Знаешь, слышал за такую коллекцию отдадут неплохое количество галлеонов на чёрном рынке, — он с немного усталой ухмылкой приподнимает пальцами маленького гнома. Такие, обычно, бушевали в садах волшебников, мешая им заниматься своими огородами и клумбами. И кому вообще пришло в голову собирать таких у себя на полке? МакМиллан засовывает руки в карманы джинсов, дёрнув головой и оглянув комнату, по которой, на самом деле, проходил уже третий раз. Может, и про гномов он уже шутил, даже не задумавшись об этом? Сейчас, находясь здесь, у него в голове появилась ещё одна, не менее, зудящая мысль. Юноша недовольно дёрнул шеей из стороны в сторону, прикрывая глаза и пригладив волосы на затылке.
«В конце концов, она не уедет далеко, и это явно нельзя считать концом жизни, верно, МакМиллан?»

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —

we all know somebody who knows somebody who's doing great,
i know some people who know people who are flying straight,
but i'll kindly enter into rooms of depression,
while ceiling fans and idle hands will take my life again.
Хотел бы он считать, что не был приверженцем плавно текущей жизни, но к сожалению, Теодор редко встречал какие-либо изменения с улыбкой. Смотря на своё окружение, он каждый раз думал о том, как легко им даётся отпустить всё на свете, не оборачиваясь назад. Он видел, что не смотря на то, что сестра продолжала жить вместе с ним и родителями под одной крышей, она всё больше и больше зарывалась в учебники по колдомедицины или на дополнительные семинары, которые обычно мать посещала в одиночестве. Пусть и заметно нервничая, он помнил, как эмоционально она перечисляла всех драконологов, с которыми ей предстоит встретиться, виды драконов, с которыми она будет работать, и пусть он в шутку выдохнул, протирая невидимый пот со лба, стоило волшебнице отчалить в Европу, но на самом деле, ему иногда так не хватало вечерних посиделок вместе со светловолосой, пусть они и не прекращали общение, продолжая переписываться. Поймать Джо за хвост вообще было чем-то невозможным – стоило постучаться в дом Уолшей, как та уже выуживала свою лучшую обувь, и выскакивала, махнув всем ручкой, пропадая на весь день.
Конечно, во всём этом у него всегда была Фионна, и нет, по приоритетности перечисленных она не была на последнем месте. Сказать больше, МакМиллан тянулся к ней куда быстрее, чем ко всем остальным; и понятная причина преследовала его уж очень давно. Это лето, не смотря на её и его работу, было одним из самых сплоченных, если говорить про то время, когда она встречалась с Кафеусом. И ему казалось, что между ними была та самая связь, которую по ощущениям они могли потерять несколько лет назад. И более того, их общение... Их общение было совсем другим, лучше, более открытым, более...
Теодор до сих пор так и не понимал, что происходит между ними. В том смысле, что она и раньше была довольно милой – просунуть свою руку между его локтем и телом, чтобы удобнее идти, ухватиться за его локоть, торопливо перебирая своими ногами, чтобы успеть встать в ещё пустую очередь, запустить пальцы в его волосы. Всё это было очевидно простым, дружеский жест, в который никто ничего не вкладывал, однако, пелена влюбленности мешала МакМиллану думать, как нормальному человеку. И чем чаще она выкидывала что-то, что могло бы показаться нормальным любому на улице в Бостоне, Теодор всё чаще и чаще задумывался о том, что это мог бы быть какой-то знак. А ему лишь стоит сделать шаг вперёд, и всё прояснить. И казалось бы, вот он – его шанс, как в лицо вновь прилетало «друг», «брат», «и все мы тут родственники!», что знатно остужало его пыл предпринимать хоть какие-то движения в сторону.
— Кажется, ты просто смотришь не в ту сторону, потому что, — он пожимает плечами и подставляет ладонь под свою подбородок, — Вот оно, — ухмыльнувшись, он не лепит на себя «Я в порядке», «Не понимаю о чём ты», потому что, если подумать, он не был, и он понимал, и продолжал старательно без вранья делать всё возможное, чтобы его кислое лицо не испортило им весь день.
Она двигалась быстро, и он усмехается вслух, просто не поспевая за движениями Фионны, даже если бы сделал хорошую попытку. Успевая только сказать «Что?», «Куда? и «Опять загадки?» он в одно мгновение оказывается на просторном балконе, где компанию ему может составить не только живой человек, но ещё и гриль.
— Во-у, — неожиданно протягивает он, обернувшись на волшебницу, — Ты... Правда? Мерлин, я рад! Конечно, я рад, — сбитый с толку, юноша улыбается шире обычного, кивая на рассказ про коварного Маккензи, что сунул нос даже туда, куда ни один из членов семьи ещё не успел. Казалось бы, американец заполнял их улицу собой незаметно, но как тут можно было не обратить внимание на двухметрового юношу, влившегося в их компанию так незаметно для остальных? Нет, даже не думайте – и в мыслях Тео не было того, чтобы он был против, в конце концов, этому миру нужны были изменения, с другой стороны, насколько сам МакМиллан выглядел на его фоне словно не семнадцатилетний подросток? — Раз ты уже успела подписать контракт – что же, эта квартира мне нравится, — подводит он свою мысль, не слишком широко улыбнувшись, однако, проявив при этом всю свою искренность, которую успел вложить в слова, — И, пожалуй, я всё равно закреплю за собой место первого человека, кто об этом узнал, выкидывая из этого уравнения Эвана. Мы никому об этом не скажем, — он становится собой на секунду, словно ничего и не заставляло его мысли завернуться в одеяло, из которого уже не было пути обратно в нормальный мир. Ещё уйдёт время на переезд, ей предстоит сообщить родителям, что означало, у него будет достаточно времени – вспомнить только, какие щенячьи глаза умеет делать мистер Уолш, и пожалуй, с ним у них есть шанс лицезреть Фионну в Бостоне ещё в несколько недель, а затем и ещё пару месяцев, где её походы на домашний холодильник [float=right][/float]будут сходить на нет с математической минусовой прогрессией, да бы её отец не так быстро заметил полное отсутствие своей старшей дочери.
Оставшись в тишине на мгновение, он приседает на плетеный стул, оглядываясь по сторонам. Всё менялось вокруг, и только сам МакМиллан топтался на месте, так и не решившись на свой жизненный выбор. Что он будет делать? Каждый день поднимать себя с кровати, завтракать с родителями, и отправляться на работу, на которой даже не хочет находиться? Даже учиться в Хогвартсе ему нравилось куда больше, а он не был таким уж большим фанатом учебы, это был просто тот случай, когда та давалась ему легко.
— Раздаривать – полбеды, потому что тебе стоит вспомнить ещё о способностях припрятать всё на «особый случай», — он говорит когда волшебница появляется рядом, протягивая ему бокал, — «Нет, мы не можем съесть эту шоколадку, Тео, потому что её подарил твой дедушка, когда мне было пять в день солнечного затмения!» — он передразнивает голос собственной матери, давясь смешком. Стоит только вспомнить, как трепетно она относилась к плееру, который подарила отцу ещё в юности, на замену сломанного – прошло уже сколько лет, а этот старик крутил кассеты, как новенький. И думаете, она позволяла им пользоваться всем и каждому? Нонсенс, потому что для этого был другой, «общедоступный» плеер. А этот был предназначен только для самой Трэйси и Элайджи, когда волшебнице требовалось поддаться ностальгическому чувствую и воспоминаниям о собственной молодости. С другой стороны, ему ли было смеяться над этим? Он и сам был способен припрятать что-то в качестве воспоминания, хотя было бы куда проще завести всеобщий Омут Памяти – такие он успел повстречать в Министерстве, пусть и не разу не воспользовавшись ими по назначению. Аккуратно он дотрагивается до её бокала, добавляя негромкое «За начала!», поворачивая голову прямо и сделав небольшой глоток, успевает спросить и самого себя. Несколько раз он крутанул бокал в руке, заставляя жидкость всплеснуться и пойти по кругу под своим весом. Волшебник настолько поглощается в свои мысли, что не сразу реагирует на светлое обращение к своему лицу, отчего дёргается в сторону, пусть и не слишком заметно, но ощутимо для себя самого.
— Что? Нет, Фи, ты не смогла бы меня утомить даже если бы очень сильно этого захотела. Честно говоря, думаю, что только благодаря тебе я всё ещё нахожусь в этом мире, а не... — он неожиданно ухмыляется, освобождая руку и запуская её в волосы, — Хотя, раз ты спрашиваешь меня о моём состоянии, я всё ещё справляюсь не слишком хорошо с тем, чтобы оставаться поближе к реальности, — его глупая улыбка не пропадает с лица, но кажется, успевает пропасть сам Тео.
Он замолкает, словно желает проигнорировать вопрос, но на самом деле, борется внутри себя с тем, чтобы вообще заговорить на эту тему. Как волшебница посмотрит на него? Словно мальчишка, он стоял перед таким очевидно простым выбором, но при этом, боялся его, как огня, как метлы в первый раз, со свистом взлетающую в воздух. Он вздыхает и ставит бокал на пол себе под ноги, сцепив пальцы рук замком. Ещё несколько секунд поедания собственной губы, и после негромко выдоха, Теодор, наконец, открывает свой рот:
— Но я правда... Устал. Всю свою жизнь я думал о том, что магические существа были моим призванием. Я справлялся с этим в Хогвартсе лучше всех на курсе, интересовался жизнью дяди и радовался, когда он брал меня на свою работу. В конце концов, именно благодаря мне мы попали на курсы вместе с Чарли, пусть я был несколько умнее, и не стал красть нюхлера в свой дом, — юноша говорил ровно, пусть и заметно нервничал, и не поднимал взгляда на Фионну, — Я делал так много, и даже сейчас я продолжаю интересоваться этим, переписываться с, теперь уже, стажерами-магозоологами, но что делаю я? — дёрнув шеей в сторону, волшебник  хлопает себя по коленям, — Отсиживаю зад в Министерстве Магии, заучивая новые и бесполезные заклинания, которыми можно удивить разве что Кевина, потому что просто боюсь, что то, что я считал работой мечты, своим предназначением, окажется совсем не тем, что я представил в своей голове, — МакМиллан выдыхает, прикрывая на мгновение глаза, а затем вновь прокручивает всё то, что сказал на одном дыхании, и добавляет, — И это звучит как полный бред нелепого мальчишки, который придумал себе проблему, но я просто не могу, — он поворачивает взгляд на Уолш, дёрнув уголками губ, — Не могу оставить эту мысль в покое, потому что чувствую, что делаю в своей жизни совершенно не то, что хотел бы, но и сделать шаг вперёд – слишком трудно для меня, — что он делает? Действительно ли жалуется на свою судьбу волшебнице, перед которой никогда бы не хотел падать лицом в грязь? Одно дело рассказывать о своих проблемах с, уже бывшей, девушкой, потому что это могло бы раскрыть его личность с другой, более тонкой стороны, а другое, натурально жаловаться на собственную жизнь, выбор, который он не мог сделать в силу своего, видимо, ещё не сформировавшегося характера. Хотел бы он думать, что требовал от себя слишком многого, но есть проблема – относительно всех остальных, его жизненные вызовы были размером с лукотруса.

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —

Он мало с кем мог поговорить о своих чувствах к Фионне. О, простите, тут было сказано «мало»? Как на счёт, «ни с кем»? Удивительно, как твои близкие могут быть слепы, или притворяются таковыми. И правда, ведь никто не может подумать о том, что со школьной скамьи, Теодор МакМиллан испытывал чувства к самой старшей из них всех. Удивляться тут было нечему, ведь разница в возрасте, в какой-то степени интересов, отчасти взгляды на жизнь – никто бы просто не мог представить их рядом вместе. Большую часть времени не мог представить и сам Тео, но вновь и вновь возвращался к мысли, что это было бы неплохо. По крайней мере, сам юноша был бы самым счастливым человеком, в таком случае.
А была бы она?
Держать всё в себе он мог с трудом. Он помнит, как сгорбившись над столом, и аккуратным почерком выводя ответ на её письмо, несколько раз ему приходилось выкидывать уже почти дописанные послания – вдруг, не так поймёт? Вдруг прочтёт в строках что-то, что покажется намёком? Бывали и такие моменты, когда МакМиллан просто решался вывалить всю правду на волшебницу. Вы когда-нибудь пробовали в испуге бежать за своей совой, которая широко взмахивала крылья, отправляясь с тонким конвертом на перевес? Тео как-то проходил через методы поимки птиц, и больше не планировал сталкиваться с таким, особенно, после причин, из-за которых пришлось так делать. Сколько у него было возможностей признаться? Тысячи. Сделал ли он хотя бы одну попытку?
Ни одной.
Что, если Фионна откажет? Сейчас они близкие друзья, которые делятся друг с другом собственными переживаниями, родственники, что выросли на одной улице в шумной семье с двумя отцами и двумя матерями. Уолш старшая могла прийти и плюхнуться на его кровать без задней мысли, она могла перехватить его под локоть, когда они шли по улице, чтобы спасти себя от падения на скользком льду или положить свою голову ему на плечо в кинотеатре. Что, если она откажет? Терять всё это из-за своих... Чувств? Что же, люди идут на какие-то жертвы, пожалуй, и ему стоит подумать о последних.
На плечах его словно сидели маленькая версия хорошего и плохого Тео, которые появлялись только в те моменты, когда светловолосая оказывалась рядом с ним. И чем чаще они виделись, чем чаще становились короткие прикосновения плечом, локтем, рукой: да чем угодно! Всё больше и больше плохой Теодор на плече кричал ему в ухо о том, что стоит сделать первый шаг. Она ведь поймёт. Она ведь взрослая, но и ты! И, разве можно сомневаться в том, что сам темноволосый не нравился ей? Иначе к чему столько внимания?
К чему встречи тет-а-тет на балконе новой квартиры, о которой он узнал первым и редкая бутылка эльфийского вина?
Он хмыкает, стоит только ей отсалютировать комплиментом; конечно, наверняка стой он в полном одиночестве на всей улице, и завладеть вниманием всей семьи можно было бы какой-нибудь глупостью, вылетающей вспышкой из твоей палочки. А потом ты слышишь, как Шарлотт зовёт всех к себе на практику перед отъездом, и вот уже каждый на перебой узнаёт, с какой по размеру махиной они смогут встретиться, навести они её в Румынии. Нет, он не завидовал; просто понимал, что всё же, есть кое-кто получше, и всегда есть, с кем сравнить. Или ему не стоит упоминать о самой Фионне Уолш, так ловко справляющейся с одной из лучших компаний Ирландии  по магической транспортировке?
— Оттуда же – я ведь... — он замолкает, пытаясь выцепить из сознания кого-либо из старших, которые сидели в офисе. Отец пусть и работал в Министерство, но аврорат сложно было назвать местом, где ты сидишь на одном месте. Его мать вечно рассказывала о работе эмоционально, и дело было явно не в её характере; к тому же, он и сам несколько раз был в Мунго, ожидая её в комнате отдыха и видел, насколько сложно сесть хотя бы на мгновение только для того, чтобы съесть шоколадку со своим сыном. Про Майлза Фионна правильно сказала – кажется, только с переходом на должность тренера, его семья смогла выдохнуть и видеться они стали чаще прежнего. Айлин? Простите, посол магического сообщества Британии сидит сгорбившись только над своими бумагами? Попытавшись выбраться за пределы двух семей, он вновь терпит поражение, и выдыхая, трясет головой, — Я понимаю, что это не конец света, но.., — и вновь он обрывает предложение, поджимая губу. Она права. Она ведь права? МакМиллан с горечью понимает, что как только он произнёс свою проблему вслух, её решение, которое крылось, как ему казалось, в чертогах разума, сразу же начинает всплывать на поверхность, стоит только стороннему человеку спросить «Ну и что?»
Ударяясь в воспоминания, он не замечая откидывается спиной на спинку стула и выпрямляет ноги, вытягиваясь. Его любопытство никуда не делось, а продолжало буравить его мозг, выуживая из сознания новые или позабытые факты, которые в детстве казались необычным, а сейчас – привычным для уклада жизни. С другой стороны, сложно было сказать, что он перестал, – иначе, стал бы он читать про беременность в свои семнадцать? – если не стал вдаваться в такие вещи сильнее. Ради интереса. Ради способности вставить свои пять копеек там, когда этого не ждёт. В конце концов, поддержать разговоры людей, которые были для него авторитетом, не ударив в грязь лицом.
— Дядя Теодор продолжает шутить каждый раз о том, что сохранил моё письмо с вопросами о гиппогрифах, достаёт, когда ему грустно, — хотя верилось в этот факт с трудом. МакМиллан бы и сам посмотрел на него; в конце концов, сделал бы попытку рассказать самому себе маленькому про этих чудесных животных. Может, он уже сам забыл что-то, о чём помнил тогда?
Не моргать.
Уважать.
Поклониться.
Волшебник неохотно качает головой, пытаясь из себя необходимость думать про недо-птиц прямо сейчас, по крайней мере, в тот момент, когда Фионна Уолш вновь берёт его за руку, наклоняясь вперёд, перед этим говоря о его талантливости. Хлопнув ртом несколько раз, у него так и не получается попытаться отбиться от её слов. Самый одаренный и умный, она вкладывала в свои слова так много чувств, что он не мог не заметить, как ей нужно ухватить ртом воздух, чтобы продолжить говорить без остановки. Стоит второй руке оказаться поверх, и в голове что-то щёлкает.
Почему он сомневался?
do you wonder why I always seem to wait for you,
did you notice that I spent my nights alone,
aren't you burning for a love that never turns its head.
— Ты права, — он до сих пор не верил в то, что у него было много талантов, но в одном он не сомневался точно – стоит придумать себе цель, и вот уже есть направление, с которого сложно сбиться на протяжении всей жизни. Он сам себе ставил подножки, но для чего? Чтобы оттянуть этот самый момент? Только что Фионна, та самая Фионна Уолш сказала ему о том, что нет жизни без попытки, без шансов, — И, пожалуй, я больше не буду сомневаться, — он дёргает коротко головой, кивая, краем глаза смотря на их руки. Он чуть сильнее сжимает её пальцы своими, а затем поднимает на неё взгляд. Она была близко – очень, по меркам человека, который не мог не сделать попытку посчитать её родинки, стоит только ей откинуть волосы за спину. МакМиллан бы смог дать шанс своей голове испортить всё – остановить его, крикнуть в ухо о том, что он совершает ошибку, но помните разговор о плохом и хорошем Теодоре? Кажется, его никто не слушает.
Он сам себя не слушает.
— Фи, — зовёт он волшебницу, и прежде, чем она ответит что-либо, выуживает одну из своих рук из под её, и прижимает пальцы к щеке, а затем, прикрывая глаза, целует девушку. Сколько раз он представлял себе эту ситуацию? Думал о том, как это могло бы быть в одной из множества тысяч Вселенных? Находись они на заполненный людьми улицей, он был уверен в том, что это было то мгновение, когда ты погружаешься в тишину, потому что мир вокруг тебя – абсолютно не важен. МакМиллан не мог вспомнить, сколько раз произнёс [float=right] [/float]в голове название русской школы магии на манер маггловской Миссисипи, прежде, чем оказаться вновь напротив Уолш, дёрнуться от неё неожиданнее, чем планировал изначально – что он творит?!
— Я люблю тебя, — внезапно выпаливает он, — Люблю тебя ещё со школы. Ты обаятельная и отзывчивая, каждый раз относилась ко мне, как к равному, и между нами столько общего, ты... — он сбивается с мысли, хотя, разве весь предыдущий поток был похож хоть на что-то адекватное? Теодор в эмоциях вскакивает со стула, дёрнув ногой, отчего тут же дорогое вино словно назло ему растекается по всему полу. Он судорожно хлопает рукой по бокам, неуклюже выуживая палочку, и шепча себе под нос заклинание, попутно продолжая, — И ты, ты вдохновляла меня так долго, и даже сейчас ты... Ты сказала действуй, не стой на месте, в конце концов – «кто не рискует – не пьёт шампанское»? — юноша нагибается и чертыхается, видя трещину на стекле. Тут же он коротким взмахом и «Репаро», восстанавливает его, и ставит на более безопасное место, — Я не верю, что наконец-то говорю это, ведь я так долго, так долго держал это в себе, — он даже хлопает себя по груди ладонью, отворачивается и делает несколько шагов в сторону, а затем возвращается обратно, и кажется, что впервые за всё своё существование, Теодор делает куда больше действий, чем вся Вселенная вокруг него, — Ты... — но он вновь не договаривает, дёрнув обе руки к волосам, и проведя пальцами сквозь них. Сквозь окрыленные чувства, через разбитые камни, падающие с шеи после тяжести своего решения, на заднем плане громко стуча в гонг у него есть только один вопрос:
Что же он наделал?

Подпись автора

lovers  and strangers

— I know everything about you, except how your day was —