Ethan Joshua Hollick
Итан Джошуа Холлик

iain de caestecker_____________________________________________________________________
ЧАСТЬ 1. ЗНАКОМСТВО
I. the beatles – nowhere man
he's a real nowhere man, sitting in his nowhere land, making all his nowhere plans for nobody

1.1. Сокращенное имя, прозвища: «Турбо» за манеру думать вслух и тараторить, выплёвывая слова, недоступные простым смертным, думая, что, никак не иначе, его все обязательно поняли.
1.2. Дата рождения: 9 февраля 1975 года.
1.3. Чистота крови: no-maj and proud.
1.4. Образование: бакалавр био-химии в Massachusetts Institute of Technology, магистр криминалистики и судебной экспертизы в Northeastern University, доктор философии в криминалистической химии в University At Albany.
1.5. Место работы, должность: биохимический эксперт в ФБР, ведёт дополнительные курсы химии и биологии в школе.
1.6. Лояльность: не-маги, Саммер.
1.7. Артефакты: зачарованный револьвер «Mackenzie Arms Manufacturing Company», подаренный Саммер.
1.8. Cпособности: пожалуй, самая большая гордость Итана – его голова. Своему мозгу, способному не только хранить внушительное количество информации, но и выдавать необходимые факты по щелчку пальцев, он обязан всем. Именно благодаря гибкой памяти и прыткому аналитическому складу ума Итан Холлик не только был принят в одну из престижнейших школ Нью-Йорка без единого взноса, но и в будущем избавил себя от студенческих долгов и необходимости драить тарелки в забегаловке у кампуса. Хотя тарелки он всё же драил, правда, уже по-собственному желанию.
Прошёл первичную подготовку всех агентов ФБР. Он довольно редко сталкивается с полевыми заданиями под открытым огнём, однако, в случае необходимости, способен попасть в цель и ударить в челюсть. Ко всему прочему, Итан не брезгует командными вылазками в тир. Однако, в отличие от большинства отдела, не прикован к рабочему спортзалу, словно нет лучшего места времяпрепровождения.
Прошёл подготовку бой-скаутов под отцовским надзором ещё в юные годы, может ориентироваться на местности без компасов, разводить огонь и собирать палатку из ничего. Хотя отдыхать на природе предпочитает с комфортом, микро-автобусом и раскладной стойкой для барбекю. Со временем надеется приобрести лесной домик у озера, куда смог бы вырываться от городской суеты.
Свободно говорит на испанском, до сих пор помнит школьный курс немецкого, хотя, разумеется, чувствует себя куда скованней, нежели в испанском и английском. Умеет играть на гитаре, пусть делает это скорее на слух, чем по «нотам». Говоря о последних, если аккорды ему знакомы, то открыть сольфеджио Итан даже не пытался – незачем.
Обладает обширными знаниями в биологии, химии, человеческой анатомии и куда более «школьными» познаниями в физике, довольствуясь услышанным от коллег и пройденном в школьные и университетские года. Прекрасно знаком с статьями и законами, и осведомлён о собственных правах куда лучше, чем девяносто процентов американцев. 
1.9. Лучшее, что есть в мире:
– комиксы;
– китайский фастфуд;
– повесть «Маленький принц»;
– ночное время суток;
– музыка второй половины двадцатого века;
– ламповые домашние посиделки с просмотром фильмов и настольными играми;
– молчаливая атмосфера лаборатории;
– увлечённые людей, готовые защищать и бороться за свои идеи;
– поездки на свежий воздух, летние вечера на крыльце загородного дома с костром и песнями под гитару.
1.10. Худшее, что есть в мире:
– публичные выступления;
– любого рода дискриминация;
– неоправданные демонстрации агрессии, рукоприкладство;
– ненавистники животных;
– люди, идущие на поводу у общественного мнения, проявления узколобия и неприятия «чужого»;
– торговые центры во время распродаж, общественный транспорт в час-пик и прочие скопления обезумевшего народа;
– пустые слова и обещания.

_____________________________________________________________________
ЧАСТЬ 2. ЖИЗНЬ
II. gregory alan isakov – if i go, i'm going
and i will go, if you ask me to, i will stay if you dare, and if I go, I'm goin' on fire, let my anger take me there
2.1. Место рождения: Бруклин, штат Нью-Йорк, США.
2.2. Место проживания: район Хэллс Китчен, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США.
2.3. Родственные связи:
◆ Луиз Дэбора Холлик, Louise Deborah Hollick [14 июля 1956 года] – преподаватель физики в бруклинской старшей школе.
◆ Мэттью Гэбриэл Холлик, Matthew Gabriel Hollick [21 сентября 1956 года – 1 июня 2003 года] – бывший капитан полиции Бруклина, позднее – сторож в строительной компании; умер от рака печени.
◆ Ливай Джонатан Холлик, Levi Jonathan Hollick [10 января 1987 года] – студент старшей школы.
2.4. Биография: история любит повторения и революционеров. Первые растягиваются на несчастные поколения, проклятые воссоздавать ошибки предков вопреки тщетным попыткам пойти против течения. Вторые? Их я встречал только в книжках, родившись с пустой лотерейной ячейкой, сулившей очередное звено цепи с единственным предназначением: не отходить от заданного маршрута неудачи.
Хотите предсказать будущее человека – вернитесь в коридоры, расчертившие лабиринт его детства. Пэнтхаус, возвышавшийся над муравейником Нью-Йорка, поздравляю! Это история не про меня. Мои воспоминания не богаты на покалывающий холод мрамора в пятках и красочные виды на никогда не спящий мегаполис. Не думайте, что я жалуюсь; двухэтажный домик в Бруклин Даунтаун, полученный под пожизненный кредит, навеки остался под ярлыком «более чем достаточно». Когда-то ненавистные кадры моего прошлого, приукрашенные ожидаемой ностальгией приближающегося третьего десятка, насквозь пропитаны однотипными стульями на крыльцах половины района, купленными в ближайшем «Target». Ненарочной нервозностью матери, опаздывающей на утреннюю смену, и оттого торопящей сонного сына побыстрей проглотить завтрак. Раздражёнными комментариями отца, борющегося с похмельем на диване гостиной. Хотел бы я сказать, что, смотря сквозь призму прожитых лет, вернулся бы в требующий капитального ремонта пейзаж. Но даже уловки памяти неспособны приукрасить лишённую романтики бытовую действительность.
Я часто вспоминаю тот день, когда границы реальности мальчишки из небогатого пригорода пошатнулись перед пугающими высотой воротами в школу, в которой дети не слышали о части Нью-Йорка, до сих пор хранящей маршруты моего детства. Никто из семей, живших на улице, обкатанной вдоль и поперёк стареньким ржавым велосипедом, не мог позволить отправить своих отпрысков в подобное заведение; никто бы и не стал пытаться. Никто, кроме моей матери, убеждённой в том, что я – тот самый одарённый шанс на миллион, о котором ещё долго будут шептаться завистливые соседи. Благодаря ней ограничивающие стены привычного треснули под напором существующего не только на матрице жидких кристаллов телевизора мира. Мира, в котором список рождественских запросов не ограничивался одним пунктом. Где телефон был предметом гордости, а не удобным способом связи. И размер родительского кошелька напрямую определял твоё положение в дружеской иерархии класса. Спорим, вы уже знаете, какая роль досталась мне?
Едва ли я виню их. Будущие владельцы корпораций и светские личности смотрели на меня с тем же испугом перед неизвестным, как и я на них. Возможно, будь у меня опыт двадцати восьми лет, я бы поборол болезненные приступы стеснительности, сыгравшие финальный аккорд в единогласном решении моего положения на ближайшие двенадцать классов. Но я был наивным ребёнком и лишь молчаливо проследовал на отведённую мне дальнюю парту, пророчащую годы одиночества, если бы не два имени, которые по сей день отдаются уколом сожаления в подреберье.
Рози и Аарон Льюитт, несмотря на громкую фамилию, были лишены дара предрассудков, став первыми, кто разглядел живое существо за пустым безмолвным местом, исправно следящим за рядом спин передних парт. И если по натуре открытый Аарон случайно обратил внимание на последний выпуск комиксов в моих руках, то Розамунд Льюитт ненарочно стала той самой нулевой осью подсознания, к которой я буду возвращаться всю последующую жизнь.
В глазах одноклассников наша дружба противоречила всем законам совместимости. Поначалу, и мне казалось, что дуэт Льюитт-Холлик был сродни предзнаменованию конца света, но сейчас я понимаю, что мы были похожи сильней, чем, возможно, хотелось самой Рози. По-разному одинокие в своём привычном окружении, мы тянулись друг к другу, как к прочному канату спасительного круга, который вытащит на поверхность, если кто-то вдоволь наглотается стремительным течением жизни. Только я всегда боялся лишний раз намочить ноги, а Рози то и дело прыгала без оглядки назад, словно убеждённая, что я стою на берегу, плотно сжимая верёвку. И я стоял.
Влюблённость, которую я похоронил вместе с памятью о пропущенном выпускном, была, пожалуй, неизбежной точкой невозврата. Ожидаемой. До смешного простой в достижении. Я был не единственным, теряющим дар речи от Розамунд Льюитт, но единственным, кто задыхался вовсе не от девочки с заразным звонким смехом, а от обладательницы гогота преисподней, норовящего вызвать несвойственное местности землетрясение. Моего привитого отцовскими упрёками реализма хватило, чтобы избежать подростковых иллюзий о возможности оказаться тем самым парнем, опровергнувшим законы клейма «лучшего друга». Наверное, если бы не глупая обида, я бы и по сей день проводил свои вечера за задушевными разговорами о грехах мужского пола. Хотя кто знает. Быть может, Розамунд Льюитт уже давно не носит свою фамилию и забыла о слезах в подушку из-за очередной груды мышц и тестостерона. Этого я так и не решился узнать.
Я помню, как сжимал потеющие от нервов ладошки. Помню, как перебирал сотни конструкций простейшего вопроса. Пойдешь ли ты со мной на выпускной, Рози? К моему удивлению, меня ждал положительный ответ. И не менее сокрушительное появление очередного принца на белой хромой кляче, легким движением руки расписавшегося под погребальными условиями моих надежд. В конечном итоге, даже въевшийся в костный мозг запрет на непрочные воздушные замки не смог уберечь меня от неприятной встречи с прохладным асфальтом выбитой поколениями истины: такие как Розамунд Льюитт не проводили последние знаменательные дни, перед тем, как разъехаться по разным колледжам, в компании лучших друзей с последней парты. Они продолжали прыгать в бурлящий поток жизни, набивая шишки. И неважно кто будет вытаскивать их за чёртов спасительный канат. Важно лишь то, что кто-нибудь обязательно вытащит.
Бесконечная ругань в стенах дома. Непроглядный список отцовских упрёков и материнских слёз, усугубившийся с рождением брата. Тёмный тоннель без единого проблеска света. Моим богом из машины стал не блещущий умом парень, ненадолго покоривший сердце Рози и навсегда открывший мне глаза. Связывавшие меня с этим городом узы оказались капризом подросткового максимализма, твердившего о том, что Итан Холлик был не второстепенным персонажем в истории о девочке, не обременённой шорами ограниченности, которыми так любили одаривать своих чад обитатели пляжных линий. Разглядывая шумную кучку будущих студентов, сквозь которую проглядывалась тёмная макушка Рози, я спросил себя: «Что изменится не окажись меня здесь завтра?» Последовавший ответ завершился покупкой билета в один конец на автобус до Бостона, где меня ждал грант на обучение в Массачусетском Институте Технологий на кафедре биологии.
Трясущимися от страха руками я собирал небольшую сумку, вместившую в себя восемнадцать лет, проведённых в Сан-Диего, под пьяные проклятья отца, пророчащего моё скорое возвращение. Но стоило уверенному звуку закрытой молнии перебить гневную тираду, и я с поразительной лёгкостью вышел из родного дома, зарекаясь никогда не возвращаться в место, которое чуть не заставило меня повторить судьбу собственных родителей.
В Бостоне я поселился у Александра Фитцджеральда – давнего друга по переписке, нашедшего во мне единственную душу, которой было до него дело. Он был шумным, показно уверенным в себе золотым ребёнком, прожигающим состояние своей семьи, вероятно, явившей свету отпрыска для галочки и не заботившейся о том, в какой канаве он проснётся завтра до тех пор, пока тот исправно посещал важные для развития бизнеса мероприятия. Мы сочетались поразительно хорошо, дополняя недостающие пробелы опыта друг у друга. Он – первым похмельем, затяжкой травки и случайной девушкой у барной стойки, которой я всё же перезвонил. Вините издержки характера. Я – первым выполненным рефератом, сменой фастфуда на стейки с овощами и разговорами копающими глубже заслуг на поприще простыней. Хотя, признаться, больше всего Алекс любил говорить именно об этом. Я не заметил, как временное проживание растянулось на шесть лет холостяцкого братства. Вероятно, оно бы так и продолжалось, если бы та самая девушка-у-барной-стойки с каштановыми вьющимися волосами не настояла на смене приоритетов в сторону общей студии.
В следующем пассаже по правилам повествования я должен был сказать, что спустя несколько лет наконец купил обручальное кольцо Дэлайле, позвал Алекса в качестве свидетеля на свадьбу и наконец вырвался из порочного кольца неудачников семьи Холлик, но, как я и говорил раньше, история любит повторения и революционеров. И вторым я никогда не являлся. Наше расставание не происходило под обвинения и летящий на пол сервиз. Через полгода совместной жизни, я и Дэлайла разошлись с такой же простотой, как и когда-то заговорили в забитом под потолок баре. Она лишь сказала, что хочет быть любимой, и я дал ей шанс на эту возможность, собрав вещи и вернувшись в погрязшую в бардаке квартиру Алекса.
Семь лет под девизом чистой страницы, чтобы, в конечном итоге, оказаться в отправной точке новой жизни в Бостоне. С неизменным чувством замерших часов, не соизволивших сдвинуться ни на секунду с тех пор, как я переступил порог автобуса, оставившего Нью-Йорк за хлипкой спиной потерянного подростка. Я бы хотел сказать, что усилившееся ощущение пустоты было вызвано расставанием пары-без-ссор, да даже Алекс бы не поверил. Каждое тринадцатое число июня я вбивал заученный наизусть номер, никогда не нажимая на кнопку вызова. И всякий раз по разным причинам: непоколебимая уверенность в смене набора цифр, подозрение в короткой девичьей памяти на голоса, достойная дрожащих пальцев вероятность, что никто на другом конце провода не захочет услышать слова, заготовленные призраком со школьной парты. Тяжелый случай? Я ведь предупреждал. Я буду возвращаться к Розамунд Льюитт всю последующую жизнь, пусть и не покидая темных областей сознания.
Я всегда представлял, что возьму обратный билет в Нью-Йорк в очередное тринадцатое июня. Но причиной моего возвращения оказался человек, о котором я вспоминал меньше всего. Мой отец скончался от рака печени на сорок седьмом году жизни и, сделав свой последний вдох, неожиданно перестал быть олицетворением всех пороков человечества. Мыльный пузырь накопленных годами обид лопнул под уставшим выдохом матери, оглашающей назначенную дату похорон, и слабо контролируя вереницу сиюминутных решений, я вновь собрал знакомую прошлому сумку, обещая вернуться через неделю. Ступая на затертые ботинками половицы гостиной, где я провёл всё своё детство, я уже знал, что купленный билет в один конец был не случайной предусмотрительностью. Не хотел признаваться, но знал, что ждал этого звонка последние девять лет в надежде забыть ошибку юношества, как страшный сон. Но кто может стереть девять лет без последствий?
Спустя месяц Алекс перестал названивать в попытках выяснить дату вылета, невзначай взяв с меня слово заехать к нему на день рождения, если «это на только время» превратится в пожизненный срок. В тот же вечер я подписал годовой контракт на квартиру в арт-районе родного города и получасовой доступности от новой работы в лаборатории ФБР. «Чтобы не тратить сбережения», – как я объяснил скептическому голосу здравого смысла. Я не писал старым знакомым, избегал мест, помеченных школьными воспоминаниями, и проезжая мимо высотки «Lewitt Enterprises», старался не придавать значения ноющему ощущению в груди. Мне хватало взглянуть на перегнавшего меня в росте брата, чтобы понять: лица прошлого не застыли в пространстве в моего возвращения. Бостон. Нью-Йорк. Не имело никакого значения, где я находился, сквозящая пустота не затягивалась, сколько ни пытайся. Наверное, отец был прав, и Итан Холлик – действительно потерянный случай.

_____________________________________________________________________
ЧАСТЬ 3. ХАРАКТЕР
III.  tom rosenthal – you might find yours
you see i'm not sure what the secret to happiness is, but i'm pretty sure it starts when you go outside

По фактам:

– Самая настоящая сова. Не способен соображать раньше отметки семи вечера, потому школьные и университетские годы прошли в бесконечной борьбе с подвисающей системой. С работой повезло больше. Итан оказался из тех сумасшедших, кто счастлив работать в ночную смену и срываться из дома в тёмное время суток по первому зову.
– Закончив Массачусетский Институт технологий поступил на магистратуру с уклоном в криминалистику и получил доктора философии в криминалистической химии. Позднее подал заявление на вакансию в лаборатории Федерального Бюро Расследований. И неудачная карьера отца в полиции здесь не при чём.
– Может показаться иначе, но Холлик любит людей. И это вовсе не значит, что ему с ними комфортно.
– С виду серая мышь, однако ввязывается в неоднозначные авантюры на ура.
– И вообще любопытство сгубило кошку.
– Из тех, кто скажет вам, что тяжело прощает людей. И забудет почему злился на обидчика на следующий же день.
– Терпеть не может быть чьей-то обузой. Не станет жаловаться на жизнь, просить о помощи и, в следствие, решит, что вам всё равно. Логика? От Боженьки.
– Принципиальный до тех пор, пока вы ищете способ надавить на доброе сердце. Или пока вы не плачете.
– Любит животных и обожает возиться с маленькими детьми.
– Говорят, что как-то раз люди видели Итана топающим ногами и брызгающим гневной слюной, но кто эти люди и когда они это видели так никто и не узнал. А если серьёзно, его можно застать за эмоциональной тирадой, однако вряд ли Итан спустится до личных оскорблений и попыток надавить на больное. В конфликтных ситуациях Холлик не выходит из себя и, главное, не выводит этим остальных, положительно действуя на особо нервных. Довести до слёз его куда проще, чем до белого каления.
– Лабораторный червь. Действительно испытывает удовольствие от общения с микроскопом и свиданиями с учебниками биохимии. Довольно часто убегает к науке от людей, потому что с ней хотя бы всё понятно.
– Благодаря талантам Алекса научился играть на гитаре и открыл, что обладает весьма сносным голосом, хотя сам считает, что каркает, как ворона.
– Итан много читает, но к художественной литературе относится куда более избирательно, нежели к профессиональной. Большую часть его библиотеки составляют научные работы и учебники, и если вы найдёте на полках произведения для широкой публики, велика вероятность, они прошли скрупулёзные проверки перед покупкой и вследствие были перечитаны множество раз.
– К слову о «новом», он скорее поставит фильм, просмотренный двадцать раз, начнёт любимый сериал с первого сезона и вновь потянется к изрядно помятой книге, чем кинется за вышедшей новинкой. В искусстве Итан Холлик консерватор до мозга костей, если ни сварливый старик.
– Никогда не мечтал о выдающейся карьере и с лёгкостью променяет место в ФБР на семью, жизнь в пригороде и куда более тривиальную работу в лаборатории или в качестве преподавателя в университете.
– Всё ещё надеется, что его жизнь не пройдёт под хэштэгом «потрачено». И несмотря на страдальческий вид Холлика, слово «сдаться» явно лишнее в его словаре.
– В июле 2004 года Итану диагностировали клиническую депрессию.

_____________________________________________________________________
ЧАСТЬ 4. ВНЕШНОСТЬ
IV.  bon iver – holocene
and at once, I knew I was not magnificent; high above the highway aisle, jagged vacance, thick with ice, but I could see for miles, miles, miles
4.1. Рост: 1,73 м.
4.2. Цвет волос: темно-русые.
4.3. Цвет глаз: голубые.
4.4. Особенности: при далёком рассмотрении – хипстер-консерватор. При близком: хипстер-консерватор. Итан Холлик не подходит под стереотип лабораторного йети, не знающего что такое средства гигиены и гардероб, состоящий не из серых толстовок и затёртых до дыр синих джинс. Как впрочем, его не увидеть с вычурной стрижкой и новым писком моды из барбер-шопа вместо бороды. Он застрял где-то посередине, не делая из своего внешнего вида повод для беспокойства, как и не тратя на него больше десяти минут усилий в день. Рубашки в клетку, уютные свитера, парочка парадных костюмов и превалирование кед над ботинками – гардероб Холлика нельзя назвать маленьким, но всё умещается на несколько вешалок и парочку полок. К слову, в магазины он предпочитает ходить набегами, чувствуя, что последние две пары джинс скоро дадут сбой. Со стороны создаёт впечатление опрятного жителя Хэллс Китчен, не сильно выбиваясь из колорита актёров, гомосексуалистов и людей, открытых миру куда больше, чем остальная часть населения планеты.

Подпись автора

когда так много позади
всего, в особенности — горя,

поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.