[indent]Это было странно.
[indent]Не в том смысле, что плохо — скорее, словно он стоял на берегу Сенны, а вода течет в обратную сторону. Он видел её, слышал, ощущал её рядом, но та нить, что раньше связывала их, теперь была тонка, почти прозрачна — и с каждой минутой его ощущение зыбкости усиливалось.
[indent]Для него месяцы — казалось бы, немного, но за эти дни он успел пережить целую бурю; Месяц без её лица в своей жизни, без её голоса в ответ, без их общения, без них, к которым волшебник умудрился привыкнуть; не потому, что Янссен был падок на людей, раскрывая двери в свою жизнь как только, так сразу. Эта участь досталась одному из его младших братьев и он до сих пор не всегда понимал, как Аксель жил. Однако, Амели сделала это с ним настолько быстро, настолько естественно — оглядываясь назад, Янссену бы впору и самому удивиться, как легко поддался её чарам. И вот она снова здесь, но словно за стеклом времени, пройдя через пропасть, в которую он не мог заглянуть.
[indent]Он видел на ней следы чужого времени — не просто возраст, но то, что нельзя спрятать. Слабая усталость в глазах, движение, которое казалось чуть более осмысленным, чем прежде. Она была всё ещё молода, но эти... Мерлин, он до сих пор не мог в это поверить, но две сотни лет оставили свой отпечаток, он был уверен, ощутимый как для других, так и для него. На что он надеялся, отлавливая её возле сцены, говоря с ней о музыке, в конце концов, идя на тревожный вопрос, не выходящий из его головы, как и ощущение проваливающегося в пятки сердца; Матиас не чувствовал, что заслуживал её внимания.
[indent]И внутри — странный разлад: память и настоящее, ожидание и реальность, надежда и страх. Он хотел быть рядом, поддержать, понять. Но боялся, что любое движение сломает хрупкую ткань их встречи и далеко не потому, что внезапно Амели Розье — ваза, толкни которую, и она разлетится на множество маленьких запчастей. Волшебник краем глаза смотрит на девушку вновь.
[indent]В ней и прежде был стержень, но события, через которые ей пришлось прожить, явно сточили его до самого острого состояния.
[indent]Он слушал, стараясь не выдать ту смесь тревоги и осторожного участия, что медленно разгоралась внутри. Судиться с семьёй — звучало серьёзным разбирательством, столкновение с чем-то гораздо более жёстким, чем обыкновенный конфликт, с которым приходилось сталкиваться Янссену на ежедневной основе. Он знал, как неприятны и тяжеловесны подобные сражения, и понимал — её семья заслуживает всяческих испытаний, даже если бы он сам никогда не стал врываться в чужие драмы без приглашения. Волшебник хмурится, когда вспоминает все те разговоры, что касались настоящих Розье; хотя, едва ли они имели привилегию так называться, в отличие от той, которая получила эту фамилию по праву.
[indent]В груди его крепло желание сказать что-то в поддержку, но слова застревали на губах, потому что не хотелось звучать навязчиво или как будто ставить её в положение, где ей нужна помощь. Она не была ребёнком — он видел, в ней горела решимость, который не позволял отступать. Он видел это и прежде; Янссен хмыкает: не это ли вообще стало причиной, одной из сотни других, почему он и вовсе влюбился в неё? И всё же, быть рядом, хотя бы на расстоянии, чтобы поддержать, не мешать — вот чего он хотел.
[indent]Впрочем, мысли Матиаса невольно возвращались к Джеку, которого Амели привела из прошлого, словно защитника или спутника в этом новом для неё времени. Что между ними было и есть — он не знал; оглядываясь вокруг, словно ища мысленно тех, кто мог дать ему ответ, Янссен лишь коротко вздыхает: едва ли за месяц кто-то узнал больше, чем сам Матиас. Он так же не хотел слишком вдаваться в подробности сейчас — от греха подальше, но чувствовал ту тонкую, едва заметную нить тепла, что связывала их. И, признавая это себе, он не мог удержаться от лёгкого укола ревности. Не от страсти или боли, а скорее от понимания, что у Амели есть кто-то, кто тоже рядом.
[indent]Кто, возможно, ближе, чем он мог себе позволить думать.
[indent]Он сжал руки в карманах, борясь с внезапной тяжестью собственной неуверенности. Откуда она появилась? Так ли он теперь выглядел в глазах других? Хоть он и понимал, что не стоит разрушать то хрупкое равновесие, что сейчас держит их общение, в глубине бурлила злость на самого себя.
[indent]— Если я могу чем-то помочь... — начал он медленно, будто осторожно переступая через невидимый барьер, — не потому, что считаю, что тебе нужна защита, — он улыбнулся чуть устало, — а просто... чтобы знать, что если понадобится, я здесь.
[indent]Он чуть наклонил голову, как будто хотел сказать ещё что-то, но сдержался, не желая нарушать её пространство. В его голосе прозвучала тихая надежда — просто быть рядом, когда она сама решит.
[indent]— Я готов слушать, где бы ты ни начала, — Янссен кивает головой, кротко и с благодарностью дёрнув уголками губ. Волшебник чувствует, что это будет рассказ не из коротких, а главное — не самых приятных, однако в то же время, это то, о чём он просил и чего искренне желал.
[indent]Матиас слушает, не перебивая, но каждое слово отзывалось в нём как тихий удар. Его лицо — словно зеркало бурных, но скрытых эмоций: тень грусти на губах, мелькание боли в глазах, едва заметное сжатие челюсти. Матиас слышит, как она начинает рассказ с квартиры в Лондоне — месте, где он оставил её, и этот факт давит на него тяжким грузом.
[indent]Внутри росло острое чувство пустоты. Пустоты оттого, что он не был рядом, когда ей было тяжело, что по итогу и сам он был тонко отстранен от попыток найти её позже в Америке, — он прекрасно понимал, почему Эван так сделал и едва ли винил его в чём-то, но тем не менее, тот даже не дал ему ни единого шанса.
[indent]И потом она вернулась совсем другой.
[indent]Он не может высказать ничего — слова казались мелкими и бессильными перед её историей, наполненной кошмарами и неведомыми путешествиями во времени, а напоследок и вовсе их встречей в поместье Маккензи, что сложилось, как карточный домик с возможностью унести все их жизни, если бы не Розье. Его молчание было почти молитвой — чтобы она почувствовала, что он всё ещё здесь. Он представляет, как тяжело ей было в этом затянувшемся сне, в мире, который для него был маленьким и простым, наполненным только обычными переживаниями мелкого человека: Матиаса Янссена, что думал о работе, разрушенных отношениях или семье, а для неё — лабиринтом боли, потерь и восстановления себя по новой.
[indent]Его глаза встретились с её взглядом, когда она замолчала, и в этом молчании было всё — сожаление, безысходность и тихая надежда. Он не знал, как заговорить. Янссен открывает рот, однако слова не сразу вырываются из него; он морщится, хмыкает себе под нос, качает головой. Действительно, мальчишка-подросток — это лучшее, как он мог себя описать. Его жизнь — детская сказка по сравнению с тем, что пережила Розье, и едва ли это началось только с момента, когда она ускользнула в другое время.
[indent]Как будто бы так было всегда.
[indent]— Чёрт побери, как же... Ты многое пережила, — наконец выдыхая, не отводя от неё глаз, тихо говорит Матиас. Задирая голову на мгновение к небу вместе с ней, волшебник в который раз сверяет в своей голове количество пережитого одним человеком, едва ли готовый поверить в то, что всё это — правда. Да только выбора у него нет: он знает, насколько Розье была, во-первых, в своём самом здоровом уме, а во-вторых, честна здесь и сейчас. — Пока твои сверстники занимаются карьерой, вечеринками и... тем, что делают обычные 29-летние, у тебя конечно, — волшебник смотрит на неё сверху вниз, — Необычный подход к тому, как приблизиться к четвертому десятку. Я не представляю, как ты справляешься со всем сейчас, правда, — его слова звучат со всей искренностью, а по самому Матиасу можно понять: он слышал многое, разное, но ничто не могло сравниться с её рассказом; волшебнику явно потребуется время, прежде, чем он переварит всё сказанное в том числе. И пусть она попыталась ему объяснить свои самоощущения, это не убрало очевидного полувопроса в его голове; он бы не справился. Уж точно не знал, с чего начать.
[indent]Было ещё что-то, что его волновало. Хотела бы она вернуться? Привычная жизнь в Америке двухсотых годов — конечно, это что-то из разряда высшей магии для него, но то как Амели рассказывает об этом, делиться с ним чем-то, что бельгиец никогда не сможет пережить на собственной шкуре, вынуждает его отправиться в старое-доброе путешествие: «а что если?» — мужчина тут же морщится, складывая руки на груди, зябко дёрнув плечами. Трусливо он бежит от неё взглядом, как если бы она смогла прочитать его мысли, по-детски боится, как если бы они дали бы ей плоды для размышления.
[indent]— И всё же, знаешь, — его голос всё ещё спокойный, совсем не громкий, особенно теперь, когда они были вдали от шумного праздника, — я думал об этом немного, и пришёл к выводу, что это как... если бы ты проснулась позже времени.
[indent]Он смотрит на неё чуть сбоку, как будто пытается поймать, не рассосётся ли её образ в воздухе, не растает ли от одного порыва ветра.
[indent]— Как человек, который проспал десятилетие и проснулся в мире, где всё вроде бы то же самое, но всё чуть-чуть… не так. Чашки на кухне стоят не в том порядке. Люди вроде знакомы, но на полтона другие. Память цепляется, а сердце не поспевает, — его улыбка слегка меланхоличная, а сам Матиас переводит взгляд вперёд, едва слышно шаркнув ногой, — И всё равно ты идёшь. Даже если кажется, что всё это не по-настоящему.
[indent]Он не говорит очевидного: дать себе времени; кажется, будто бы она понимает это лучше его самого. Наверное, примерно так себя могут чувствуют люди после комы? Откуда ему, впрочем, знать. От собственных размышлений его останавливает только то, что Розье замирает на месте, а вместе с ней приходится остановится и ему.
[indent]Матиас смотрит на Амели — на ту, кто стоит перед ним сейчас, и чувствует, как внутри что-то тихо рвётся. Он знает: если бы не его уход, если бы не тот выбор, который он сделал тогда, всё могло быть иначе. Он видел ту Амели, которой была восемь лет назад — юную, с прошлым, который выковал и сделал строгой, но всё равно лёгкой наивностью; несмотря на все их разговоры, несмотря на все озвученный переживания, волшебник думает, что он никогда не чувствовал её так глубоко, как чувствовала она.
[indent]Теперь же перед ним — женщина, сильная и уязвимая одновременно, у которой за плечами была буря, которую он не мог себе представить. Она изменилась, выросла, прошла через страшные испытания и переживания, которые изменили её до основания. И хотя он видит обе версии — прошлую и нынешнюю — он не в праве судить, кто из них важнее или, тем более, настоящая. Они обе — части одной сложной истории, где в одну из глав был вплетен сам Матиас, но которая теперь разошлась на два пути.
[indent]И всё же её слова — точно пущенные стрелы: не злые, не жестокие, но всё равно находящие цель. «Ожидать от избитого жизнью ребёнка чего-то другого» — он замирает. Янссен знает, что это правда. И знает, что был — и есть — тем взрослым, который не смог, не захотел, не осмелился тогда протянуть руку, когда, может быть, всё зависело от одного движения.
[indent]В её голосе нет обиды — и от этого больно вдвойне. Нет обвинения, нет ярости, которую он бы мог принять и выстоять, как удар. Есть простое, пронзительное «так получилось». Он вздрагивает. Не телом — чем-то глубже. Сейчас он видит, что забрал куда больше: веру, тепло, может быть, последние на тот момент силы верить, что её можно любить — несмотря на возраст, страхи и всё, что между.
[indent]А следом звучит ещё один приговор — о том, что той Амели больше нет, — и это бьёт не хуже, чем нож в самое сердце. Это не просто признание, это прощание с прошлым. А успел ли он его отпустить? Мог ли? И всё же он не отводит взгляда, даже когда внутри всё обрывается. Потому что, как бы больно ни было это слышать, она права. Той девушки, которая смотрела на него с таким доверием, больше нет. И, возможно, её не стало в тот самый день, когда он отвернулся и ушёл. Но сейчас, впервые за все свои годы, Амели стоит перед ним — целая, настоящая, и протягивает ему ладонь.
[indent]— Ты права, — почти беззвучно говорит он, опуская голову вниз, — её больше нет.
[indent]Матиас смотрит на этот удивительно хрупкий, открытый жест, и не позволяет себе ни минуты колебания. Он осторожно берёт её руку — не крепко, не уверенно, но с такой нежностью, как будто держит не просто пальцы, а саму возможность быть прощённым. Или хотя бы услышанным.
[indent]— Я держался за ту тебя. Не потому что не видел, как ты изменилась — это было заметно ещё месяц назад, как только я увидел тебя в поместье. А потому что мне самому было страшно. Я думал, если представить, что всё осталось как прежде, будет легче. Что если мы встретимся, я скажу: «прости», — и всё встанет на место. Но… всё не на месте. И это не плохо. И если честно... — он слабо улыбается, чуть скосив взгляд, — я рад, что всё не так просто. Даже если это значит, что мне придётся учиться узнавать тебя заново, если ты позволишь мне это.
[indent]Матиас на мгновение замирает. Этого признания он боялся — и ждал. Оно даётся трудно, но не вызывает сопротивления. Потому что на самом деле он понимает: видимо, ему пора отпустить или хотя бы сделать шаг в этом направлении.
[indent]— Спасибо, — тихо произносит Матиас, смотря на неё с глазами полной благодарности, и только потом добавляет: — Я хочу, — говорит он, чуть отчётливее, и его пальцы касаются её ладони чуть крепче, — познакомиться с тобой ещё раз.
[indent]Он чуть сжимает её пальцы — ненадолго — и отпускает, не потому что не хочет держать, а потому что уважает: выбор, свободу, право передумать. Но взгляд не отводит, будто всё ещё держит её — только теперь вниманием. Внутри у Матиаса всё будто бы замирает. Не от страха — скорее, от острого осознания: это не продолжение старой истории, не попытка вернуться назад и склеить треснувшие края. Это — новое. Первый шаг туда, где никто из них ещё не был. Он не знает, что ждёт их дальше — разговоры, паузы, новые встречи или расстояния. Не знает, как долго она будет терпеть его привычки, его неловкости, его осторожность, которая порой граничит с отстранённостью. И будет ли.
[indent]Наверное, он всё ещё будет путаться. Иногда ловить себя на том, что говорит с той, что жила в его памяти, а не с женщиной, стоящей перед ним. Наверное, она будет его поправлять. Может быть — мягко, может быть — с иронией, а может, просто молча посмотрит. И всё равно он готов попробовать. Он хочет попытаться.
[indent]— Итак, — волшебник оглядывается по сторонам, будто бы в поисках решения проблем здесь и сейчас, но на деле, даёт себе едва заметную возможность выдохнуть, — Что же до модных портков, — он негромко кашлянул, — И акклиматизации. Назначай любую дату — я буду там, и мы подберём ему всё, что угодно, что он Джек будет сиять самой лучшей звездочкой на курсе вступления. Колдомедицина конечно, своеобразный выбор, но кто я такой, чтобы судить. Наверное, я скажу ему тоже, но скажу и тебе: если вдруг нужна будет где-то помощь помимо одежды — высылайте сов. Я буду рад ему помочь.
[indent]Он на секунду замолкает, взгляд становится чуть мягче.
[indent]— До сих пор... никто не знает? Я правильно понимаю? Ты говорила про Министерство в прошлый раз, тебе удалось что-то узнать? Не знаю, нужно ли и могу ли я что-то сделать, кроме, — он хмыкает, — того, чтобы побыть видимо вашим стилистом, то знай, я всегда готов. Не сомневаюсь, что у тебя достаточно связей, — он усмехается, повернув голову в сторону едва доносящихся до них звуков праздника, — И без меня, но тем не менее.
[indent]Даже если Джек Стивенс изначально вызывал в нём только одно сплошное жжение, в конце концов, это ведь часть жизни Амели и, судя по всему, крайне важная. Он это видит. И не хочет стоять в стороне, как раньше. К тому же, быть честным, даже не зная, какая история была у них двоих, молчать обо всём на свете или держать ухо востро с каждым, с кем открываешь рот может быть довольно утомительно; неверное, иногда нужен просто кто-то, с кем можно поговорить не думая. Чем Янссен не опция?
[indent]Он чуть качает головой, словно очнувшись, и тихо, почти смеясь, добавляет:
[indent]— Я ведь сказал — на минуту, — он глянул на неё с лукавой виновностью, — а похоже, похитил тебя куда дольше. Прости. Возможно нам стоит вернуться, чтобы все твои фанаты смогли насладиться твоим вниманием, а не только я?
[indent]Он делает шаг назад, но не с холодом, а с лёгким, живым светом в голосе:
[indent]— Пойдём? Или… если ты не против — ещё немного погуляем? Под предлогом обсуждения твоих песен, я могу задержать тебя здесь ещё ненадолго. Мне правда есть что сказать.
[indent]Он не давит, не ждёт нужного ответа — просто предлагает. Без укора, без тревоги, без привычной настороженности, будто бы впервые за долгое время позволяет себе быть просто рядом. Не как тот, кто однажды выбрал дверь, оставив за ней вопросы, воспоминания, чувства. А как тот, кто хочет быть здесь — по-настоящему, осознанно, не из вины и не из уважения к прошлому. Как друг. Или кто-то, кто, если она позволит, может снова стать чем-то большим. Или меньшим. Или тем, кем она сама захочет его видеть. Сейчас он больше не строит планов, не загадывает; он просто хочет остаться.
- Подпись автора
кто-то ищет выгоду — мне незавидно
простите, но тут снизу вас не видно

всё, что вы сказали, — по барабану
я так живу — мне всё по фану