Никто не любил ссориться. Дуться, как большой воздушный шар в своей комнате, сидя под кроватью или на ней, но под одеялом. Конечно, чаще сестры делали это специально, практически, заставляя кузена приходить и извиняться перед ними на коленях за то, перед чем он не был виноват. Но всё это было детское ребячество, каждый из них это понимал! Мэрилин, по крайней мере понимала, и Юна тоже, поэтому они прощали его практически сразу, вешаясь на шею Алистэру и зовя его поиграть на площадке перед домом.
Вроде как, каждый, и вроде как, понимал. И обида, которая свалилась на неё сейчас, была совсем не похожа на детские проделки и попытки запереться в комнате на всю жизнь, громко крича, что умрёшь здесь с голоду, потому что никто в твоей семьей тебя не ценит. И при этом, когда все же, кто-то пытался вломиться в твою комнату, усилено делал вид на кровати, что ты помер – задерживал дыхание, свешивал кругу с постели, лежа лицом вниз. И у тебя получалось! До того момента, пока кто-нибудь не подставлял руку к твоим ребрам, вызывая из тебя демонов диким визгом от боязни щекотки.
И поэтому она понимала удивление Ю, но ничего не могла с собой поделать. Привычки реагировать слишком эмоционально у неё не было, в конце концов, сама Мэрилин гордо говорила, что она была одной из самых уравновешенных в этой семье (кто бы ей поверил, только), поэтому стук об стол кулаком, громкое обзывательство, сейчас она скорее походила на своего отца после дня, когда кто-нибудь из руководства напортачил или они потеряли в океане большую поставку оружий.
Поэтому она извинилась, в прочем, попросила сестру зачитать письмо скорее из...
Она уже не знает зачем. Маккензи несколько раз подумала о том, что вовсе не хочет знать, что там было написано. Манера письма у Алистэра была своеобразной, но главное, пропитанное любовью к семье. К кузинам. И Мэрилин знала это, потому что когда им приходилось уезжать в Шотландию, оставляя Маккензи в Америке, они переписывались письмами, которые до сих пор хранятся у девушки в коробке небольшого размера в шкафу.
Она была благодарна сестре. Та пыталась помочь ей словом, шуткой, улыбкой. И в то же время, Мэри не видела в этом то, что и правда могло бы излечить её, и от этого становилось только хуже, потому что она начинала теперь злиться на себя ещё сильнее – смотри, Юна пытается помощь, так почему ты не примешь это?
Светловолосая пытается объяснить непонятные действия Алистэра и его совы, на что волшебница лишь хмурит брови. Ага, как же. Она утонула в водах Атлантики, пока перелетала, а вот Бубри, что прилетела смогла добраться до Чарльстона. И зачем было высылать письма разными совами, когда они должны были прилететь в одно место? Кажется, и сестра понимает это, быстро хватаясь за края письма, чтобы, наконец, прочитать его.
«Цветочек» бьёт по ушам, но Мэрилин на это лишь поднимает свою чашку к губам, сделав небольшой глоток, и легко кивнув головой. Если она пропустит момент с добавлением себе сахара, а Мэри – соли в кружку, всем и правда станет легче.
— Ну, может ещё не вечер, — она коротко пожимает плечами, упираясь взглядом в отпечаток губной помады на краях кружки. Покусать пирании его успеют где угодно – так казалось Мэрилин. Но на самом деле, конечно, она не желала ему быть с отрезанной промежностью с полной серьезностью. В конце концов, иронично, но кузен был единственным Маккензи на данный момент, который после женитьбы продолжить носить эту фамилию, в отличие от девочек, которым придется стать Джонсонами, Кларсонами или Диккенсами.
— Юна! — внезапно произносит она на ещё более внезапное предложение сестры, не удержавшись, и хохотнув, — Брось, ты ведь так не считаешь. Не хватало бы, чтобы вы тоже перестали общаться, — мало ли Эл был настолько раним, что назови его кузина козлом, он не будет и ей письма писать. Что тогда, Остаре достанутся все лавры? А может, Тодо получит первое в своей жизни письмо?
Но поддержка сестры дала ей сил, и плечи Мэрилин явно перестали быть такими напряженными, а сама она перестала нервно трясти ногу под столом, остановив её.
— Хотя, это не такая уж и плохая идея, — добавляет светловолосая, прежде, чем сестра вновь начинает говорить. Её слова звучат логично до момента слов обиды, опять заставляя волшебницу дёрнуть плечом и отвести взгляд от сестры в сторону.
Она знала, что может всё рассказать – они всегда так делали. Делились с друг другом самым сокровенным, потому что не было никого ближе для Мэрилин, чем Юнона. Алистэр был мальчиком, и именно поэтому приходилось не то, чтобы многое скрывать, но как минимум не поднимать из глубокой преисподней женских секретов. С другой стороны, ей не хотелось делиться потому, что тогда Ю придется выбирать. И чем дольше Мэри пыталась посмотреть на эту ситуацию со стороны, тем логичнее виднелось то, что здесь она точно не окажется правой.
[float=right]
[/float]— Я бы хотела сказать, что ничего, но ты явно слышала крики, и стук двери, и.., — то, как Алистэр прошёл мимо неё в день прощания, даже не посмотрев на кузину, — Алистэр пришёл ко мне, поделиться новостью об отъезде, — слова даются ей с трудом. Мэрилин откидывается на спинку стула, сжимая руки на груди, разглядывая невероятно интересный сервант на другом конце столовой, а затем опуская взгляд, — Я порадовалась за него! Но с другой стороны, хотела, чтобы у него был выбор, — она хмурится, — Поэтому пошла к отцу и попросила его позвать Эла в МАМС на работу, — внезапно светловолосая смотрит на Ю, вскинув руки, — И он пошёл! И попросил его об этом на глазах у дяди Блэйка и тёти Рэбекки, — поджав губы, девушка на секунду прижала ладонь к своему лбу, при этом, опираясь щекой о вторую руку, согнутую в локте, — Видимо, был скандал — какой нормальный человек его отпустит? — она вздыхает, — Я просто хотела, чтобы он остался здесь, а не уезжал в своё дурацкое путешествие, пусть он об этом и.., — девушка вновь хмурит нос, подняв взгляд на Юну, — Мечтал, — и это может показаться концом, логичное завершение рассказа, и вроде как, волшебница замолкает, вновь уставившись взглядом в кружку.
Она должна была понять её. Младшая Маккензи поможет ей, она крепко обнимет её и скажет о том, что она ни в чём не виновата.
— Я знаю, что я виновата, — говорит Мэри, — Но он... Он обидел меня. И то, что он не прислал письмо только доказывает, что он вовсе не планирует идти мириться, — внезапно она распрямляет плечи, переставая казаться себе такой жалкой. Она ныла, ныла Юноне, своей младшей сестре, хотя должна, наоборот, первая подставлять ей свой бок, помогая ей держаться на плаву, — И я тоже не пойду, — кто сказал баран? Не понимаю, о чем вы говорите.
- Подпись автора
Lord, I ' m o n l y h u m a n
I'm tired and I wanna go home
save my soul
[/float]дружелюбным. Так или иначе, она знала, что он будет писать, только был вопрос времени – сколько нужно было времени Маккензи, чтобы соскучиться?
[/float]он вряд ли пришёл на порог их дома, раскричавшись с Мэрилин в пух и прах. Но теперь, когда эта проклятая Тентакула даже не попыталась развеять сомнения Маккензи в её собственной виноватости, чувство стыда уходит на задний план, а просыпается лишь обида. 
