Двадцать третьего марта тысяча девятьсот девяносто девятого года Бэллами Марлоу вышел из здания Министерства Магии в последний раз попрощавшись со своей ныне мёртвой женой. С неподдельной лёгкостью он сбежал вниз по ступеням, спустился к променаду у набережной и задержался к ужину в задумчивой прогулке. Но к ужину его никто не ждал.
«Опять соврала, что не будет задерживаться,» — он помнит отчётливую мысль, осевшую в сознании давней неозвученной обидой. Так было не первый месяц. И даже не первый год. Незаметно они превратились в удобных друг другу сожителей, утерявших потребность находиться вместе, но приученных видеть породнившееся с определением уюта лицо, переступая через порог.
Когда наступит утро, он ещё долго будет задаваться вопросом: «Как можно, проведя с кем-то бок о бок столько лет, не разглядеть тревожных звоночков? Не выявить в словах фальши?» Долго и упорно Бэллами Марлоу будет мучаться с чувством вины, удвоенным молчанием дочери и собственными убеждениями, и когда последнее станет стихать, вновь столкнётся с ним лицом к лицу. Больше года спустя.
Мишель не была виновата в своём наивном желании перекроить весь мир. О, что бы люди ни думали, ему было знакомо ощущение твёрдых ног; разливающейся по телу уверенности в собственных силах. Когда слышишь удары своего сердца так же отчётливо, как пульсирующие в висках мысли, начинаешь верить, что тебе под силу удержать на своих плечах куда больше, чем целую Вселенную. И каждый шаг, каждое нераскрытое дело несут себе мировую значимость. Какими бы маленькими и нелепыми они ни были. Как бы настойчиво тебе не твердили обратное.
Он всё понимал.
Он знал этот взгляд, этот застрявший в горле протест. И наверное, злился ещё сильней, разглядев в постороннем человеке призраков прошлого. Юного, неопытного мальчишку, убеждённого в том, что он что-нибудь изменит. Будет пытаться изо всех сил и, быть может, случайно сделает мир лучше. Хоть на самую малость. Ему хотелось схватить этого мальчику за плечи и трясти до тех пор, пока эта дурная идея не оставит бестолковую голову. Но чувства вины было больше.
Адалин виделась ему в строчках рапортов, она стояла за его спиной в темных коридорах помещений, которые они топтали в поисках зацепок. Он был беспомощен перед лицом смерти своей жены, и ощущение абсолютной беспомощности перекидывалась на всё, что окружало это воспоминание. Ему казалось, словно сколько ни пытайся – они никогда не поймают беглецов. Сколько не наступай им на пятки – они всегда будут на один шаг вперёд. Как бы ему ни хотелось содрать с себя это чувство слоем отмершей кожи, оно намертво въелось в тело, не желая уступать. Он был готов на что угодно, лишь бы не мириться с простой истиной: он ошибся; он не мог её спасти; это так.
И Марлоу выбирал злиться.
Не было той лёгкости в ногах. Не было спокойной пустоты за копной серых волос, когда Бэллами выскочил навстречу холодной английской весне. Шаг за шагом дыхание спирало всё сильней, и в поисках глотка кислорода без примеси свинцовой тяжести Марлоу трансгрессировал на смотровую площадку здания в нескольких кварталах от Министерства. Ему нужно было оказаться в тишине, потеряться на огромном пейзаже Лондона, и всё будет в порядке – по крайней мере, так он считал. В последний раз Бэллами сталкивался с подобным приступом паники много месяцев назад, когда первичный шок от произошедшего ещё не успел прижиться в сознании, и Марлоу списывал своё состояние на ноющий зуд старой раны, с которой неудачно сдёрнули бинт. Он почти убедил себя в том, что всё верно, так и было. Но стоило мужчине сделать глубокий вдох в надежде протолкнуть остаточный нервный ком обратно внутрь, как пульс подскочил с новой силой.
Мысли ударяли в виски хаотичными волнами. Что-то было не так. Мозоля холодный бетон под ногами, Бэллами как умалишённый задавал себе один и тот же вопрос: что? Что было не так? Снова и снова он спрашивал себя, получая в ответ сбивающийся сердечный ритм и напряжение в солнечном сплетении. Адалин была мертва, он знал это, он давным давно принял её смерть, и задыхаться, будто сейчас вовсе не май, а март девяносто девятого, противоречило всякой логике. Он резко оттолкнулся от поручня, пошатнулся, поймав баланс, и посмотрел на часы. Он провёл здесь целый час. Ничего не изменилось; и именно в эту секунду в ушах раздался пищащий звон ясной мысли: его паника датировалась не прошлым годом. Что-то случилось. И оно случилось сегодня.
Хватило мгновения, чтобы шагнуть вперёд, оказавшись в одном из прилегающих к Министерству переулков. Доли секунды, чтобы отчётливо услышать имя Мишель Лоран, звучащее ударом в гонг. Больше он думать себе не позволял. Волшебник действовал словно на автопилоте. Не переводя дыхания Бэллами Марлоу проскочил мимо клюющих носом коллег, дернул ручку в кабинет, где оставлял рапорт часом раньше, и, столкнувшись с сопротивлением, произнёс чёткое «Алохомора», игнорируя окружающую действительность. Не требовалось гадать, надеяться на лучшее и, уж тем более, проверять квартиру Мишель на предмет наличия хозяйки – её там не было. Он знал это, потому что ещё пару лет назад его бы там точно не оказалось.
Марлоу повезло: указанный адрес был ему знаком, и в считанные минуты Бэллами очутился в нескольких блоках, переходя на бег и сбавляя скорость шагов с приближением к пункту назначения. В мыслях волшебника звучит уверенное: «Нокс,» — заставляющее фонари потухнуть. [float=left][/float] Он огибает здание, стараясь не попадаться на светлые участки, освещённые луной. Мягко ступая на скрипящие половицы крыльца, он прикрывает глаза и прислушивается к происходящему в доме. На короткое мгновение мужчина надеется, что изрядно потрёпанная нервная система подала ложную тревогу. Мишель Лоран уже давно свернулась в пледе на диване, с привычным оживлением пересказывая события дня своему избраннику, а Бэллами Марлоу просто поссорившийся с головой дурак, дернувшийся в другой край города на зов беспочвенной паники. Толкая дверь и оказываясь внутри, он едва слышно произносит:
— Гоменум ревелио, — Марлоу забывает как дышать. Наверное, даже волшебники не способны двигаться так быстро, но у него получается. На одном дыхании. Будто единственным рывком Бэллами оказывается над лежащей на полу фигуркой, падая на колени. Дышит. Жива. Но хватает одного взгляда на синеющие губы, как в сознании звенит: «Ненадолго.»
— Держись, — он поднимает глаза в бессмысленном поиске помощи из вне. Рваный выдох, — Давай, хорошая. Держись, — быстро поднимаясь, Марлоу взмахивает палочкой, — Левикорпус, — и ловит Лоран в руки, осознавая, что прогуливаться с витающим в воздухе телом – не лучшая идея, несмотря на ситуацию, — Прости, — он не уверен за что именно. За возможную боль под тяжестью собственного веса в руках или за то, что произошло здесь по его вине. Марлоу собирает всю свою концентрацию, представляя обычно безлюдный переулок рядом с Больницей Святого Мунго. А дальше всё происходит как в тумане.
Воспоминания сохраняются отрывками. Криком на витринного манекена, не торопящегося пропускать их внутрь. Командного голоса, просящего немедленной транспортировки на пятый этаж. За долю секунды вокруг них становится слишком много снующего народу, засыпающего вопросами, и Бэллами только и успевает, что отследить как Мишель вырывают из его рук и уносят за пределы допуска сопровождающих. Женщина в форме тянет его за рукав, повторяет о том, что о Лоран позаботятся, и настойчиво интересуется в порядке ли он. Каким-то чудом Марлоу умудряется выдавить из себя кивок, заворожённо мозоля двери, в которых пропали носилки вместе с волшебницей. Она почти умерла.
«Она почти умерла из-за тебя», — ноги подкашиваются, и мужчина валится на скамейку. Все те мысли, которые он сдерживал, пока Мишель была на его руках, обваливаются на плечи неподъёмным грузом. Замедлившее свой ритм сердце принимается колотиться, как сумасшедшее, будто он только-только увидел очертания одинокого тельца и дернулся ему навстречу. Если она не выживет, он никогда не простит себе. Если с ней хоть что-то...
— Вы... вы отец Мишель Лоран? — Бэллами не знает сколько часов спустя посторонний голос вырывает его из коматозного состояния. Окажись он в других обстоятельствах и в другом настроении, волшебник бы обязательно отшутился от щедрой набавки десятки лет или обвинения в непозволительно юных похождениях.
— Нет, я... я её напарник. Как она? — не рассчитав силы, мужчина подскакивает с места и чуть не падает, оступаясь.
— Она сильно пострадала, множественные переломы, и чары, которые на неё наложили... — замечая белеющее лицо Марлоу, колдомедик спешит добавить, — Она истощена, но поправится. Не волнуйтесь, мистер?..
— Марлоу.
— Мистер Марлоу. Она в лучших руках Англии.
— Я, — он хмурится, застывает в сомнении, но всё же спрашивает, — Я могу её увидеть?
— Она сейчас крепко спит. Ей нужен покой, так что...
— Я не буду её тревожить. Я бы просто... посидел в палате. Если это возможно, разумеется.
— Следуйте за мной.
Небольшая комнатушка, освещенная дрожащей свечкой, встречает Бэллами теплом. Испуганно он бегает глазами по силуэту в постели, ещё не привыкший к полумраку. Сопровождающий его целитель прощается шёпотом, на что волшебник коротко кивает и разворачивается обратно к Лоран. Подходя к краю кровати, Марлоу напрягает зрение, тяжело вдыхает и грузно выдыхает. Жива. Мишель Лоран жива. И пускай утомлённый организм реагирует с опозданием, Бэллами уверен, что уже давно так сильно не пугался и не чувствовал облегчения следом.
Мужчина практически не спал, несмотря на заботливо принесённый дежурной целительницей плед и удобное кресло. Стоило солнечным лучам заполнить палату, он проснулся и обнаружил Лоран неизменно спящей. Оно и к лучшему. Марлоу не хотел, чтобы он был первым, кого она увидит, открыв глаза. Сова была отправлена к её родителям ещё вечером, а значит они должны были оказаться здесь довольно скоро. Аврорат наверняка уже стоял на ушах, ожидая объяснений почему их ценное вложение чуть не распрощалось с жизнью прошлой ночью. А главное, все наверняка задавались вопросом: где носило Бэллами Марлоу, когда его стажёры гуляли по опасным точкам без сопровождения? Поправочка. Его единственный стажёр.
Подождав ещё около получаса, Бэллами взмахнул палочкой, поправив вчерашний костюм, и вышагнул из больницы, навстречу надвигающемуся на него цунами. На удивление, его не отстранили. Не придумав ничего умней, как прикинуться умалишённым камикадзе, который: «Думал, что дом безопасен», — Бэллами получил длительный выговор и обязательство взять отпуск на ближайший месяц. Проветрить голову. Освежить мысли. И возвращаться на работу, не повторяя тестов на выживание на неокрепших новичках. Конечно, не все сотрудники уверовали в ошибку системы в голове Марлоу, однако скептический взгляд Джулиана ждал ответ в виде кирпичной стены вместо эмоций. Джулиану пришлось смириться с мнением большинства. К слову, к продвижению дела ему даже не дали прикоснуться, сообщив лишь, что полученный в ночи адрес оказался верным. У неё получилось. Мишель Лоран сделала то, что не мог сделать никто последний год. И он бы радовался вместе с остальными, если бы не одна деталь: она сделала это ценой собственной жизни. Не опомнись Марлоу вовремя, они бы устраивали поминки, а не ликовали от успеха.
Условия были приняты, и подготовив все необходимые бумаги на те недели, которые волшебник будет отсутствовать, он покинул стены Аврората. По пути в Мунго Марлоу заскочил в булочную, подоспев к вечерней партии выпечки. Колдомедики в больнице могли быть лучшими, на своём опыте Бэллами помнил – еду там лучшей явно не назовёшь. И удостоверившись у знакомых целителей – где-то в между пробелами в памяти Бэллами умудрился поднять все свои связи в больнице, чтобы за Мишель Лоран следили лучшие не только на словах, – что состояние девушки улучшилось, направился в её палату.
— Можно? — предупреждая своё появление стуком, мужчина шагает внутрь и непроизвольно дергает губы в быстро гаснущую улыбку, когда видит Мишель очнувшейся, — Как ты себя чувствуешь? — размеренным шагом волшебник рисует траекторию к прикроватной тумбочке. Останавливается, не оборачиваясь на девушку, и ставит пакет из булочной на столик. — Кормят тут, — он прокашливается, дергая бровью, — В общем, я выбрал тебе разных, — где-то здесь умирает желание пошутить про здоровое питание, про которое надо забыть, когда лежишь в подобных местах. Иначе точно откинешься раньше времени.
Если вчера покалеченный вид Лоран заставлял сердце сжиматься, то теперь, когда она больше не отдавала синим оттенком и выглядела вполне живой, сжималось что-то в желудке. От полыхавшего там пламени.
Марлоу выдерживает долгую паузу, чертит цокающими каблуками путь к стулу, и подтягивает последний поближе к кровати. Звучный выдох, следом за которым волшебник падает на седушку.
— Я даже не знаю откуда мне начать, — улыбка спадает с его лица. Бэллами упирается ладонями в колени, резко выдыхает и понимает, что сидя не получится. — Ты понимаешь, что ты чуть не умерла ради этого? — он не замечает, как перешёл на ты ровно так же, как и не замечает скачка громкости в голосе, — Нет, это ладно, может быть, жизнь ты свою не ценишь. Но ты понимаешь, что с тобой будет? Мой рапорт о том, что ты намеренно ослушалась прямого приказа, Мерлин знает что сделала, чтобы заполучить этот адрес, и будет хорошо, если ты не отправишься обратно во Францию поездом этого же дня. Мишель! — нервный всплеск руками, — О чём ты думала? — громкость доходит пика. Марлоу смотрит в глаза девушке и уже не может кричать. Хватает немого вопроса о том как скоро ей собирать вещи, чтобы Бэллами больше не мог пугать её тем, что решилось ещё этим утром.
— Да не написал я этот проклятый рапорт, чёрт возьми, — хватаясь за переносицу, мужчина вновь вздыхает, а затем возвращается на стул, — Выключи уже этот взгляд: «О, нет! Бэллами Марлоу спас меня лишь затем, чтобы убить самолично!» — имитируя французский акцент, он пытается перекривлять привычную экспрессивность Лоран, — Какая ж ты, — ладонь шлепает по лицу, — Бестолковая, — он устал. Устал злиться, устал бояться за неё, а затем вновь злиться, кажется, Бэллами Марлоу просто устал с ней тягаться. — «Со мной не будет никаких проблем,» – так это теперь называется? — на его лице появляется улыбка, чтобы быстро погаснуть, — А если серьёзно, то... у тебя больничный. На две недели. И это не обсуждается. Будешь рваться обратно – напишу рапорт, и самолично департирую тебя во Францию. Через две недели выйдешь обратно, только пройти через регистрационную не забудь. Они должны будут выдать новый пропуск, — он слабо улыбается, откидываясь на спинку, — Я бы и сам выдал, только меня отправили в насильственный отпуск до конца месяца. Можешь чувствовать себя виноватой, нет, не так. Чувствуй себя виноватой, — смешок, — Мишель, — его интонации делаются совсем серьёзными, — Только пообещай мне, что такого больше не повторится? Если чтобы ты не погибла в очередном таком приступе идеализма, мне надо лишить тебя всякого доступа к Аврорату, я это сделаю. Даже если ты меня потом всю оставшуюся жизнь будешь проклинать. Ты мне живой нужна, а не героически погибшей во имя не своей родины, — веселея, он округляет на неё глаза, и добавляет чуть тише, — И мне жаль, что я не выслушал тебя. Должен был, и тогда бы мы, как минимум, избежали насильственных отпусков.
- Подпись автора
she reminds me of
⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯ danse russe ⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯
w h e n m y e m o t i o n s a r e w o u n d e d
HER MOTIONS AND MOVEMENTS CHASE THE GHOSTS FROM ME