Время: начало осени 2013 года
Лица: РонаШСтиллер и Кристиан Кауфман
- Подпись автора
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
luminous beings are we, not this crude matter |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter » archive » RONA&CHRISTIAN PART I
Время: начало осени 2013 года
Лица: РонаШСтиллер и Кристиан Кауфман
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Она разучилась выживать. Давным-давно, кажется, целую вечность назад, когда могла проявить себя агрессивно в адрес того, кто причиняет боль или хочет убрать почву из-под худеньких ног. Частое-частое дыхание, больные большие глаза с пустым взглядом, приступы удушья – единственная реакция организма на стресс. Даже не защитная.
Рона шла по длинному пустому коридору главного учебного корпуса и думала о пустоте. Мысли роились в голове, но ничего конкретного. Ни гитара, которую она украла, пробравшись в каморку университетской музыкальной группы, ни испуганное лицо Энди, державшего её за руки, и умоляющего дышать. Ничего. Пустота. Трясущиеся ладошки хотелось спрятать в рукава потрепанной толстовки бурого цвета и просто не позориться перед незнакомым человеком. Рона всегда натягивала на голову капюшон, когда нервничала, как будто бы он мог спрятать её от внешнего мира или, хотя бы, чуточку облегчить последствия ежедневного пиздеца, что преследовал её, кажется, с рождения.
Впереди ровной, уверенной походкой шел Генри – он взялся проводить Стиллер до кабинета мистера Кауфмана – университетского психолога. Пожалуй, в любом социально-насыщенном месте имелся такой умный, и супер-спокойный дяденька, к которому отправляли в экстренных случаях или для профилактики. Большинство из нас даже не помнят, были ли они хотя бы раз на приеме у психолога в старшей школе или колледже, не считая плановых проверок с кругами и квадратами на табличках, когда требовалось сделать вид, что систем работает.
- Мы пришли, Рона. – Генри останавливается у большой деревянной двери и кладет ладонь на ручку, но не спешит открывать. Он будто знает, что Роне нужно немного времени, чтобы переварить момент. – Ты в порядке? – В ответ он получает короткий кивок. Стиллер не смотрит ему даже в глаза и, держу пари, на лице Генри тревога. Но, полно, в конце концов, мистер Кауфман находится здесь, чтобы приводить в чувства таких неадекватных девочек, не так ли?
Рона останавливается чуть поодаль, медлит, чтобы посмотреть в угол стены, буквально несколько секунд, перед тем как подойти ближе к декану. В голове резко всплывает картинка. Туалет для преподавателей, разбитая чашка, его вопрос. Что бы она делала, будь она на его месте?
Стиллер протягивает руку к двери и жестом предлагает Генри убрать свою в сторону. Она сама откроет. Короткий, успокаивающий взгляд на преподавателя – Вы сделали всё правильно. – Она дергает ручку, чтобы не оставлять секунд для лишних эмоций и переступает порог, тут же прикрывая двери. Если Генри хотел представить их друг другу, то она лишила его этого шанса. Не надо с ней нянчиться. Честное слово, того что удалось отмазать Энди от кары сверху за её спасение, было вполне достаточно. Более чем. Это единственное, чего хотела Рона – не подставлять человека, который подставил себя за её жизнь и спокойствие.
Пульсация в висках. Усиление дрожи. Глаза находят силуэт Кауфмана – несколько раз Ру видела этого человека в стенах университета, потому что такие как она, больные душевно девочки, потенциально считают таких как мистер Кауфман врагами. И вот, час встретиться неминуемо настал.
Вы помните, как вы ходили на прием к психологу в старшей школе или колледже? Что-то кроме фразы “что вы видите на этом рисунке”? Нет? Вы счастливый человек. Роне Стиллер с этим делом не повезло. И этот кабинет, глаза Генри, тихий, ровный голос человека, который привык работать с нездоровым духом, они е въедаются в её кожу как кислота. Однажды не оставят живого. – Здравствуйте, - Девочка с ярко-рыжей головой, в джинсах и толстовке с капюшоном – живое олицетворения нарушенного восприятия мира. Счастливые люди не уродуют лицо и тело, им и так хорошо. Но, мистер Кауфман, должно быть, и так знает это, без психологических штучек, у него должно было быть личное дело на студентку. Что же, ей остается только поздороваться. И головой на плаху. Не в первый раз. Мнется ногами в ярких кедах, прячет глаза. – Я Рона Стиллер, - Ходячий комок комплексов, приятно познакомиться. – Больная на голову девочка, склонная к суициду ну, вас, должно быть, уже предупредили.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Я ЗАКРЫЛ ГЛАЗА И ПОЧУВСТВОВАЛ,
ТЫ ЗАДЕЛА ЗА МЁРТВОЕ.
Глаза лениво изучали нижнюю часть бюро. Чудаковатое зрелище, если представить все детально. Подобно уверенному механику, Кристиан торчал на ковре лишь ногами, полностью затерявшись в недрах подстолья. Свет был слишком ярким, а выключи его – запутаешься в трех шагах. Глубокий вздох. Омерзительное стечение обстоятельств. Единственный день, когда ты хочешь остаться наедине с собственными чудовищами под кроватью, тебе подсовывают очередного закадычного собеседника с ворохом проблем. Вот и прячешься, будто кролик в норе, скрываясь от всего белого света. Часы тарабанят по вискам, оглашая скорое прибытие пациента. Не простого пациента, прошу заметить. Но не будем о насущном сейчас.
Взгляд начинает привыкать к полумраку, различая очертания деревянного узора. Пальцы отстукивают мелодию по холодному паркету, разбивая повисшую тишину. Мысли с лихвой отданы рыжей девочке. Очень проблемной рыжей девочке. Ледяной пол отрезвляет сознание, заставляя спину покрываться мурашками. «Стоит подтянуть ковер ближе.» — Мелькает в потемках разума. Хотя сейчас еле заметный сквозняк гармонирует с внутренними перипетиями. И что ему с ней делать? В течении двух лет ни одного визита. Отвращение к раскопкам на территории души на лицо. Да и как тут не кривиться от одного вида кушетки, когда именно доктора-лекторы сломанных рассудков лишают контактов с прошлым? Жестоко и бессердечно со стороны. Возможно, так и есть, но надо отдать должное, что радикальные меры нередко срабатывают. Насколько это убеждение было правдиво в случае с новой пациенткой, к сожалению, Кауффманн еще не сумел выяснить для себя.
«Почему только сейчас?» — Бессмысленный вопрос растворяется в комнате без ответа. Ему были прекрасно ясны причины визита. Своеобразный пакт с нависшим на головой надзирателем. Несчастный страдалец. Его можно было понять, ведь удерживать нестабильное создание в незаметных, но цепких сетях – не самая завидная участь. Семья, семья. Как много в этом звуке... Поток размышлений прерывается уверенным толчком от ножек стола. Лампа бьет желтым потоком по зрению, которое неохотно восстанавливается после нескольких десятков минут покоя. Сгибается в спине, чтобы сесть. Болит, проклятая. Определенно стоит прекратить засыпать на диване в кабинете, иначе, в скором времени превратится в ходячий скрипящий чемодан. Щурит глаза, словно насторожен неожиданной идеей. Спустя несколько секунд Кристиан поднимается во весь рост, чтобы вытащить личное дело. Больничный порядок и из ряда вон выходящая организация пространства не заставляет долго мучиться в поисках нужной папки. — Ш... Стиллер. — Пребывая в неком забытие пару мгновений, неотрывно изучает коричневую картонку в руках. И что именно он там еще не вызубрил наизусть? Печальная привычка досконально запоминать факты из биографии, места и даты, которые служили незримыми помощниками в общении. Вы ведь понимаете, что у них не намечаются посиделки в кафе с тарелкой яблочного штруделя? А он бы не отказался. Резко дергаясь с места, брюнет подходит к чайнику, предполагая, что куда лучше будет, если беседа будет происходить не в атмосфере «я слежу за тобой». Психологи – они такие, умеют навевать ужас на клиента, сами того не замечая.
Чьи-то шаги нарушают атмосферность кабинета. Гости прибыли, но подают голос не сразу. Кажется, они решили потоптаться перед дверью. Что ж. Имеют право, и он щедро его предоставляет, зависая в руках с личным делом. Еще пару раз цепляет фразы урывками из длинного, неровно написанного текста. Палец опять стучит по бумаге. Барабанить по предметам входит в неприятную привычку, особенно достающую в кромешной тишине. Разворачивается, выждав около семи-восьми секунд. Не специально. Скорее по причине того, что чайник громким щелчком оповещает о полном закипании, а он зомбирует его яко чудо света. Швыряет коричневое пятно куда-то на твердую поверхность, заверяя себя, что не забудет убрать после окончания приема. На часах ровно 18:05 и у них целый час впереди. — Кристиан. — Уголки губ невзрачно поднимаются вверх, пуская привычную полуулыбку на лицо. — Хотя, табличка на двери предупредила не хуже вон тех заметок. — Открывая шкаф, замечает мужчина, кивком головы указывая на папку. Ожидал ли он увидеть рыжеволосое чудо в перьях именно в таком обичие? И да, и нет. Кауффманн представлял себе забитую, совсем неприметную девочку, тщетно пытающуюся показаться чем-то большим вычурным цветом волос. А кто-то еще говорит, что красивые люди - счастливые. — Чай? Кофе? — «Потанцуем?» Злорадное замечание рождается в потемках подсознания и так же быстро испаряется. Каждый развлекал себя по-своему, а брюнет просто вел двойные диалоги в голове. Ничего похабного и оскорбительного. Скорее то, что он не осмелился бы произнести по причине рабочих обязанностей. В них совсем не входило веселить клиентов. Понимать, но не смешить.
Копошась с чашками, мужчина продолжает. — Можете называть меня просто по имени, с учетом того, что произносить его теперь прийдется довольно часто. Все будние дни мой последний час будет только вашим. — Поднимает чайник, наливая обжигающую жидкость в емкость. Разговор намечается неприятный, если учитывать начальный выпад мадам. Ничего страшного. И не такие бури видели. Разворачиваясь в сторону посетительницы, окидывает ее вопросительным взором с ног до головы. — У вас есть что-то особенное, что вы хотели бы обсудить сегодня? — Заученный комплект фраз наружу. Все равно пока не дождешься от нее хоть каких-то реакций, что-либо строить - себе дороже. Внезапно захотелось спросить, где именно были приобретены кеды. О да, даже такие скучные личности как Кауффманн носили удобную одежду, когда дресс-код не обязывал. Черт. Опять молчать. Главное уцепить фирму, когда она присядет.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Спина, в которую врезается взгляд Ру, заставляет больное сознание нервно скукожиться и поползти подальше в угол. Она очень не любила “зрячих” людей, которые якобы сразу могут смотреть тебе в душу, потому что это, как-то, угнетает. Когда видишь незнакомого человека, то чувствуешь себя комфортно в плену собственных мыслей и внутреннего мирка. Никто не заглянет тебе в голову, разве что, приметит странности во внешнем виде и поведении, не более того. Легко обманут обывателя – иначе обстоит ситуация со специалистами по нутру. Речь шла о психологе. Не юном падаване, а человеке, который должен был обладать достаточным авторитетом, чтобы попасть в такое учебное заведение как Брайтон. Рона знала, что здесь работают лучшие специалисты, Рона ждала, что он окажется хитровыделанным в достаточной степени, чтобы залезть к ней в голову хотя бы на один жалкий процент – этого будет более, чем достаточно, чтобы выбить из колеи. Она будет защищаться.
Генри был из этой же категории. В первое знакомство довел Стиллер до истерики тем, что просто спокойно смотрел своими огромными глазами в душу и, честное слово, если у этого Кауффманна будут такие же очи, она не побоится никакой высоты и решительно выйдет в окно, дабы предупредить повторного чувства отчаяния комом в горле. Не просто признавать, что кто-то другой видит и может анализировать твою болезнь, говорить о ней, испытывать вольное или вынужденное желание помочь. Особенно, когда знаешь, что это изъян, клеймо, что стоит на лбу вечной печатью страданий. Кому хочется быть моральным уродом, каким бы себя не проявлял такой дефект?
Разворот. Спина меняет ракурс. Лицом к лицу теперь. Человек в костюме спокойным голосом называет свое имя. И сразу – неловко. Как-то слишком неловко от того, что он только что предложил звать его по имени, как будто бы они были в одной возрастной категории. (Рона все же была обычным обывателем, поэтому, составляла первое впечатление по внешнему виду). А ведь он, к слову, кажется, вполне годился ей в отцы. Ухоженный, несколько сухой в выражении лица, хотя последнее скорее особенности внешности. В глаза бросилась тонкая линия губ и очень нейтральные черты. Увы, остроумное замечание о табличке на двери преподавателя не вызывает на лице и тени улыбки, уголки губ не ползут вверх и атмосфера не разряжается the way it mean to be. Так уж вышло, Ру готовилась к мастеру психологии, и была настроена достаточно агрессивно по поводу проникновения со взломом в свой больной мозг. Поэтому, – Декан сказал мне, - Роняет совсем тихо, имея введу Генри, конечно. Вот его она могла называть по имени, потому что дурацкие огромные глаза сделали свое дело. Но Генри не был её психологом, и никто не принуждал его насильно копаться в проблемах Роны Стиллер, чего, увы нельзя было сказать о мужчине в костюме прямо перед ней. Первый – добросердечный болван, готовый возиться с чужими проблемами добровольно, второй – враг номер один на ближайшие недели. Поэтому:
- Спасибо, я не хочу, - И танцевать тоже. Как же. Он ждал, что Ру сейчас сядет в кресло на против и будет жаловаться на тараканов в голове? Расскажет пару случаев, в том числе, как хотела свести счеты с жизнью? “Скажите, доктор, почему меня все время тянет выторить какую-нибудь херню, когда я чувству себя ten feet underground? Что делать, чтобы снять стресс?”
Рона снова потопталась на месте и потянула пальцами рукава толстовки. Не спасет, не защитит, но вдруг. Глаза побежали по предметам мебели притворно-изучающе. Много дерева и полумрак, потому что окна зашторены плотной тканью, наверное, это должно было располагать к доверительной атмосфере, что, конечно, стало очередным раздражающим маячком в голове рыжей. Пропускает мимо ушей разрешение на использование имени, отказываясь мысленно тут же. Еще один раз вздрагивает. Странное ощущение. Новый человек. Новый человек – всегда сложно для оранжевой головы. Она внимательно наблюдает за его движениями боковым зрением, время от времени поглядывая прямо, но снова возвращается к мебели. Если смотреть на Стиллер долго, то может возникнуть ощущение, что она стоит в раскручивающемся цилиндре, то и дело её штормит, изображение вокруг плывет и заставляет подташнивающий организм выдыхать чаще. Остановите карусельку, она сойдет. Кстати, ей и правда немного тошнило – не ела с самого утра и на нервах после разговора с попечителем, кусок в горло не залез бы при всем желании.
Мистер Кауффманн, между тем, принялся наполнять чашки. И, всё бы ничего, но он решает задать последний вопрос, который внезапно оказывается явно хуже, чем зашторенная комната со светом лампы вместе взятые. Тупой или очень уверенный, что тупая она? – Мистер Кауффманн, - Ру дает понять, что имя Кристиан здесь звучать не будет, на этот раз вслух. – Разве вас не предупредили о... – Пытается держаться взрослой, но отчаянно скатывается к ребенку, когда обстоятельства падают на плечи как мешки с цементом. Слишком много серьезных разговоров для одного дня. Слишком много мучений ради одной единственной цели – отгородить Энди. Кажется, с течением этого дня, уже даже от себя. Иначе, какого черта она выключила телефон, зная, что он потеряет её и будет переживать? Прячет мысль в дальний ящик, не время. - ...о том зачем меня сюда привели? – Стоять посреди комнаты, без точки опоры и с полным отрицанием происходящего – ужасно. Хочется хотя бы деть куда-то свои трясущиеся руки, выкрашенные красным лаком, но мысли о психологии заставляют стоять столбом по стойке смирно, чтобы Кристиан не начал делать выводы о том, что собеседник пытается закрыться, определенными жестами, и это надо исправить. Ничего не исправить. Ничего. Она будет защищаться. – Внушить, что я не должна делать некоторых вещей, - Она пытается наболтать громкости голосу, чтобы выглядеть уверенно, но пока получается плохо. Хорошо, хотя бы звуки давались адекватно, иначе бы так и пялилась на него как умалишенная, как делала это обычно, проглатывая немой язык. Прогресс. – Моя тяга к музыке – дорога на больничную койку, мне нужно оставить в прошлом любые напоминания о самом прошлом, пить таблетки, больше гулять с друзьями, чтобы новые хорошие воспоминания могли вытеснить прошлые, - Так просто сделать пару шагов к креслу и избавить себя от ватных колен, но она стоит столбом, теребя краешки рукав пальцами, потому что нутро не хочет делать ничего, что могло бы намекнуть Кристиану, что она пойдет на контакт, в том смысле, которого он хочет добиться этой интимной атмосферой.
Рона отрывает кеды от пола и на выдохе топает к креслу, о котором думала уже несколько минут. – Можете начинать. Я всё равно знаю, к чему всё идет, – В интонациях так и сквозит обреченным отвращением ко всему происходящему. А на последней фразе голос все-таки дает сбой и хрустит, выделяя суть. Клиника. Клиника же? Что может сделать обычный психолог с тяжелым случаем? Сдать врачам. Она чувствует, что так и будет. Особенно, если расскажут отцу.
Приземлившись еле слышно, Ру сначала укладывает ладошки на стол. Рядом друг с дружкой, но упирается в них взглядом и тут же прячет под стол, оставляя нервно теребить колени.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Перед вами человек. По сути, открытая книга, которая с лихвой выдает себя с первых слов. И дело не в том, что мысли Роны роем заполняют все помещение, продолжительным гулом отскакивая от всех неровностей кабинета. Это была его работа. Видеть не личность, а диагноз. Прочитывать от корки до корки за короткий промежуток, упиваясь словно захватывающим рассказом. В последнем Кристиан смог отличиться, однако, как и у любого преуспевающего в своем деле профессионала, у него были очевидные слабости. Плачевная неспособность сравнивать приходящих с листами бумаги, которые стоит подтереть там и замазать здесь. Чертова сердечность допечет его когда-нибудь, но сейчас? Мужчина вглядывался в неряшливый образ, запоминая очертания, сбивчивые движения и неаккуратно цепляющиеся за свитер пальцы. Давно в его окружение не врывалось что-то рыжее и крайне нестабильное. В основном, несмотря на больших и увесистых тараканов в шкафу, студенты не представляли угрозы для самих себя. Скорее для общественности и несчастных поклонников. А здесь? Тяжелый случай, когда судьба доводит до губительных решений. Кто знает, может быть, если бы не его мать, Кауффманн не стоял бы напротив девицы, покоясь с миром от переломанной психики заботливым папочкой.
Великая сила семья. Одновременно разрушает и спасает жизни. Хотя, в случае со Стиллер, это скорее было похоже на статичное удержание на грани. Не верно. Все не верно. Господа доктора совсем не видели сути. Он тоже не видел. Но чувствовал задом, что координальные изменения не должны ждать. Ведь, что если, это несгибаемая сила воли и стремление жить, а не скрывающий прошлое забор? Тогда погни они разум еще чуть-чуть - беда не заставила бы ждать.
Интересно, а наблюдательностью наша девочка страдала? Повисший немой вопрос в воздухе вертится под глазами, затуманив суть сказанного. — Вы имеете ввиду Генри? — Обрывая себя на бесполезной мысли, спрашивает брюнет. Бессмысленная речь, которая позволит понаблюдать за ней еще немного, перед тем как катастрофа разразится в узких четырех стенах. Знаете ли, истерики имеют свойство нагнетать воздух и заряжать его вычурной негативной энергией, а козлу отпущения тут еще околачиваться как минимум год. Что же до как максимум? Сказать по правде, Кауффманн был бродячей натурой с тех пор как покинул Германию. Фигаро тут. Фигаро там. В конечном итоге, печальная история, потому что знакомых отбавляй, а друзей - по пальцам одной руки пересчитать. Хотя, благодаря долгому стажу в Брайтоне, с каждым новым «здравствуйте», он все меньше походил на эмигранта-одиночку.
К слову, ждать он ничего не ждал. Даже не предполагал, чем именно обернется диалог. «Мне больше достанется.» — Кидая изучающий взгляд на чайник, вновь болтает сам с собой Кристиан. Но, стоило предвидеть, что благие намерения не вызовут должного одобрения. Психологи - зло. Это известно всем с первой медицинской комиссии, чего уж говорить, о многострадальных клиентах клиник для душевнобольных и простых прихожан вроде Стиллер? Выбор падает на странное пойло со вкусом жареного риса, которое ему довелось выбрать в китайском магазинчике. «Оно и к лучшему. Не хочу стать виновником смерти от омерзения.» А такое уже было с тем самым Генри. Плевался долго и громко. Совсем не ценитель, скажу я вам. Темноволосый вновь обращается к девушке в своей пресловуто-спокойной манере: Мы имели с ним разговор о том, зачем, — Делая акцент на этом слове, продолжает он. — Вы здесь находитесь. Мне известно и о вашем альтруистическом намерении спасти друга, пожертвовав, собственным спокойствием. — Полагаете, не заметил? Кидалась костьми, прыгала в огонь и танцевала предсмертную лезгинку, будто он собирается делать вскрытие наживую. Если задуматься, что это, как ни обычный разговор с проницательным родителем? Хорошо, они, конечно же, не знакомы. Тем не менее, опыт показывал, что персонажи, на которых вам наплевать, становятся идеальными слушателями. Не перед кем стыдиться, и душа в пляс. — Могу заверить, повторять вам одно и то же не стану.
Вы ведь сами заметили, что Кристиан бы не попал в университет, если бы не отличился умом и сообразительностью яко птица говорун? Все честно. Она - голову на плаху, он - безболезненную смерть. Никаких клише, упаси господь. Мужчина сам нажрался ими в доволь за многолетний опыт работы. Пожалуй, единственное, что заставляло его трепетать - излишний интерес к небольшому акценту и расспросы о семье. Но, чудо, обычно болтал не наш герой. Микросрыв уловлен. Микросрыв запомнен. Делает глубокий вдох, сжимая чашку в руке. Секундный поиск места, куда устроить пятую точку. Эврика. Край стола приходится вовремя. Для начала так. Потому что валяться на полу или, просто-напросто, сидеть по-турецки посреди комнаты - излишняя фривольность в первый сеанс. Ничего, научится принимать творческие порывы своего слушателя. Глядишь, сама начнет кататься по полу. «Изрядно клиники калечат.» — И почему нельзя произносить весь этот поток? Ах да, вероятно, она хлопнет дверью, рассказав о некомпетентности. Тяжелые мирские реалии. Актерствуй, играй, главное, не превращайся в сплошную театральную постановку, потому что до добра оно не доводило. — Пока, дальше моего желания поговорить с вами, ничего не идет. Я понимаю, что решения ваших прежних врачей не были взяты из ниоткуда, тем не менее, предпочитаю основываться на личных наблюдениях. О музыке, — Достаточно живо, если брать рамки эмоциональных всплесков Кристиана, сообщает брюнет, уводя разговор в единственную зацепку. — Не хотели бы заново начать играть? — Тихий глоток, не нарушающий еле слышное дыхание двух людей. — Судя по последнему происшествию, желание на лицо. — Полуулыбка. Опять, словно сковорода ударила по личине. Не важно. The only thing that matters is... Это стремление. Удивительная штука, стоит заметить. Может вытащить за уши даже самого пропащего индивида. Она таковой не была. До тех пор, пока девица не валяется в пьяном бреду больше месяца, он верил в возможность исцеления от своих же мыслей.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
- Да, Он, - Отвечает негромко, уставившись на краешек стола. Усталость. Километры усталости вьются следом за Роной уже так давно. Усталость преследует её повсюду. Люди, лица, глаза, слова, голоса, всё мешается в одну какофонию и выводит из строя и без того ослабший организм. В такие моменты Рона забивалась в какой-нибудь угол и пережидала приступы отчаяния, тихо посапывая в две дырочки наедине с собой. В последнее время дела пошли в гору. Больше времени она проводила вне комнаты общежития, где соседка считала её двинутой и разливала сплетни на весь корпус. Эндрю сумел раскачать её, будто бы показал дорогу, которой мутные глаза не видели до этого. Смех стал искренним, улыбки целыми, чехарда эмоций, которая пугала до безумия, стала казаться приятной, даже, расслабляющей, а потом... Свет вырубили. Везде. Одним махом. Одной угрозой перевернуть её попытку начать жизнь с чистого листа вверх дном.
Голос Кауффманна снова отвлекает от раздумий. Рона поднимает голову, чтобы нечаянно обронить вопросительный взгляд. Что? Генри? Генри говорил с Кауффманном? Зачем? Ступая по тонкому льду, невозможно быть осторожным настолько, чтобы дать гарантию равновесия. Комок воздуха врывается в легкие с этой “чудной” новостью. И дать бы ей переварить, просто осмыслить поступок Нормана. Может быть, путем логических измышлений, Рона бы пришла к выводу, что разговор между коллегами – явление адекватное, и что, скорее всего, Генри просто хотел разведать обстановку и помочь ей, хоть его, как всегда не просили ковыряться внутри. Но... Знаете, это шестое чувство, что что-то идет не так. Пульсация, медленно переходящая по градациям на гул в ушах. Пустота, образующаяся чуть ниже ребер в виде невидимой дыры, разрастающейся на глазах, желающей засосать в себя все внутренние органы и оставить только сухой скелет от некогда человека. Боже. А она ведь думала, что есть шанс. Там на лестнице, когда сумела побороть свой страх, хватаясь за руку своего друга, которого теперь пытается спасти в альтруистическом порыве.
Стиллер даже не успевает выдохнуть, когда Кауффманн феерически разбивает интонацию на двое и наносит сокрушительный удар по неустойчивой психике рыжей страшилки. Боже. Люди так жестоки порой, даже не замечая этого.
Перед глазами темнеет. Резко. Необратимо. Ладошки отрываются от колен и упираются в край стола, куда прежде был устремлен пустой взгляд. В комнате становится душно. Невыносимо душно и холодно. Одновременно. В голове эхом проносится “Мне известно и о вашем альтруистическом намерении”. Холодно. Альтруистическом. Намерении. Жарко. Альтруистическом. Намерении. Холодно. Пальцы впиваются в крышку, пока мистер Кауффманн мирно приземляется на край стола. Генри! Первый приступ злости отправляется в адрес его кармы. Туча проклятий, что проходятся табуном по незапятнанном прежде доверии и уважении. “Мне известно и о вашем альтруистическом намерении”. Гулко. Снова и снова, накрывая остроту слуха к окружающему миру. Голос Кауффманна делается тише, но Рона делает усилие, напрягая слух, чтобы расслышать, что он говорит дальше.
“Решения ваших прежних врачей”, “на личных наблюдениях”, “ О музыке”. Мозг с этой минуты сменил режим и вдруг начал настойчиво вычленять из цельных предложений хэштэги собственной смерти. Холодно. Пальцы в стол. Жарко. Музыка, врачи, личные наблюдения. Рона ведет головой в строну фигуры Кауффманна и застревает взглядом где-то на его бедре, расплюснутом на крышке стола под тяжестью веса. Вверх к жилистой руке с чашкой горячей жидкости. “Желание налицо”. Кажется, она пропускает несколько ударов сердца. Холодно. Очень холодно. Вертит головой, точно бы она была прикреплена к телу на шарнирах и их забыли вовремя смазать. Проходит всего несколько секунд, а ей кажется, что это длится уже целую вечность.
- Что ты несешь? – Плавный переход на новый уровень общения, наверняка, не оставит Кристиана равнодушным, он же так хотел непринужденного обращения. Рона тихо покачивается несколько раз. Туда-сюда. Туда-сюда. Уголки губ ползут вверх. Пальцы в стол сильнее. Белеют. Она резко отдергивает руки, что сначала зависают в воздухе, а потом ломанным движением ложатся на подлокотники, чтобы оттолкнуть худое бледное тельце от единственной опоры. Плохая идея, если ступаешь по льду, совершать резкие пассажи. И предсказуемо – она проваливается под толщу стеклянной воды, снова, ten feet under ground. She seems holding on his rope. Was it the only aim from the start?! Fucker.
- Bullshit, – Отвечает на свой же вопрос, всплескивая руками, от чего ударяется мизинцем о край стола до спазматической кратковременной боли. Никто не всесилен, тем более уязвимая со всех сторон как решето Рона Стиллер. Не нужно было выбирать стратегий, чтобы протаранить дырявый щит. – All of you, all of this - bullshit, – Тыкает пальцем в сторону, а затем в психолога. На этот раз обойдемся без сигнальных маячков. Скорее всего, талант пропустить подготовительную стадию истерики просто не пропить от рождения, да, Кауффманн? – And you're must be fucking kidding me. Ha? – Она делает выпад вперед, рефлекторно упирается рукой о стол, чтобы не упасть и, дотянувшись до мужчины толкает ладонью его ногу (ту самую, расплюснутую на столе), привлекая острое внимание к себе, вдруг, не заметил. Многие не замечают, когда рыжая девочка чувствует себя плохо. Неаккуратным движением по пути обратно задевает руку с чашкой жидкости и часть кипятка выплескивается прямо на влитой костюмчик Кауффманна. Какая жалость. Выживет ли? Будем свято в это верить. – Wanna watch me? – Пауза. Тычок себе в грудь на каждое слово. - Wanna watch me like guinea pig to kill my altruistic intention for person who saved me from fuckers like you? – Рона хмурится, не верящим взглядом таращится на лицо Кауффманна, и смотрит так прямо, будто бы только что выдала не серию недопустимых в адрес преподавателя оскорблений, а высказала обиду за сожранный братом бутерброд. Эти детские, полные непонимания глаза... Холодно. Ломанным рывком пытается обойти кресло, чтобы освободиться от узкого пространства между столом и сиденьем, но бьется коленкой об угол мебели до острой физической боли. Отлично. Если бы не этот удар, она бы точно потеряла связь с реальностью. Хватается за ушибленное место, так и оставаясь в плену личного пространства палача, стола и кресла (какая красноречивая компания). Врядли в данный момент на лице Роны можно прочесть что-то вроде потаенного смысла в дополнение к сказанному. Когда душа выворачивается наизнанку, задетая за самое больное, глаза уже не зеркало души, только две огромных дырки, сверлящих существо собеседника (?). Ему стоило подумать триджы, прежде, чем тыкать ребенка носом в дерьмо после целого дня понуканий и разбирательств. Там же написано “РАСШАТАННАЯ ПСИХИКА”, может иногда стоит вчитываться в наблюдения “прежних врачей”, а не только в свой уникальный опыт? - My desire to go out the window is the only obvious thing here.. - Тише. Голос делается тише и мистер Кауффманн может увидеть, что нижняя губа Роны начинает дрожать.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Воздух медленно, но верно пронизывает напряжение. С одной стороны. Увы. Вторая, крайне настойчиво, это напряжение вызывает. Монотонной, безжизненной речью с видом умника. Вероятно, именно такой прообраз сидел в голове рыжеволосой девушки. Что же, вполне честное и достойное его поведения замечание. Задача номер один. Научить не бояться правды из уст Кристиана. Легко догадаться, что когда вам намекают на прошлые ошибки прямым текстом, искалеченное сознание начинает видеть во всем один большой упрек. Даже здоровый человек завидит подвох в столь открытом сообщении, хотя, если честно, наша психологическая стабильность вызывает у меня всё большие вопросы с недавних пор. Все естество несчастной пышет смятением и паникой. Наверное, испытывай он от таких реакций извращенное наслаждение, цены бы изувеченным душам не было. Жаль, что в основном Кауффманн просто-напросто глубоко пихал собственные порывы сменить стиль речи, дожидаясь, пока лавиной не произойдет катарсис. Да-да, чудаковатый психолог с рьяной уверенностью желал услышать эти гневные высказывания, несмотря на то, что предвидел бурю несколько меньших масштабов и без мокрых штанов.
У него была одна большая причина не уповать на прекрасные способы лечения прошлых врачей. Ей лучше? Вовсе нет. Раскатами грома звучит агрессия в его сторону. Хотя, она скорее рычит в личину всей вселенной за надоедливые вопросы, за нетактичные фразы и прочее вмешательство в маленький мир. На самом деле, кого угодно бы выводило из себя, что в их голове копошатся, будто надо на скорую руку переключить пару проводов и все встанет на свои места. Больше всего его сейчас беспокоит, чтобы Рона не начала колотить истерично по предметам интерьера, тем самым оставив себе синяки на память. Разбитые кружки можно заменить, а вот с руками прийдется помучится посильнее. «Я совсем ничего не несу. Ни добра в массы, ни трупов в печь.» — В собственных мыслях он протягивает ладони перед собой, стараясь увидеть какой-нибудь пакетик или конверт. Ничего. Пусто. Реальность же обстоит менее комично. Не отрывая взгляда от Стиллер, мужчина выжидает последующих выпадов. Она же не собирается останавливаться на грозном «bullshit»?
Когда девушка подходит совсем близко, в его голову закрадываются самые печальные исходы. Укусы, избитое лицо или плевок в глаза. Зрачки сужаются в момент, когда рыжеволосая изображает толчок в сторону Кристиана. Взгляд ловит расстояние от бюро до комода с транквилизаторами на случай, если его стратегия оказалось самой провальной из всех, которые когда-либо применяли к страдалице. Мышца позорно сжимается от обжигающей жидкости, которая проливается на штанину усилиями собеседницы. Ничего-ничего. Ему волосы один раз на голове чуть не порвали из-за гнева в никуда (в тот раз Кауффманн даже не пытался сотворить ничего подобного), так что пятно на брюках - мелкая неудача в череде сотрясающих помещение криках.
Прикрывает глаза, перед тем как встать с угла. Вдох. Выдох. Единственное, что он переносил с лошадиным усилием - ор. Флэшбеками в детство, когда отец с таким же успехом разносил шаткое детское сознание. Хотелось бежать и прятаться. Однако, понимая, что сделаешь только хуже, скрываешь очевидный ужас. Терпишь, сжимаясь внутри. Сейчас эти ощущения были менее явственны. Неровное покалывание в груди, а затем абсолютный покой. Когда подписываешься на общение с душевнобольными, внезапно, тебе нельзя чувствовать. Ты становишься не человеком. Подобно зеркалу отражаешь каждое поползновение, каждое стремление изничтожить тебя яростными фразами. Не уподобляешься, а чинно сносишь чужие штормы. И, знаете, результат того стоил, пусть с Роной о нем говорить еще ничтожно рано.
Бьется об край стола, что впервые заставляет его дернутся в сторону девушки. Слишком скоро. Ворваться в подожженный замечаниями рассудок - наслать на себя проклятие, а чего пуще, совсем свести с ума Стиллер. Неслышно сглатывает ком в горле, наконец-то отвечая на ядовитые речи. — Единственная причина, по которой мы с вами говорим, - Генри. — Размеренно врывается в подорванный покой рыжеволосой безликой фразой. Не должно сейчас придавать какого-либо эмоционального окраса своим словам. — Вы не подопытное животное, Рона, и если бы ваш друг не настоял на моей кандидатуре, то, вероятно, университет бы самостоятельно приставил кого-нибудь другого. Я хочу, чтобы вы могли выбирать, что вам делать. — Делая недолгую паузу, вновь продолжает. Да, Кристиан был наслышан о шумной девице в стенах Брайтона, но нет, в нем не таилось темное желание к исследованиям насильно. Студенты приходили и без того. Умолять прислать интересный экземпляр из-за своих амбиций? Спасибо, обращайтесь к кому-нибудь другому. Я же говорил, что его сердечность лишнее. Опять перед ним человек, а не книжка с заболеванием в названии. — Будь-то музыка или что-то новое. Моя задача вернуть вам возможность не зависеть от эмоциональных всплесков, которые вам мешают полноценно заниматься любимыми вещами. Не избавиться от них, но уметь их переживать. — Тянется к ящику, доставая из него салфетку. Самое время вытереть растекшуюся по ноге воду. Сделаем вид, что Кауффманн не добежал в туалет. Было бы презабавно увидеть лица людей, если бы он заявил это без доли стеснения. Слишком, видите ли, увлекся разговором с новой знакомой, что до уборной не доковылял.
Кидает использованную бумажку куда-то в сторону мусорки, наконец позволяя себе приблизиться к Стиллер на расстояние вытянутой руки. Протягивает ладонь, не отрывая взгляда от дрожащих губ. Бедная, испуганная девочка. Нельзя порицать ее за отчаянное недоверие, ведь до сих пор заоблачные обещания ничего не изменили. Так же больно, так же страшно. Бледное измученное лицо заставляет помешкать пару секунд, перед тем как вновь обратится к пациентке. Он вчитывался, досконально выучил все, что привело их именно в эту точку. Но не может быть, чтобы предыдущие попытки были достаточно действенны, раз в данный миг тело предательски подводит Рону, выдавая покалеченную душу с лихвой. — Давайте, вы присядете? Ей богу, мое кресло совсем не знает приличия. — Избивать клиентов - моветон. И да, только что, без надежды на положительную реакцию, Кристиан впервые шутит вслух. Хотя, нельзя отрицать, что он уповает успокоить взбунтовавшийся разум дружеской волной. Еле заметной, но крайне присутствующей в последнем обращении.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Чертовски тяжело притворяться взрослой, когда изнутри тебя разъедает маленькая покалеченная девочка. Рона не умела совмещать в себе два образа. Как в банальных описаниях сильного человека. “Её душа была разорвана на мелкие осколки, но она всегда улыбалась и была хорошей актрисой, так что никто не мог догадаться, какую боль она таит внутри себя”. Во-первых, Ру слабенькая. Слабенькая настолько, что не нужно прилагать особых усилий, чтобы задеть за живое. Поверьте, её покалеченная душа не умерла, а сердце не сделалось каменным, отрицая всё человеческое. В ней всё было живым. И когда душе было больно, Стиллер выдавала внешние реакции моментально. Наверное, поэтому многим сокурсникам казалась неадекватной. Бурная радость или слёзы отчаяния – всё это выражалось в форме максимальной соответственности внутреннему миру. Не очень приятно, кстати, ходить с болью наружу. Поэтому, когда губы задрожали, Роне стало еще хуже.
Чужой человек смотрел на неё с долей того спокойствия, которое могло довести её до отчаяния. Чужие люди вообще не должны видеть чужую боль. Нутро карежится, неприятно скулит и пытается убежать в темный угол, но Роне плохо, плохо настолько, что скрыть ребенка не удается. Поэтому, она просто смотрит в пространство пустым взглядом и шумно дышит. Не более того. Слова мистера Кауффманна фоном доносятся до ушей. Его упертость в теме разговора сейчас оказывала разрушительное действие на девочку. Ей снова захотелось закричать, чтобы он просто заткнулся, но увы, организм не был способен к диалогу. И хотя говорят, что повторение – мать учения, прозвучавшее вновь имя Генри никак не способствовало успокоению кровоточащей души.
Кресло. Он предлагает сесть, и глаза обессилено мажут по предмету мебели. Да или нет, так просто. Да или нет. Так просто, когда, на самом деле, у тебя нет никакого выбора. Рона делает шаг в сторону и шумно выдыхает. Не всё в этой жизни идет по заданному сценарию, наверное, этот тот самый случай?
- Ладно, - Бросает негромко, но гораздо ровнее, чем прежде. По-прежнему не смотрит на мистера Кауффманна и врядли способна вообще фокусировать туманный взгляд. – Завтра в шесть, я буду здесь, - Еще раз на кресло. Нет. Сейчас она не сядет в него, сейчас ей нужно придти в себя после тяжелого дня и решить несколько важных вопросов. Для девочки, которая устала что-либо решать, такой день может оказаться хуже смертельной казни порой. Но в кармане покоится выключенный телефон, и Ру точно знает, что Эндрю будет волноваться. И хотя, у неё закрадываются смутные сомнения по поводу пользы их общения, трубку надо включить, Престону надо ответить.
Рона разворачивается к двери и, видит Бог, если мистер Кауффманн не хочет использовать свои транквилизаторы, лучше ему не кидаться следом, не трогать её руками и вообще не делать ничего противоречащего ходу мыслей Ру. – До завтра, мистер Кауффманн. – Бросает она коротко и прячем ладошку в карман толстовки, нащупывая мобильный телефон. Просто набраться сил и перезвонить, может быть, так даже станет легче. Какая смешная ложь, знать, что доставляешь человеку одни проблемы и уповать на облегчение. Но как иначе? Рона не знала. Она только чувствовала дикую усталость и никаких сил на исцеление, о котором твердил её новый психолог. – Простите за испорченные штаны, - Шепотом, у двери, она толкает ручку от себя и проваливается в пустоту мрачного коридора. Завернуть к Генри? Плохая идея. Домой. Она очень хочет домой. Главная проблема безопасности близкого ей человека теперь абсолютно точно решена. И, неважно, что в замен будут делать с ей хрупким тельцем, кому это важно? Хватит драмы на сегодня.
D I F F E R E N T M I S S I O N , D I F F E R E N T S C H O O L
i got only one rule
Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter » archive » RONA&CHRISTIAN PART I