I've made it out. I feel weightless. I know that place had always held me down, but for the first time, I can feel the unity that I had hoped in. It's been three nights now, and my breathing has changed – it's slower, and more full. It's like the air out here is actually worth taking in. I can see it back in the distance, and I'd be lying if I said that it wasn't constantly on my mind. I wish I could turn that fear off, but maybe the further I go, the less that fear will affect me. «I'm beginning to recognise that real happiness isn't something large and looming on the horizon ahead but something small, numerous and already here. The smile of someone you love. A decent breakfast. The warm sunset. Your little everyday joys all lined up in a row.» ― Beau Taplin пост недели вернувшейся из дальних краёв вани: Прижимаясь к теплым перьям, прячущим сверкающий в закате пейзаж вырастающего из горизонта города, Иворвен прикрывает глаза и упрямо вспоминает. Со временем она стала делать это всё реже, находя в их общих воспоминаниях ничего, кроме источника искрящейся злости и ноющей боли в солнечном сплетении, однако сегодня эльфийка мучает себя намеренно. Ей хочется видеть туманные картинки из забытых коридоров памяти так, словно впервые. Ей хочется пережить их ярко, в полную силу, как доступно только существам её жизненного срока. Она хочет знать, что её возвращение — не зря.

luminous beings are we, not this crude matter­­­

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter­­­ » archive » ABBEY&ISAAC


ABBEY&ISAAC

Сообщений 21 страница 25 из 25

21

Внимательно озираясь по сторонам, Кравиц скидывает не пострадавшие от превратностей судьбы кеды, воодушевлённо рассматривая каждую до единой мелочь обитованны Шеппард. Стоит ли объяснять, чем именно был вызван неподдельный интерес к наполняющим жизнь девушки? А говорят, что дом — отражение личности человека. Оставалось только уточнить существует ли Эбби одна или впечатление от помещения будет испорчено чьими-либо дополнениями в виде родительского массажёра для ног?
Мёртвое молчание, разбавляемое громким топотом и периодическим копошениям по разным комнатам, перестало беспокоить. Потому что красноречивое нахождение в самом «сокровенном» месте для души человека было достаточным, чтобы успокоить мысленный поток Айзека. Настолько, что парень бесстрашно прошёл внутрь, участливо смотря на безмолвное занятие хозяйки. — Тебе чем-то помочь? — на всякий случай интересуется, хотя разум уверенно сообщает, что диалог завести не удастся пока Шеппард вновь не отыщет потерянную способность говорить. О! Вот и она. Да с каким размахом, что на мгновение парень зависает с выражением лица «Что?», боясь внять собственному внутреннему голосу. Глаза-тарелки сменяет изогнутая бровь и очевидный вопрос на лице: «Вот так просто?» Впрочем, тихое сомнение на счёт святого ореола девушки исключительно благочестивого поведения пропадает мгновенно, когда в его сторону летит нечто махровое и тёплое. Вытереться. Чу-дес-но. Потому что он уже начал волноваться. — Спасибо, — довольно быстро реагирует Кравиц, выдёргивая себя из пучины страшных мыслей. Замечая твёрдую попытку темноволосой не смотреть в его сторону, мозг тихо шепчет: «Ну что же ты? Смотри, не стесняйся.» Кардиган долой. Майку в сторону. По какой-то выработанной привычке (благодарности домашнему тирану) он складывает их аккуратной стопкой на кресло, закидывая полотенце через плечо.
У тебя милая квартира, — кидая уходящей спине, продолжает. — Ты живешь одна или с родителями? — он бы и сам ответил себе на этот вопрос, да вряд ли бы Шеппард оценила рвение заглянуть в каждую комнату. Очередной поворот вокруг своей оси, и мозг даёт команду следовать за девушкой, но когда тело Кравица оказывается в дверном проёме, несущая поднос Эбби всем своим видом сообщает «поздно». Пятится назад, разочарованно падая на диван. Да, ему было до смерти любопытно узреть каждый угол. Надо было быстрее соображать. Значит, в следующий раз такой оплошности он уже не совершит.
Хорошо-хорошо, — задирая бровь, учтиво соглашается юноша. Лучше не спорить с мадам-категоричностью и убийцей в одном флаконе. Тем более, что Айзек едва ли знал в каком порядке спасать собственный организм от болезни. Мёд, таблетки, чай? Таблетки, чай, мёд? А потом удивляйся, почему не подействовало. — Как? — моментально отвечает. Не раздевайся? Не говори? Опять хватит? Видимо, кому-то нравилось отравлять разумы собеседников многозначительными фразами, понимание которых приходит ой как не сразу. Благо в этот раз Шеппард всё-таки потрудилась объяснить. — Так меня ещё никто не называл, — улыбчиво сообщает Кравиц, пока голова торжественно ликует. Обещание никогда не разговаривать отменяется? Он был на грани закатить вечеринку по такому-то поводу. Интересно, какое заболевание в понимании девушки было его? Гиперактивность? Маниакальное поведение? Шизофрения? От столь увлекательного выяснения первопричин сравнения Айзека отвлекло возвращение к темам насущным. Таблетки! Тряхнув головой, он хмурится, глуповато рассматривая два разноцветных шарика в ладони, но прежде чем Эбби успевает пояснить порядок, обе залетают в рот. Увы. Неловкое пожатие плечами. Из-ви-ни. В случае с Кравицем объяснение, желательно, толкать очень быстро и держа его за конечности, чтобы кучерявой балде не пришло в голову исполнить команду до того, как вы дойдёте до нужной части просьбы.
Глоток воды. Кивок в качестве глубокой благодарности. И лицо Айзека озаряет наисветлейшая улыбка, подпитанная тонной неприкрытого детского восторга на счёт услышанной новости. Они собираются дружить! Вот это прогресс. Значит, дело оставалось за малым. Убедить, что его кандидатура в качестве друга будет совершенно не устраивать. Больше. Больше, чем просто друг. Впрочем, пока надо было освоится в своём новом амплуа. Внезапное «но» заставляет вернуться с небес на землю, внимательно вслушавшись. Тягостное ожидание ужасного вердика и… Нет. Это оказывается чем угодно, но определенно не тягостным вердиктом. Это вообще похоже скорее на больное причитание сумасшедшего, но никак не на нечто, готовое сбить вас с ног неподъемным грузом осознания. Не прыгать на волну? Что?
Секунда. Кравиц глубоко вдыхает, стараясь не возразить моментально. Во-первых, не вежливо, во-вторых, стоило дать время мозгу ужиться с полученной информацией, мало ли, внезапно узрит нить здравого смысла в произнесённом? Не узрел. Хотя отдалённо ход мыслей девушки был вполне понятен, хоть и в корне расходился с привычным поведением Айзека. Парень тянется к кружке чая, тихо выдыхая. — Эбби, — аттракцион невиданной серьёзности, который довольно быстро сменяется добродушной улыбкой. Не умел он толкать речи с видом командира солдатской роты. — Если мыслить в ключе судьбы, то моё нахождение рядом и определило, что тебя не обольёт водой, — взгляд на девушку. — И как бы мне ни хотелось сказать тебе, что «да, конечно, так и будет», если я увижу, что тебя может сбить автобус, и смогу с этим что-то сделать, я сделаю, — откидывается назад, ухмыляясь. — Уж поверь, не из противности душевной я так поступлю, — глоток чая. Забавное существо, Шеппард. И чем дольше с ним общаешься, тем интересней понять причины чудаковатости заявлений, которыми порой сыпала темноволосая.
Да нет, — смеясь, отвечает парень. Кто-то имел особенность много думать? Неожиданно. Кто мы мог подумать, что два ходячих анализа своих действий соберутся в одной комнате. Только вот один, по всей видимости, пытался яро доказать свою правоту, а второй смирился с многочисленными этикетками с нелестными определениями и уверенно продолжал существовать в своём привычном образе. — Хотя, — тянет, изображая глубокую задумчивость. — Час назад я думал, что не подождала бы, — всё познаётся со временем? Взгляд в кружку. Половины нет. Печально, потому что проклятая водяная отметка намекала о скорой депортации туристов восвояси. Хмыкает, делая несколько больших глотков. Зачем себя мучать, если можно избавиться от страданий самостоятельно «вогнав кол в сердце». — И тут дело вовсе не в тебе, солнышко, — и не в твоей категоричности. Чуть не добавил. Шутки будут позже. — Тяжело поверить, что человек, который раздражается от одного твоего вида, будет чинно ждать. И ведь ничего не скажешь, кроме как: сам виноват, — или вы не верили, что он подозревает насколько нелегко выносить его персону? Другое дело, осознание ничем не помогало облегчить судьбу интересных Кравицу объектов. Но он понимал. Поаплодируем стоя.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

22

Сложно держать себя в руках, когда в твоей голове происходит нечтно странное. Эбби Шеппард всегда была девочкой “я знаю, чего хочу”. Неважно, касалось ли это выбора шоколадки в супермаркете или будущей профессии. Более того, она никогда не боялась неизведанного, смело шагала вперед, настраивая себя на позитивный исход. Мы не знаем, как именно нужно сделать, но обязательно будем руководствоваться лучшими моральными качествами и наберемся терпения. Когда в жизни Шеппард появился Айзек, все проверенные методы и ориентиры резко отказались работать. Вот, например, на то, чтобы мужественно и спокойно выносить его непосредственное присутствие сил у нее не хватало. Где пресловутое терпение? Где выдержка? Где внутреннее спокойствие и сонма барьеров, отделяющих нутро от внешнего мира. Настоящая Эбби всегда сидела внутри, и чтобы добраться до нее, нужно было пройти через все препоны, чего не удалось сделать еще ни одному человеку.
Теперь же маленькая, ранимая Эбби внутри самой себя явственно ощущала сейсмическую активность пластов её планеты. Что-то пошло не так. Легко ли смириться с происходящим, когда всю свою жизнь чувствуешь стабильность и комфорт в своем мире? Сначала такие изменения Эбби лихо списывала на смерть дедушки. Все эти теории по поводу потери близкого человека и надлома самосознания. Но ведь, Айзек Кравиц не имел никакого отношения к её личной драме, более того, он вел себя как очередной придурок, засматривающийся на размер её груди. Тем не менее, идиотизм Кравица действовал на нее иначе. Ожидания: равнодушно смерить придурка взглядом, ощутить нечто вроде жалости и нагрубить, если обнаглеет. Реальность: загрузить себе голову глубоким самоанализом, взбеситься от деталей и не мочь сделать так, чтобы он отвалил насовсем. Думаете, причина крылась в Дилане и его тесной дружбе с объектом беспокойства, которого приходилось терпеть время от времени из-за постоянный встречь с Монро? Как бы не так. Вы только посмотрите на эти душевные метания в библиотеке. Можно было просто тихо слиться, продемонстрировав полное презрение, но мы же заорали весь зал, ожидая того, что так и не произошло…
Голова Шеппард сейчас ни на минуту не давала ей покоя. Особенно часто мысли начинали мелькать, когда она смотрела Кравицу в глаза. Этим объяснялись попытки сократить контакты, однако, когда он сидел напротив и усиленно изображал homo sapiens, смотреть в потолок было, минимум, некультурно. А Эбби воспитывали приличной девочкой.
Как всякая приличная девочка, за серьезной темой, она не сразу заметила, что Айзек оголился.
- Ты что не чувствуешь разницу между "помочь" и "закрыть своей грудью"? – Она посмотрела на парня как на недалекого. В самом деле. Одно – это оттолкнуть её в сторону, другое – занять ее место. Это же так просто, неужели нужно объяснять на пальцах? Дернув головой, Эбби решает прикрыть тему до лучших времен. Тем более, что у Кравица отлично получается перескочить на другой лад. Хватает одного единственного “солнышко”, чтобы перекрыть все возможные варианты развития событий этим днем. Несмотря на то, что Кравиц явно начал говорить что-то дальше, и без того огромные глаза Шеппард медленно начали прибавлять в диаметре. “Сол-ныш-ко”. “Что!?” Мозг свело в ментальной судорге. Поджав губы, Шеппард попыталась выдохнуть комок напряжения наружу, не выдав истерии, тщетно. Внутри неприятно дернулось нечто, отвечающее за душевное равновесие. “Сол-ныш-ко”. Ехидно повторило сознание. Эбби дернула плечами и вытянулась как струна. Хлопнула ресничками и попыталась поймать фокус полуголой фигуры Кравица. Стоп. Полуголой. Дернула головой. – Конечно сам, - Сначала негромко, но интонация тут же наростает в ее голове. Рывком Эбби резко поднимается с кресла, смеривая Айзека презрительным взглядом “ты снова говно”, а потом берет поднос. – Вот сейчас ты собственноручно убил свой единственный шанс на нашу дружбу. – Главное добавить уверенности в голосе. Обратно пропорционально запульсирующему по вискам сомнению. “Ты уже жалеешь о сказанном? солнышко”. Эбби решительно развернулась и пошла в сторону кухни. В голову пришла мысль о том, что выставить Кравица голым за двери ей не позволит совесть. Приземлив поднос на стол, она явилась обратно и принесла с собой стену непонимания, которая окружила её фигуру с ног до головы. Айзек Кравиц и Дилан Монро пожалеют об этом, но будет поздно. – Где твоя одежда? – Механический вопрос, глаза находят ответ. Не чураясь полуголой фигуры, маячащей в мнимой зоне комфорта, Шеппард хватает противную, как и сам обладатель, полосатую майку. “Кот матроскин”. Следом нечто вроде кардигана. “Модник”. Следом начинается травля молчанием. Молча Эбби укладывает вещи наспинку кресла. Молча волочет из соседней комнаты гладильную доску. Молча тыкает утюг в розетку. Молча укладывает майку на доску и начинает сушить. Насколько это возможно при степении её мокроты. Будет хорошо, если полуголее тело не начнет мельтешить поблизости, а просто примет карму как есть, но надежда на такой счастливый исход была слабой. “Возьми себя в руки, солныш”. Эбби сопит в две дырочки. Пока не поздно, можно пойти на диалог, чтобы уменьшить отдачу от собственной реакции. Глубокий вдох. – Надеюсь, ты понял, в чем была твоя ошибка? – Она оглядывается через плечо на миг, и приподнимает одну бровь. Читать: ты ничего не изменишь, но не поздно извлечь истину. Ну, вот, теперь она уже не кажется себе совсем сволочью, она ведь, хочет как лучше. Каждый должен научиться видеть и исправлять свои недостатки. Пожалуй, данная ситуация сошла бы за неплохой урок. Носик утюга плавно едет вдоль темной полосочки. Эбби чувствует запах ткани, вперемешку с запахом, вероятно, Айзека и его одеколона. “Смотри ка бы не вывернуло”. Она морщит нос, и сжимает губы в тугую полоску неприступности.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

23

Совсем не тяжело жить, когда с первой сознательной мысли внутренние диалоги напоминали адскую смесь идиотических идей и попыток найти себя. Следующий по жизни тычком пальца в небо, едва ли Айзек Кравиц мог напоминать пример для подражания по целеустремлённости, и, что самое удивительное, именно её этому порождению гиперактивности и надоедливости было не занимать. Провалится. Разочарованно выдохнет. Попробует ещё раз. Снова и снова, пока не сляжет в могилу от переутомления или не получит от ворот поворот. Кажется, что кто-то уверенно и бесстрашно шагал в зону «не подходи ко мне», а как близко счастье было…
Как? — повысив голос. Полное неподдельного удивления обескураженное лицо не заставило себя ждать. Глаза широко раскрылись, внимательно следуя взглядом за обрастающей раздражением фигурой Шеппард. Мыслительный процесс запустился. Пиши пропало. — Я… — ещё не определившись с первой теорией, он судорожно бегает взором по столу, пытаясь выудить хотя бы одно похожее на правду предположение. — Обидел тебя тем, что решил, что ты не подождёшь? — ни ответа, ни привета. Он определенно скучал по молчаливой Эбби, да только она была совсем некстати в столь волнительный момент прилюдного самокопания. Кравиц было подлетает, чтобы проследовать за девушкой, но она возвращается так же быстро, как и исчезает, оставляя его недоумевающую полуголую фигуру испытывать сомнения века посреди гостиной. — Хорошо, нет, не это, — задирая брови, реагирует на убивающую наповал надпись на лбу Эмберлин. — Я слышу, как ты обзываешься! — восклицает с выражением лица «А что, нет что ли?»
На машинальный вопрос не менее автоматизированный тычок пальцем в нужном направлении. Ей богу, сейчас было совсем не до одежды, чтобы тратить словарный запас на объяснение местонахождения манаток. Вспоминаем упражнение на вдохи-выдохи. Айзек уже был на грани признания в собственной тупости, чтобы не мучать разум бесполезными догадками. Но вера в лучшее (если это так можно назвать в столь плачевной ситуации) не покидала его никогда.
Ты так хотела словить волну? — щурит глаза, осмысливая насколько это было бы нелепым поводом для прекращения их недодружбы. — Знаешь, я всё ещё могу засунуть тебя в душ, — пожимая плечами, нелепо улыбается в попытке выудить из стены безэмоциональности хотя бы намёк на трещину. Не пробьёшь — широкая надпись от головы до пят на Шеппард, а кучерявое существо неустанно вертится вокруг да около, не сдаваясь.
Хорошо. Не сработало. Подтверждением тому следует не менее душераздирающий вопрос. Да, понял он, понял. Идиот. Спасибо, какая неожиданная новость! Расстроенный выдох, пока сознание яростно старается дойти до истины самостоятельно. — Судя по твоему выражению лица, — отходя от гладильной доски, ёжится. Озноб, это ты? Печально признавать, но заботливое стремление Эбби спасти «героя дня» венчалось неудачей, но сообщать это явно никто не собирался. Ещё чего! — Пропасть между мной и осознанием «моей ошибки», — вторя недовольным интонациям девушки, продолжает Айзек. — До сих пор на отметке «колоссальна», — поджимая губы в улыбке смятения, заключает молодой человек. «Рано радовался?» — наконец просыпается голос в голове.
Несколько секунд он не отрываясь смотрит на спину девушки взглядом полным безмолвной надежды на озарение от зрительного контакта. Увы. Никакого внезапного осознания не происходит. — Эбби, — не ожидая какой-либо реакции, на всякий случай оглашает намерение поговорить, когда вниманию предстаёт завершенный процесс глажки его вещей. «Интересно, ты всегда ведёшь себя с людьми, с которыми не планируешь общаться?»Спасибо, — улыбаясь кончиками губ, вытаскивает майку и кардиган из под рук Шеппард. — Ух ты, — мозг внезапно меняет оттенки настроения. — Ещё и гладить умеешь. Сколько талантов, — и это на самом деле комплимент, потому что в понимании Кравица мало женщин на свете могли сравниться по способностям с бабушкой. — Хотя это совсем не то, что я пытался сказать, — трясет головой, отходя в сторону и несколько отчуждённо хмурясь. Тёплая ткань ложится на кожу, и поползновения болезни забрать организм уже не настолько очевидны. Теперь осталось не забыть про кожаную куртку в библиотеке.
Знаешь, — главное — зайти издалека. — Я ужасно играю в угадайку. И, как ты могла заметить,«не один раз,»Далеко не самый смышлёный человек, — оглядываясь по сторонам, вновь смотрит на Шеппард. — Если правда хочешь, чтобы я ушёл отсюда с полным осознанием своей ошибки, лучше говорить прямо, — ухмыляясь, пожимает плечом. — Мало ли, — останавливается у дверного косяка, облокачиваясь об стену. — Поможет, — улыбка полная чистейшего дружелюбия и внимания. На самом деле интересно, что именно погубило единственный шанс. А ведь всё так хорошо начиналось.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

24

Предложение вернуть справедливость фатума на круги своя коллективным походом в душ не было воспринято с должным восторгом. Фантазия Эбби, которая как ни неожиданно, обладала достаточной живостью, тут же нарисовала страшные картины развития событий со всеми вытекающими последствиями. Шеппард угрожающе зыркнула на Кравица круглыми глазами и решила в очередной раз не комментировать прозвучавшую глупость, а что ей было сказать?
Увы и ах первые попытки “воспитать” ребенка потерпели крах. Айзек ни на шаг не приблизился к простой истине, которая виднелась из-за туч её недовольства с самой первой встречи. Но раз она уже решила донести до него свою глубокую мысль, то было бы глупо и совсем не в стиле Эбби так быстро сходить с дистанции, не достигнув финиша. Шумный, несколько обреченный выдох вырвался из груди, заменяя собой диагностическое “ясно-понятно”. Не дошло, ну, с кем не бывает. Мы терпеливы. “Милая, ты не читала, что процесс эволюции от австралопитека до человека умелого длился, по крайней мере, несколько миллионов лет? Удачи”. Поток мыслей перекрыл звук собственного имени, голосом Кравица он всегда заставлял насторожиться. В самом деле, совсем скоро опасный объект образуется в зоне риска, протягивает свои австралопитекские руки и забирает вещи, которые, между прочим, еще не просохли, эй! Тем не менее, Шеппард на стремится оказать явное сопротивление. Состояние прохладной отчужденности еще не было готово смениться новой кондицией борьбы за собственные взгляды на происходящее. Она не выключает утюг, лишь делает шаг в сторону, чтобы не дай Бог не соприкоснуться Айзеком частями тел, и на миг отвлекается на пейзаж за окном, в жалкой попытке остыть. Так было гораздо проще не реагировать на продолжение торжественного шествия по старым граблям. Может быть, подошвы ног Айзека были сделаны из титана? Очень похоже на то. Танцуй для меня, танцуй по огням. Сейчас бомбанет.
- Айзек! – Можно считать, что замечание о талантах было последней горсткой в пороховой бочке. Глаза видят, как Кравиц достаточно решительно натягивает недосушенную одежду. Мозг трактует действие по-своему. Нам демонстрируют possibility уйти во свояси с побитым видом, изображая смирение с диагнозом или что-то вроде того. Похоже, Кравиц, в самом деле не врал и не был в курсе списка действий, которые могли довести обычно спокойную Эбби до состояния невменяемости. Последнее тоже выглядело весьма своеобразно. На несколько секунд сложеные на груди руки рассекают пространство в жесте явного недовольства. – Господи Боже, - Эбби шлепает себя по лбу, огибает мебель, за нею Айзека и случайно задевая его плечом, скрывается в корридорчике, откуда слышится звук закрывающегося ключом замка. Первое “нет” на намек об уходе. Как можем так и изъясняемся. Этот ключ Эбби зачем-то уносит с собой, как будто бы был возможен вариант, что Кравиц станет вырывать с криками “отпусти!”. И тот факт, что на самом деле, при малейшем сигнале, выгнать Кравица отсюда будет просто невозможно, её уже совсем не страшит. Первый признак потери состояния равновесия.
Шеппард демонстративно кидает ключи на столик. Попытайся взять – узнаешь, что такое мы. – Айзек, я личность, - Стараясь прекратить говорить в повышенном тоне, она все равно не может убрать этот тон строгой серьезности, потому что, черт возьми, это важно. С каких-то пор его осознание её как образа стало важным? Мозг обязательно вернется к этой проблеме на досуге, но сейчас Шеппард была полна решимости объяснить, что именно раздражало её на протяжении всего времени их знакомства. – Я не солнышко, - Скрывается в спальне, не прекращая монолога – Не зайка, не кипа талантов, не умница, не четвертый размер груди, не… - Появляется в гостиной с махровым пледом в руках. Трясет им в воздухе, не замечая, как снова повышает голос. Пожалуй в этот самый момент эмоционального перенапряжения, даже вид абсолютно голого Кравица её бы не то что не смутил, остался бы незамечанным вовсе. Мы очень сосредоточены, оскорблены и раздосадованы стеной непонимания с другой стороны. Впрочем, слова заканчиваются несколько непредсказуемо. Нервный глоток воздуха. Тряхнув головой, Шеппард надвигается на фигуру парня, больно шлепает его по скрещенным рукам, мол, разорви психологический барьер, и тычет в них плед. Решительно обходит “гору”, появляясь сзади. – Ты всегда относишься к людям как к полке книг с пометкой “беллетристика”, - Главное плавно перейти на рассуждение о наболевшем. Мотает головой, негодует. Тянет руки к краям кардигана на плечах и начинает стягивать. Неважно, что в руках Кравица плед, снимай, Айзек! Тянет с усердием и недовольством, в тон мыслительному процессу. – Я сочувствую людям, которые терпят такое отношение от тебя, это же невыносимо, - С боем высвобождает одну руку, с которой тут же принимается стаскивать рукав. – Неуважительно, глупо. – Чеканит свои определения. – Обидно, в конце концов. – Когда одна рука освобождается, Эбби принимается за вторую. Ему придется взять плед другой или подать признаки недовольства. Последнее, впрочем, чревато, не стоит. – Вокруг тебя столько людей, которые несмотря ни на что видят в тебе личность, а ты ведешь себя как маленький мальчик, застрявший в переходном возрасте, когда свои симпатии и антипатии выражают путем дерганья за косички или вычурной манеры поведения. – Намек на толстые обстоятельства – И ведь не сказать, чтобы человек был плохой. – Кажется, кто-то увлекся мыслями вслух, она пожалеет об этом, но будет поздно. Между тем второй рукав оказывается побежденным. Эбби закидывает пахнущую Айзеком кофту себе на плечо. Не задумываясь, тянет вверх низ полосатой майки. – Вот, пожалуйста, вся спина мокрая, герой собрался браво пойти прочь не понятым, заболеть и умереть от собственной глупости, - Демонстративно цокая языком Шеппард оголяет кусок спины, и только сейчас понимает, как это выглядит со сторны… Секунда. Щелчок в голове. Ой. Одергивает руки и как рявкнет – Снимай я сказала! – Мотнув головой, громко негодует, кидает кардиган на гладильную доску и уже с расстояния адекватности сдувает прядь волос со лба. Заботливо расправляет кардиган, утюг в руки, пауза. Что ты делаешь, Эбби? – “Может, поможет” – Перекривляет его интонацию - Не понимаю, что заставляет тебя считать меня таким ужасным человеком, я никогда в жизни не говорила как к тебе отношусь, что бы без конца терпеть лишенные истины саркастические комментарии. - Последнее уже тише. Личность хочет уважение и понимания, а еще, чтобы сердце перестало колотиться так быстро, чтобы мысли прекратили выливаться несвязным потоком и обрели логику. Чтобы его нахождение в её квратире недоставляло столько эмоций в виде этого нервого состояния, которое с поличным выдает небезразличие к ситуации, которая, по сути, не была такой уж важной, если бы, например, на месте Айзека был бы кто-то другой.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

25

Вам когда-нибудь угрожала госпожа правильность и целомудрие запертой на ключ дверью и очевидным заявлением, что уход был невозможен? Айзек тоже оказался в этой ситуации впервые в своей жизни, и, уж поверьте, с трудом понимал, как именно стоит действовать в свалившейся на плечи безвыходности. Бежать в окно? Сопротивляться? Или, может, бесстрашно остаться наедине с разъярённой Шеппард, которая, как довелось заметить, рассыпалась на мелкие осколки ненависти от его очередного заявления. — Что я не так сказал? — очередным удивлённым воем вырывается недоумение на счёт чистосердечного комплимента. «Кто-то на дух не переносит похвалу?» Щурится. Оборачивается на исполняющую страшные манёвры со входной дверью девушку, стараясь прочитать в фигуре полной недовольства подсказку на причины столь внезапных «взрывов». — Знаешь, ты могла бы просто сказать, я бы не стал убегать, — улыбаясь, провожает взглядом темноволосую внутрь гостиной, внимательно всматриваясь в сопящее и пыхтящее выражение лица. В большинстве случаев Кравиц на дух не переваривал разъяренных людей, однако Эмберлин удавалось сохранять достоинство даже в таком неприглядном состоянии. И почему она никак не хочет смириться с тем, что наделена множественными талантами, о которых сама до сих пор не подозревает? Ну и как тут молчать?
Никогда не сомневался, — задирает бровь, недоумевающе смотря напротив себя. Может быть только в первые пять секунд знакомства, когда глазам предстал четвёртый размер, а не озлобленная повышенным вниманием к груди экспрессия. Стоило им соприкоснуться взглядами, как Айзек навеки внял простую истину: Эбби — личность. Причём, крайне серьёзная и не терпящая человеческой глупости. Какая незадача, что ей попался индивид со страшной философией преподносить себя идиотом, если ситуация позволяла.
Шеппард не унимается, начиная процесс воспитания. Что же до Кравица? Бесконечно довольная улыбка плавно сползает, позволяя нахмуренным бровям и внемлющему монологу виду занять требуемые позиции. Титан-Эбби надвигается, резко ударяет по рукам, отчего челюсть молодого человека падает в зону пола. Вот это точно поворот. — Вот теперь ты ещё и избиваешь меня! — сводя брови домиком, сопротивляется, но вовремя хватает впихнутый плед. Солнышко, похоже, совсем разошлось и решило спалить греющихся в его лучах. Не сводя взора с тараторящей девушки, Айзек постепенно прекращает сжиматься в тугой ком непонимания, не упираясь, помогая стянуть с себя кардиган. Другое дело, выражение лица с которым он всматривался в это зрелище стоило портрета под названием «Что бывает, когда вы видите восьмое чудо света.» Раздевает? Эбби? Что?
Без всяких сомнений рассудок предположил, что вряд ли стаскивание одежды служило намёком к тому, что она была готова на всё. Однако наблюдать, как Шеппард бесстрашно трогает «противное» и «невыносимое» созднание, уже своего рода непривычная ситуация.
Да снимаю я! Снимаю! — трясет головой, стараясь привести себя в чувства. Резко стаскивает майку, звучно выдыхая от стучащего по вискам сердечного ритма. От услышанного, от близкого нахождения, от подступающей к организму простуды. — Эбби, — издавая приглушённый смешок, опускает глаза в пол, прикрывая лоб и глаза ладонью. — Каким боком ты умудряешься услышать «Эбби ужасный человек» в том, что я тебе говорю? — оставаясь на месте, начинает Айзек, наконец прекращая сверкать улыбкой в тридцать два. Да-да. Он тоже умел говорить не сгибаясь в приступе истерики. — Хорошо, личность, — вторя недовольной интонации, запускает процесс монолога. — Никто не спорит. Но это не отменяет того, что ты умеешь гладить, что с тобой интересно поговорить, что в твоём присутствии приятно находиться и, — наконец отклеиваясь от стены, шагает навстречу гладильной доске. — Что у тебя всё ещё четвёртый размер груди. И то, что я произношу очевидное и невероятное вслух не убавляет ни на грамм моего отношения к тебе, как к личности, — уже без имитаций ранее прозвучавшего тона.
На мгновение Кравиц останавливает словесный поток, подходит к дивану и на выдохе падает в него. Взгляд в лицо девушке. Сознание вспоминает, что он всё ещё теребит мокрую майку в руках. Подъём-подъём. Придётся потерпеть кучерявую башку в непосредственной близости с единственным огорождением в виде гладильной доски. Так себе защита от стихийного бедствия. — Спасибо, — поджимая губы, протягивает не полностью спасённую одежду. — Да, раздражать тебя занятие довольно забавное, — стараясь посмотреть в глаза. — Ты мило злишься, — ухмыляясь, замечает парень. — Но, знаешь, каким бы я надоедливым ни был, если ты не захочешь видеть и слышать меня, — возвращаясь на диван, негромко поясняет темноволосый. — Я не буду доставать тебя своим присутствием. Условия твоего согласия уж точно сдержу, — приподнимая кончики губ, завершает молодой человек. Будет страдать, но справится, изредка кидая взгляды полные грусти и отчаяния в сторону Шеппард.
Хмыкая, он увлечённо устремляет свой взгляд на неустанно гладящую по какой-то неизвестной миру причине его вещи Эмберлин. Вот ведь нечем заняться бедной девушке, как спасать причину раннего нервоза номер один. — Неужели «солнышко» так бесит? — выглядывает исподлобья, всем видом показывая неподдельный интерес. — Меня так бабушка до сих пор называет, — хмурится, вспоминая недовольное лицо женщины в такие моменты. — Правда скорее пытаясь морально уничтожить, — издавая негромкий смешок.
Мозг внимательно замечает, что Шеппард напоминает человека, который заканчивает своё великое дело, отчего Кравиц вновь вырастает в полную длину, спустя несколько секунд оказываясь напротив девушки. — Так что я совсем не хотел тебя обидеть поражаясь способностям и называя уменьшительно ласкательными именами, — чуть улыбается. — «Солнышко» вычеркнем из словаря, — пожимая плечами, опускает глаза на вещи. — Закончила? — как-то печально это звучит. Хотя кто знает, что пугающие мысли Эбби предложат сделать ей на этот раз. Может решит запереть в чулане и заморить голодом. Или заколоть, чтобы не доставал мироздание своим существом.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule


Вы здесь » luminous beings are we, not this crude matter­­­ » archive » ABBEY&ISAAC