Я смотрю на нёе, громко смеюсь и виновато поджимаю губы, еле заметно качая головой в отрицании собственных мыслей. Мне будто нравилось существовать в состоянии полнейшего душевного онемения, когда ничто не могло вызвать во мне эмоции сильнее, чем вес тяжело давящий на плечи и постепенно затягивающий на самое дно. Словно я решил умереть вместе с ними, день за днём давя в себе всякое стремление к прежнему азарту к жизни. Зачем только? Очередной беглый взгляд на Эйлен. Я не могу сдерживать вновь разгорающийся огонь в груди, когда нахожусь рядом с ней, как бы сильно не старался затушить его ранее. И мне становится страшно, что эта яркая вспышка не продлится дольше вечера, что я опять перестану видеть, кем постепенно становился.
— Я начинаю чувствовать, что я не состоялся, как сборник рассказов глупостей по молодости. С этим надо определённо что-то делать, — перестаю мозолить асфальт взглядом, оборачиваясь на Смит, чуть приподнимая уголки губ в улыбку. Наверное, только сейчас сознание даёт сигнал понимания новости невзначай. Причины, по которой я не столкнулся с вдохновлённым рассказом о поездке в какой-нибудь Нью-Йорк с Эриком или с грандиозными планами на лето. Интересно, насколько было опрометчиво интересоваться подобным? Ведь я не знал. Не мог знать, но отчего-то чувство неловкости не уходит, будто своим любопытством я, не задумавшись, начал надавливать на свежие раны. Бестолковая привычка лезть в чужие жизни, не побеспокоившись об уместности излишек «длинного носа». Однако, когда я смотрю в глаза Эйлен, я не встречаю гневного настроения. Ничего напоминающего раздражение от вездесущего Айзека Льюитта, неспособного оставаться вне сводки горячих сплетен. — Сомневаюсь, что ты бы смогла, — бегло произношу в попытке забыть об этом параграфе разговора. Я не лгу, и это стремление избежать продолжения рассказа вовсе не от нежелания выслушать. Если бы она сейчас упала на колени, начав громко выть, я бы не стал морщить нос от печального образа Эйлен, в корень разнящегося с жизнерадостностью той девушки, которую мне довелось знать. Разбитая? Цельная? Бестолковое кромсание однородной личности, в которой уживалось всё сразу. Иначе она бы не находила в себе сил смеяться. Иначе я бы не чувствовал, как былой поток нескончаемой энергии возвращается ко мне. «Всё-таки храбришься, Смит?» — оставляю вопрос разума неозвученным, небыстро перебирая ногами. Пусть так. Только бы не видеть потускневший взгляд из-за моей неугомонной болтливости.
— Будешь первым, кто протестирует читабельность произведения, — смеюсь, а затем спешу добавить. — Если, конечно, ты готова подвернуть себя такой пытке. — самооценка, ты где? Впрочем, когда дело касалось книги, я не мог представить, что написанное моей рукой способно вызвать в ком-то что-либо кроме скуки. А мнению Смит я безоговорочно доверял. По крайней мере, она точно не стала бы лгать во имя спасения моего мнимого самолюбия.
Одинокий порыв ветра на мгновение поднимает пыль с земли, отчего в носу начинает назойливо чесаться. Я замолкаю, внимательно прислушиваясь к эху от музыки, что раздаётся поотдаль от нас. Как много я пропустил, пока придумывал многочисленные причины не выйти из дома. Еле слышный выдох смирения. Ускоряю шаг, стараясь поскорей отыскать источник звука, и, когда я наконец определяю, где именно находится праздник, быстро разворачиваюсь в сторону Смит, беру её за руку, наскоро произнося: Пойдём скорей, — широкая улыбка озаряет лицо, а тревожные мысли теряются в шуме вокруг. Наверное, я веду себя не лучше маленького ребёнка, заражённого идеей. Но мне впервые не тяжело. Впервые за долгое время ничего не гнетёт, и я быстро определяю Эйлен Смит причиной этому настроению. Ещё немного, и мне сведёт скулы от постоянного желания улыбаться, когда я слышу её смех и попытку подпеть заигравшей мелодии. И это странное чувство, когда вдруг толпа перестаёт быть на первом месте списка «где я чувствую себя одиноким». Она вовсе пропадает из виду, изредка напоминая о себе чьими-то неуклюжими толчками в бок или спину.
— That these are the days that bind you together, forever and these little things define you forever, foreve-e-e-er, — наиграно кривляясь, подражаю вдохновлённому выражению лица Эйлен. Почему нельзя остановить время? Нажать на паузу, только бы момент не прекращался, только бы привычная всем реальность не врывалась обратно, кусая нас за пятки весточками из прошлого. Я смотрю перед собой, не отрывая глаз со Смит, и напрочь забываю, что несколькими минутами раньше она рассказала мне про расставание, получив взамен завуалированное резюме причины моей пропажи из виду. Несколько раз кружу её под рукой, нелепо смеясь собственной «изобретательности». Жаль, что такие мгновения обрываются всегда резко и без предупреждения. Одним, двумя, десятью звонками, которые в конце концов заставляют нас протиснуться сквозь толпу наружу. — Кто-то о-о-очень хочет с тобой поговорить, — задираю бровь, следуя за девушкой. Останавливаюсь, давая Смит пространство. Никогда не любил людей, назойливо нависающих над тобой, когда ты говоришь по телефону, и явно не был готов проверить насколько Эйлен поддерживает подобный пунктик. Беглый взгляд на часы. «Это явно не реклама.» На всякий случай посматриваю на девушку через плечо, начиная волноваться как бы не произошло что-нибудь с семьёй. Или у одного меня возникают мысли, что это звонок из больницы, когда время переваливает за полночь? Прошлый опыт определённо начинал всплывать в приобретённых паранойях.
— Всё в порядке? — прищуривая глаза, хмурю брови и подаю руку Эйлен. И её ответ совершенно не похож на уверенное утверждение счастливого от происходящего человека. Если быть предельно честным, выражение лица девушки едва ли внушало доверие, когда звонок перевалил через заветные десять секунд разговора. Но я продолжаю чинно следовать за ведущей меня от толпы Эйлен, давая ей возможность прийти в себя. Или хотя бы передохнуть от моих бесконечных вопросов.
Секунда. Она обессиленно валится на скаймеку, а в моей груди неприятно ёкает. «Не в порядке.» — успевает рявкнуть внутренний голос раньше, чем Смит отрицает сама себе. Я делаю неуверенный шаг навстречу, садясь рядом с девушкой. Тяжелый вдох. Резкий выдох. Взглядом я замечаю трясущиеся руки и совсем не похожий образ на воплощение железной леди. Всё внутри меня натягивается, словно по струне, а экспрессии на лице перестают напоминать беззаботную отчуждённость от окружающей действительности. Наверное, мне стоило испугаться или удивиться происходящему, однако видеть Смит внезапно беззащитной не вызывает во мне и толики поражения. Мне просто хочется поломать этот телефон ко всем чертям, чтобы никогда больше не наблюдать, как в одно мгновение улыбка сходит с лица Эйлен. Закусываю губу, судорожно подбирая слова. Не выходит. Я словно пытаюсь найти волшебную фразу, которая в момент снимет даже намёк на плохое настроение. Глупо, да? Никто ещё не придумал универсальной команды, которая бы заставила человека прийти в себя. Иначе в мире было бы куда меньше самоубийств и мрачных прохожих по понедельникам.
— Давай сломаем твою симку? — беря обе руки девушки в свои, внимательно смотрю на Смит. — Нет, мы можем обойтись без приступов жестокого вандализма и просто выкинуть её в помойку, — закусываю губу, стараясь проследить реакцию Эйлен. — Или сжечь, — делаю вид напыщенно грозным, но быстро прихожу себя, унимая желание развеять атмосферу бестолковой шуткой. Совсем не то, что сейчас нужно. — Они сборище моральных уродов, которых ничего кроме денег за историю и не заботит, — стискивая губы в тонкую полосу недовольства, проговариваю чуть тише. — Знаешь, мы можем оформить новую на моё имя. Не думаю, что жёлтая пресса мечтает узнать, как обстоят дела у Айзека Льюитта, — чуть улыбаясь, заканчиваю я.
Отпускаю Эйлен, облокачиваясь о свои колени и смотря вперёд на довольные лица в толпе неподалёку. И почему мне всегда не хватает слов, чтобы достучаться до человека? Чтобы не тараторить без умолку в приступе желания помочь, а уметь говорить нужные вещи в нужное время. — Прости, — на выдохе прикрываю глаза. — Я просто не хочу, чтобы ты думала, что ты одна, что ты не справишься. Знаю, идиотическое заявление от человека, от которого не было ничего слышно четыре месяца, — раздражённо хмыкаю, но моментально прихожу в себя. — Но ты правда можешь рассчитывать на меня. Я даже успел подумать о том, чтобы предложить тебе назначить с ними встречу, прийти и надавать им в морду, — издаю еле слышный смешок. — Конечно, меня потом посадят, зато никто больше не будет тебе звонить, помня, что за тобой околачивается какой-то чокнутый агрессивный мужик, — наконец поворачиваюсь на Смит. Даже не хочу знать, насколько забавное это зрелище, когда мой взгляд из гневно-недовольного меняется на тёпло-понимающий. По крайней мере, если она до сих пор не свалилась в истерике со скамьи, значит, есть надежда, что всё что я сказал не звучит, как полнейшая ахинея. — Что думаешь? — слабо улыбаюсь, сводя брови домиком.
В сознании мелькает повторение трясущихся рук и эхом разносится уставший полукрик Эйлен. И я ненавижу вселенную за то, что она пытается поломать именно тех людей, которые заслуживают куда большего, чем назойливые звонки журналистов из бестолковых газетёнок. И ещё больше злюсь, что не могу ничего изменить. Только болтать без умолку, стараясь хоть как-то смягчить приступы отчаяния. Увы, разговоры — всё, что есть в моём арсенале. «Но разве их достаточно, а, Смит?»