i   t r y   o u t   a   s m i l e   a n d   i   a i m   i t   a t   y o u
y o u   m u s t   h a v e   m i s s e d   i t
y o u   a l w a y s   d o
Поправить воротничок. Одёрнуть рукава. Попытаться справиться с непослушными волосами. Повторить десять раз.
Стоит заметить, что Элайджа Грэм держался до последнего, не поддаваясь предпраздничному беспокойному оживлению в коридорах между спальнями. Снисходительно он наблюдал за испуганными возгласами про забытые бабочки или порванные башмаки, всякий раз мысленно рисуя заранее приготовленный костюм в шкафу. Перепроверенный. Запакованный. Не дающий ни единого повода для приступа паники. Ровно до тех пор, пока последний не оказался одет на юношу.
Ему точно шла эта рубашка? Именно так должен сидеть пиджак? Может быть, стоило сделать что-нибудь с причёской, чтобы та перестала напоминать упорядоченный бардак? Стоя на безопасном от зеркала расстоянии, он то и дело косился на собственное отражение и всякий раз умудрялся найти в нём недостаток. Неровно подвёрнутая штанина. Выпавший из общей картины волос. В какой-то момент, ему стало мерещиться, что любая корректировка внешнего вида делала только хуже. Или не мерещиться. И где-то здесь тонкие струны души издали характерный треск, заставив парня выругаться себе под нос и широким шагом вылететь из гостиной Рэйвенкло.
Он никогда не признается, но в последний раз Элайджа нервничал так сильно... никогда. Даже обветшалая шляпа на церемонии поступления, должная лечь на его голову, не вызывала в парне столько ужаса, как одна мысль о том, что через четверть часа он поведёт Трэйси МакМиллан под руку в Большой Зал. Поначалу эта идея не казалась ему столь пугающей. В конце концов, в тот же Хогсмид они ходили вместе множество раз, и Элайджа не ловил себя на стремительно разрастающихся истериках. Но Хогвартс продолжал шептаться, вздыхать и причитать, придавая обычному балу чрезмерную значимость, и от этой напускной грандиозности становилось не по себе. Вдруг он оступится? Или, чего хуже, если Трэйси выберет платье в пол, запутается в подоле, отправив их в короткий (и одновременно бесконечный) полёт носами в каменную плитку? Короткие сценарии, походившие на воплотившиеся в реальность ночные кошмары, бесконтрольно рождались в его сознании и становились всё красочней с приближением назначенного часа.
Остановившись у входа в крыло Хаффлпаффа, он в тысячный раз пригладил покладистую ткань костюма и, потоптавшись в разные стороны, наконец выбрал подходящее место, в которое мог бы врасти до появления девушки. В одно мгновение шумный замок заполнился звенящей тишиной, в которой каждый шаг раздавался тамбурами по ушам. Стоило стуку каблуков раздаться поблизости, и Грэм дёргался, вытягивался по струнке и принимался высматривать рыжую макушку.
А вдруг он выбрал не тот наряд? Непредвиденная мысль обрушилась лавиной на неподготовленное сознание, сделав ноги совсем тяжелыми. Трэйси МакМиллан умудрялась разнообразить даже однотипную школьную форму, и у него не было сомнений, что её платье не могло оказаться неудачным. Другое дело он. Его словно поместили в чужую кожу ради эксперимента. Затянули покрепче на шее и рукавах, принявшись наблюдать за тем как быстро он задохнется. Юноша не был создан ни для такой одежды, ни для таких событий, и ему казалось, что каждый студент проходящий мимо это замечал. И Трэйси вряд ли бы стала счастливым исключением.
Очередной нарушитель мысленной казни заставил его бросить короткий взгляд напротив себя, а затем вновь уставиться во выбитый сотнями ботинок узор на полу. Не она. Или? Резко нахмурившись, Грэм поднял глаза, на этот раз надолго задержавшись на силуэте, появившимся из дверей. Потребовалось пару затянувшихся мгновений, чтобы определить в девушке напротив жертву праведного ора в библиотеке, благодаря которому он здесь находился. Неспешный неуверенный разворот навстречу. Похоже, он забыл как улыбаться, выпялившись на МакМиллан исполненный красноречивого молчания, понятного только ему. Ну, же, Грэм! Вряд ли нервозная попытка дёрнуть уголками губ вверх напоминала улыбку, но он вложил в неё всю свою радость.
— Привет, — титаническим усилием он заставил ватный язык повернуться, выдавая несколько разборчивых слогов. Юноша хотел податься вперёд, чтобы в привычном жесте наскоро обнять подругу, но застопорился и вовсе не стал двигаться. В таких ситуациях, наверное, приветствуют как-нибудь по-другому. А как он не знал. Вот и решил обойтись короткой фразой и хромым дружелюбием на лице. Тем более, вдруг он помнёт её платье или заденет причёску? Нет, уж лучше не вмешиваться в хрупкую организацию внешнего вида Трэйси. — Ты... — мозги его превратились в тягучую субстанцию, забавно подрагивающую от импульсов бьющегося в конвульсиях разума, отчаянно старавшегося оживить набитое опилками чучело, которое напоминал Элайджа. — Готова? — слова давались ему с трудом, сопротивлялись и тонули в вязком болоте, расстелившимся за тёмной копной волос. Каким-то чудом парень вспомнил о простых азах приличия, известных любому, и спешно протянул свой локоть в качестве опоры.
Он ведь хотел сказать как красиво уложены её волосы. Заметить удачное сочетание обуви и платья. Приглядеться к украшениям, и всеми способами дать понять, что был самым везучим парнем в Хогвартсе и никакая Парвати Патил не смогла бы затмить его спутницу на балу. Но вместо этого Элайджа Грэм боролся со стремительно кончающимся кислородом, не издавая ни звука. Наконец утихомирив пульс, он заговорил.
— И как ты только на них держишься, — кивая в сторону туфель, пробормотал парень. В его голове эта фраза звучала несколько иначе. Всё в его голове было иначе. Но через спрятанный где-то внутри него фильтр ущербности любой чистосердечный комплимент едва ли напоминал задуманное на выходе.# n p :  e l l i e   g o u l d i n g  –  t h e   w r i t e r

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

O N E R E P U B L I C  –  I   L I V E D
Казалось бы, Элайджа Грэм не был обделен ораторским талантом. Слова не пугали его, не отказывались подчиняться бегущим быстрей голоса мыслям, но в тон натирающему шею воротничку, даже они не желали помочь паникующему сознанию.
Он твердил себе: «Это ведь Трэйси. Вечно подтрунивающая тебя Трэйси, с которой ты можешь проспорить с час, который покажется парой минут. Вам ведь всегда есть о чём поговорить. Ну, же. Ну, же, Илай.» Однако стоило бесформенной идее зародиться в недрах скосившего парня слабоумия, как тотчас она становилась глупой, неуместной и совершенно не важной. Фразы так и оставались где-то в груди, сталкиваясь с барьером из нервов и растущего посекундно неуютного ощущения, и апогеем этих потуг подбитой лани стала едва слышная благодарность на резвое замечание МакМиллан по поводу его внешнего вида. Сказать по правде, он даже не смог в полной мере порадоваться удавшемуся эксперименту и выдохнуть с должным облегчением, что выглядел не глупо. Мрачнея и всё настойчивей мозоля плитку под ногами, Элайджа пытался прекратить этот истерический парад в его голове, и каждый раз терпел неудачу.
«В конце концов, понесу тебя на спине,» — он почти открыл рот, чтобы с самодовольным смешком отчеканить предложение, но так и не смог. Только и словил губами воздух, начиная злиться на собственную никчёмность. Да что с ним не так? Чёрт подери, с каких пор он не мог выдавить из себя ни звука, будто любой звук от него обязательно должен был стать адским скрежетом лезвием по стеклу. Ничего ведь не изменилось, и облачив себя в бросающийся в глаза наряд Трэйси МакМиллан не перестала быть суеверной трусихой, над которой он изредка беззлобно подшучивал. И всё же он не мог смотреть на неё, как всегда. Конечно, это случилось не сегодня, постепенно, с начала года Элайджа незаметно для себя перестал видеть в подруге бесполое существо, которое мог без задней мысли по-свойски хлопнуть по плечу. Но именно сегодня это стало безвозвратно очевидным.
С пробуждением, Илай. Трэйси МакМиллан вовсе не что-то среднее между двумя полами. Трэйси МакМиллан оказывается девушка. Да ещё и девушка, согласившаяся идти с тобой под руку на Святочный бал, пока ты старательно топишь её в потоках молчания. Илай, очнись. Илай!
— А? — ему словно плеснули в лицо прохладной водой, и от неожиданности Грэм встал как вкопанный, нахмурил брови и прямым взглядом уставился на свою спутницу. — Да, конечно. Всё в порядке. Почему? — без передышки протараторил юноша. Вероятно, не слишком убедительно, потому что в следующее мгновение Трэйси не пожала плечами с привычной ей беспечностью и не зашагала в сторону Большого Зала, продолжая спасать их от воцарившейся в беседе тишины.
Какой же он придурок. Надежда на то, что только он чувствовал витающее вокруг напряжение, разбилась о красочную сценку приезда тетушки Кэрол. Наверное, будь Элайджа в ином расположении духа, подобная картина бы в одно мгновение развеяла темную тучу над его макушкой, заставив громко рассмеяться. Увы, ничего подобного не произошло. На короткую секунду ему вдруг захотелось вспылить, отмахнуться от надуманной проблемы и сообщить, чтобы пытливый женский ум перестал воображать себе несуществующее. К счастью, здравомыслие победило, и Грэм вовремя осознал, что раздражался вовсе не из-за МакМиллан, а лишь из-за себя.
— Нет, ты всё не так, — и тут же замолк. Зажмурившись, Илай поморщил нос и тяжело выдохнул. Вот опять. Испуганными зайцами слова скрывались в кустах, всё сильней приближая парня к набитому сеном чучелу, не шибко богатому на словарный запас. А, может, он и сам боялся. Как пятилетний мальчишка не мог заставить себя выговорить правильный ответ перед доской, опасаясь реакции целого класса. Только вот перед ним не сидела комната пожирающего невысокую фигуру жадного внимания, перед ним стояла Трэйси МакМиллан, и отчего-то её неодобрение выглядело в сотни раз хуже издёвок до конца школьного года. Впрочем, были вещи и пострашней. Например, если бы улыбка пропала с лица девушки из-за него.
— У тебя опрятные ноги, — машинально смотря вниз, на одном дыхании выпаливает Грэм. — В смысле, я конечно их не вижу за туфлями, но уверен, что так оно и есть, — именно этого потока ереси он и боялся, тем не менее Элайджа не собирался останавливаться. — Ты, — сердце ударило так, что он чуть не подавился воздухом, — Ты хорошо выглядишь, — серьёзно? Вздохнув с особенным отчаянием, парень смирился с тем, что бежать было некуда, и лучше уж сказать корявую правду, чем продолжать дальше искать правильные выражения. — Так хорошо, что я, как видишь, забыл как разговаривать, — пряча глаза в собственных ботинках, он нервозно дернул рукава пиджака и тут же протараторил. — Боюсь представить сколько времени ты потратила перед зеркалом, — и добавляя чуть тише, — Скажи, что много. Мне будет не так обидно, — издавая короткий смешок под нос, Элайджа невольно прокрутил в голове последние часы страданий в попытках сделать себя хоть немного симпатичней, чем обычно. — Пойдём, а то опоздаем, — внезапно опомнившись, он спешно подхватил Трэйси под руку и, насколько возможно было с её обувью, заторопился в сторону Большого Зала, где собралась уже большая часть учеников.
Оказавшись в центре гула, Грэм почти успокоился. Когда на его глаза попалось с десяток пугающих выбором – как это называлось у волшебников – мантии студентов, он перестал напоминать себе хромую лошадь, которую всё ещё надеются загнать по выгодной цене. Он не имел ничего против хромых лошадей. Но только не рядом с Трэйси (к которой они так и липли).
— Смотри, профессор Снейп тоже пришел. Неужели он тоже будет танцевать? Как удивит нас канканом, — стоило парню хохотнуть, как учитель тут же дернул шеей в сторону Элайджи, заставив сердце упасть в глубокие недра ужаса, — Его уши повсюду что ли? — совсем тихо прошептал Грэм, наклонившись к волшебнице. Знакомый запах парфюма ударил в нос, и если не уже разогнавшийся пульс, он бы заметил как в животе настойчиво свело.
Он хотел сказать что-то ещё, но неожиданно стихший гул остановил мысль в зародыше. Закрытые до сих пор двери заскрипели, и в помещение вошло четыре пары, явно взволновавшие находящихся внутри. Элайджа тоже волновался, но вовсе не от потерянного лица Гарри Поттера или уверенного шага Флёр Делакур. Появление четвёрки означало скорейшее приближение момента, когда все выйдут в центр зала, и именно эта мысль приводила юношу в первобытный ужас. Не то что бы он не знал как танцевать и не потратил долгие часы на заучивание шагов, прячась от ехидных смешков приятелей, однако провернуть такое в одиночестве казалось ему куда проще, чем вместе с МакМиллан. А вдруг... Он не успел придумать ещё один катастрофический исход, как толпа студентов стала занимать места вокруг чемпионов с их парами. И ему не осталось ничего, как не оттягивать неизбежное.
— Мисс МакМиллан, — ухмыляясь и умирая где-то в душе, он театрально предложил руку девушке, — Изволите со мной потанцевать? — дурак. Впрочем, ей не привыкать.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

N O   T I R E D   S I G H S ,  N O   R O L L I N G   E Y E S ,  N O   I R O N Y
N O   ' W H O   C A R E S ' ,  N O   V A C A N T   S T A R E S ,  N O   T I M E   F O R   M E
Он совсем не замечал девушек вокруг. Или не хотел замечать. С приветливой улыбкой откланивался, убеждая случайную обеспокоенную спасительницу, что всё в порядке и ему не нужно сопровождение в больничное крыло. А затем дожидался когда слухи разнесут по Хогвартсу новую историю про разбитую бровь Элайджи Грэма и магическим образом призовут Трэйси с её кошмарными пластырями для детей дошкольного возраста. Впрочем, он мог морщить нос и корчиться от недовольства сколько угодно, не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что его вовсе не раздражали подобные проявления заботы. Иначе стал бы он расхаживать с зебрами на лбу, рискуя услышать ещё сотню остроумных шуток?
И он всё ещё не замечал девушек. Замечал МакМиллан, но благополучно вычёркивал половую принадлежность как факт, явно не поспевая за подругой в интересе к противоположному полу. Она вздыхала, волновалась и расписывала прекрасную личность очередного вора девичьего сердца, а Элайджа лишь флегматично растекался щекой по ладони, стараясь не злиться, что какой-то петух рискует урезать свободное время девушки. Зачем вообще об этом думать в таком возрасте? Неужели она правда верит, что вот он – избранник её жизни, а если нет, тогда на кой чёрт тратить на него время? И среди потока негодования, он совсем не обращал внимания на настойчивое отторжение одной мысли, где ему бы пришлось наблюдать кого-нибудь из списка «любви на века» действительно целую вечность.
Он ведь и сам, сломавшись под натиском всеобщего помешательства, решил проверить не пропускает ли нечто удивительное в радостях современного подростка. Не пропускал. У соседской дочери были красивые волосы, звонкий смех и, кажется, биполярное расстройство наперевес с синдромом дифицита внимания. Иначе как объяснить это обсессивное желание висеть на его плече каждую свободную секунду и обижаться на любую попытку растопить строительный клей, связавший их воедино? В моменты глубочайшего отчаяния он вспоминал о Трэйси. Весёлой, не надоедливой Трэйси, клеящей пластыри и готовой смеяться над его шутками, не потому что об этом было сказано в справочнике «что делать, когда встречаешься с парнем». И почему девушки, с которыми он общался, не могли хоть немного походить на неё? Может, потому что их не звали Трэйси МакМиллан? Но, вероятно, для недалекого в сердечных вопросах Элайджи подобное умозаключение оставалось под занавесом тайны.
Впрочем, остальные весьма очевидные факты не ускользали от его внимания. Например, что упрекающий смех за комментарий о мрачном профессоре вызывал в нём гораздо больше чувства гордости, чем самый зычный приступ хохота у любой его знакомой. Что никому бы не пошло красное платье так, как МакМиллан. И что, признаться честно, вряд ли он когда-нибудь в своей жизни так сильно волновался, боясь показаться глупым в глазах Трэйси, хотя, казалось бы, делал это постоянно.
— Мистер Грэм, — он повторил негромким голосом, разве что не выпятив грудь вперёд. По крайней мере, к нему постепенно возвращалась способность говорить. Стараясь соответствовать статусному обращению, он театрально изобразил «Мистера Грэма» и повёл их на танцпол, надеясь не подавиться лишним органом по пути. Или когда Трэйси оказалась напротив, и вся Вселенная подсказывала, что рука должна болтаться не отмершей частью сбоку, а лежать на талии. А потом ещё пару раз: пересекшись взглядами, заметив удивлённую улыбку и каким-то чудом не забыв в какую сторону перебирать ногами. Интересно, она намеренно оставила Элайджу наедине с сигналом бедствия в голове, не перебив его ни единой колкой фразой о внезапных способностях? Так или иначе, он был бесконечно и молчаливо благодарен.
— Что за... — тут же сощурившись и расплывшись в ухмылке, он наконец смог сделать короткий глоток воздуха, когда первый танец был закончен, — Удивлённый тон? — заигравшая вновь музыка не дала продолжить фразу. Шагнув навстречу Трэйси, он сжал губы, стараясь сдержать довольную собой улыбку, а затем переборол ужас перед повторным коротким замыканием в голове и наклонился к уху МакМиллан, — Мне же надо как-то соответствовать, — ненадолго пересекаясь взглядами, он почти разучился танцевать. К счастью, пронесло.
Несмотря на то, что это было сказано в шутливом тоне, ему и впрямь иногда казалось – волшебница зря тратила на него время. Элайджа так и не отделался от ощущения, словно он не перестал быть странным мальчиком из лодки, смотрящим на всё наивными широкими глазами, вызывающими скорее жалость, чем симпатию. Как бы он ни старался игнорировать своё бестолковое клеймо, так или иначе, они всё ещё были противоположными полюсами в мире, где чистота крови имела значение. И он мог нацепить на себя самый неудобный костюм, мог потратить бесчисленное количество часов, заучивая шаги, Трэйси бы никогда не увидела в нём что-то большее, чем друга-проблему с большими пробелами в волшебном воспитании. Стоп, что?
Вероятно, когда девушка заговорила о еде, на неё смотрело самое недоумевающее лицо, которое ей доводилось наблюдать. Но едва ли предложение поесть могло вызвать в Грэме столько растерянности. Другое дело, незначительная мысль промелькнувшая задним фоном мгновениями раньше, от которой он постарался избавиться как можно скорей, тряхнув головой.
— Да, конечно, идём, — словно просыпаясь от короткого забвения, юноша тут же направился в сторону столов. Секунда на переработку информации. — Что ты сказала? — на этот раз недоумение походило больше на глубокую оскорбленность услышанным. — Вы сумасшедшие девушки, чем вы вообще думаете! — нет, это был не вопрос, и скорость их движения возрасла в несколько раз, пока не достигла своей цели – столов. — Садись, ешь и не вставай. И не смотри на меня своими голубыми глазами! Вроде ведь не глупенькая, а глупенькая! — гневно отодвинув стул для Трэйси, он с не меньшим негодованием дождался, пока она сядет, и плюхнулся рядом. — Посадишь себе желудок, а потом что? Будешь тыквенными супами до конца своих дней питаться? — скрестив руки на груди, Илай многозначительно дёрнул бровями, а затем покачал головой и тихо рассмеялся. — Нет, ну, правда. Тебе-то зачем было волноваться? — словно она когда-либо выглядела недостаточно красиво и опрятно, — Разве что только за свои туфли, но я ведь пообещал, что пощажу их! И сдержал обещание, между прочим! — наигранно качая головой в разочаровании, он потянулся к первому подвернувшемуся под руку блюду и моментально осознал, что не может запихнуть в себя ни куска. — Такого ты обо мне мнения, — сощурившись на девушку, он взял вилку и ковырнул содержимое тарелки. Лучше бы синдром Трэйси МакМиллан случился с ним утром или днём, когда проблем с вместительностью желудка не было и в помине. Сейчас же там едва хватало места огромному клубу нервов, не желающему последовать примеру проблем с речевым аппаратом и испариться.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Убрать из уравнения Трэйси МакМиллан, и можно было бы с лёгкостью заявить: юноша не испытывал препятствий в общении. С противоположным полом в том числе. Верится с трудом, однако Илаю не составляло труда согласиться с чересчур истеричной особой или заметить смену причёски соседки по парте, учитывая, что он не был обделён внимательностью, изредка граничащей с мелочным педантизмом. Тем не менее, стоило Трэйс появиться на горизонте, и склонная к самоанализу личность гибла смертью храбрых, отдавая штурвал нездоровым реакциям подросткового максимализма.
Если они спорили, Элайджа Грэм пускался во все тяжкие, будто от исхода зависела судьба Вселенной. Если Трэйси подшучивала над ним, он отвечал ей до тех пор, пока кто-нибудь не оскорблялся и не ходил надутый до Второго пришествия (нетрудно догадаться кто же это был). Нередко ситуации доходили до абсурда: чего только стоит недавняя попытка пригласить девушку на Святочный Бал. И всё же рано или поздно парень успокаивался, сталкиваясь с последствиями эмоционального недержания.
Он бы хотел вести себя иначе, но просто-напросто не мог. Ему было важно её мнение, и когда они не совпадали, Грэму начинало казаться, будто проблема в нём, будто он какой-то не такой, и оттого он злился всё сильней. Илай мог отрицать сколько угодно, но в глубине души прекрасно понимал: сплетни, от которых он так настойчиво отмахивался, зачастую задевали его, рождая доброкачественную почву для комплексов. А получала за это Трэйси, пусть и ненарочно.
Но только не сегодня. Ещё свежо было воспоминание о том, как МакМиллан сравнивала себя с неповоротливой тёткой. И всё благодаря нему. Элайджа даже пообещал себе, что не станет никак реагировать, если хаффлпаффка умудрится сказать какую-нибудь глупость, способную разжечь праведный костёр в ранимой душе. Главное, не забывать повторять себе, что Трэйси вовсе не считает его убогим, как некоторая часть студентов со Слизерина.
— Я же не думал, что всё настолько запущено, — впрочем, как только просьба поесть выполняется, Илай перестаёт хмурить брови и смягчается, явно довольный послушанием душевнобольной. Он замолкает, мешкая с фразой, которую хочет сказать. — Ты и так красивая, Трэйси. И глупенькая, если мне не веришь, — ненарочно бормочет чуть тише, боясь показаться глупым или, чего хуже, тем самым несчастным влюблённым, о котором судачили главные болтуны школы. Она ведь не решит, что это он так пытается сместить их отношения с мёртвой дружеской точки? Как только мысль достигает пункта осознания, Грэм тут же переключается на рассматривание декораций, не желая потакать поражённому неизвестной хворью мозгу.
Голос подруги внезапно возвращает его из тёмных областей подсознания обратно в Большой зал. От неожиданности юноша вздёргивает бровями, на автомате собирается возразить, но когда опускает глаза в пустую тарелку, побеждённо вздыхает.
— Вдруг я тоже хочу быть красивой, тебе не приходит это в голову, а? Или сказки у нас только для Трэйси МакМиллан? — конечно же, он шутит. Оттого самодовольно ухмыляется, и тем не менее не противится предложению что-нибудь съесть. Говорят, некоторым помогает заедать стресс. Кто знает, быть может, он всё это время жил в неведении о действенном способе перестать нести чушь в обществе волшебницы. — Ладно-ладно, ты и без того в больничном крыле за постоянного посетителя, — и дело было вовсе не в том, что девушка страдала чрезмерной неаккуратностью или могла пожаловаться на плохую карму. Чаще всего она неслась со злосчастными пластырями к своему не шибко мирному другу, спасать его от скучных дней без шуточек ребят с его факультета. И он не сомневался, что она нашла бы способ прилепить это проклятье хоть куда-нибудь, даже если бы у него была язва желудка.
Стоило мясному пирогу провалиться внутрь, как он тут же осознал насколько был голоден. В отличие от женского населения, Элайджа не понимал каким образом можно не есть весь день. Достаточно несколько часов без куска во рту, и характерное урчание было обеспечено, потому парень так погрузился в процесс «попробуй всё», что не заметил как угроза оказалась на расстоянии вытянутой руки.
Краем уха он слышит как хорошо знакомый голос обращается к МакМиллан, мгновенно разворачиваясь в сторону раздражителя. Честное слово, если бы не данное самому себе обещание, он бы не мешкая шлёпнул по протянутой ладони и сказал с кем и где ему танцевать. Вместо этого Илай упорно молчит, делая глубокий вдох. В конце концов, кто они друг другу, чтобы он имел право возмущаться.
Трэйси молчит, и, кажется, его сердце тоже замирает, боясь подать хоть какие-то признаки жизни. Трэйси поднимает руку, и Грэм вытягивается по струнке, чувствуя как кардиограмма превращается в предсмертный рисунок. Всё ему понятно...
Стоп. Что понятно? Он не сразу осознаёт где и как лежит её ладонь, машинально сжимая её в собственной. Пару секунд растерянно моргает, уставившись на подругу, и не успевает закрыть рот, принявшийся существовать отдельно от него.
— Ты не обязана танцевать только со мной, — пускай он говорит одно, Илай разжимает пальцы только когда девушка вытаскивает их самостоятельно, стушевываясь и принимаясь мозолить узор на скатерти. Ему требуется с минуту, чтобы усмирить разогнавшийся пульс, а когда он приходит в себя и тянется за пуншем, то сталкивается с весьма интересной новостью. Его пунш магическим образом больше не его.
— Эй! — увы, у него даже не получается возмутиться достаточно правдоподобно. Элайджа издаёт приглушённый смешок и поднимается с места. — Попросить уже не вариант, воровка пуншей? — театрально покачивая головой, он вылавливает поднос с напитками, снующий между людьми, и шагает в его сторону, пользуясь коротким мгновением, чтобы восстановить утерянный внутренний баланс.
Она только что отказалась танцевать со своим приятелем из-за него? Вместо того, чтобы вернуть привычную бледность, щёки вспыхивают ещё сильней, заставляя юношу мешкать с возвращением. Илай вовремя вспоминает, что вокруг ещё с десяток таких вот желающих украсть его партнёршу по танцам, и вряд ли она будет столь категоричной, если его не окажется рядом. В течении следующих десяти секунд напиток опускается перед носом Трэйси, а следом за ним и Грэм занимает свой стул, светясь хуже новогодних гирлянд, которыми любили увешивать свои дома маггловские семьи.
— Раз уж на то пошло, то чувствую своей обязанностью танцевать с тобой, пока ты ходить не сможешь, — он вздергивает бровями с угрозой, широко улыбаясь. Если бы он был не таким горделивым, обязательно бы сказал, что благодарен девушке за её поступок. Увы, Элайджа Грэм умел говорить спасибо только угловатыми намёками. — Видела? Там снег за окном пошёл, — он оживлённо дергает шеей в сторону окон, а затем тут же добавляет, — Можем потом подняться в Астрономическую башню. Я захвачу укулеле и, так уж и быть, спою тебе какую-нибудь рождественскую песню, популярную среди магглов, — незаметно для себя, Илай забывает о ворохе сомнений, следующих за ним по пятам. А требовалось-то. Всего лишь почувствовать, словно хотя бы на короткий вечер он был единственным человеком, с которымТрэйси МакМиллан хотела находиться рядом.
P L E A S E ,  T A K E   M Y   H A N D ,  W E ' R E   I N   F O R E I G N   L A N D
A S   W E   T R A V E L   T H R O U G H   S N O W
T O G E T H E R   W E   G O .

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Он не казался себе ни интересным, ни особенным, ни уж тем более замечательным, и оттого всякий раз удивлялся, когда Трэйси принималась восторженно причитать от его «талантов». Это касалось и маггловских технологических прогрессов. Большинство волшебников не придавали им значения и не падали в обмороки, стоило кассетному плееру появиться на горизонте. Большинство, но только не Трэйси МакМиллан. Она была готова хлопать в ладоши от самых посредственных – с точки зрения Элайджи – вещей и слушала о них с таким интересом, будто бы он рассказывал о проблемах мирового масштаба, а не о принципе работы микроволновой печи. Тем не менее если увлечение изобретениями тех, кого природа обделила магией, ещё укладывалось в черепной коробке юноши, то дикие визги по поводу игры на укулеле встречались с толстой стеной непонимания. Это ведь... обычная гавайская гитара, и если бы девушка задалась целью, то смогла бы беспрепятственно играть на ней также хорошо в течение нескольких месяцев. И голос у неё был чудесный, гораздо мелодичней и мягче, чем его собственный. Однако кричала, как потерпевшая, она почему-то когда пел именно он. Хотелось спросить: «Да что с тобой не так?» — однако, к счастью, Илай догадывался, что подобный вопрос может случайно спровоцировать конец света. И потому молчал. Поражался и молчал.
Например, прямо сейчас. Он предложил спеть ей с отрешённой непосредственностью, совершенно не ожидая второго взрыва, от которого зародилась Вселенная. В первую секунду, когда МакМиллан подлетела со стула, как в попу ужаленная, он даже решил, что сказал что-то не то или её действительно укусила какая-то страшная невидимая тварь, о которой он ещё не успел узнать за все эти годы. Как бы не так. Она подрывается, говорит что-то быстрей, чем он может понять, и в процессе пытается умереть, отчего парень вскакивает следом, игнорируя поток очередного безумия.
— Мерлин, Трэйс! Осторожней! — на автомате он тянется к её плечу, как это делают все не очень смышлёные люди, считающие свои прикосновения целительными. Кого бы это волновало. Кажется, если бы у неё отвалилась нога, Трэйси бы всё равно продолжила верещать, что им стоит немедленно послушать бренчание Илая. Всего лишь нога. Не то что выдающиеся музыкальные способности Элайджи Грэма. Ему никогда не понять эту сумасшедшую. — Трэйс! Трэйси! — она дергает его из-за стола, и он дёргается, смиряясь с бесполезностью каких-либо действий, противоречащих взятому курсу. — Сильно ударилась? — бормочет, постепенно равняясь с ней скоростью. Судя по настойчивому шагу напролом – не очень. Он вздыхает и ещё раз смиряется. Этой голове ничем не помочь.
Впрочем, следующее заявление он не оставляет без внимания. Продолжая спешно перебирать ботинками (иначе вдруг не успеют), Элайджа задирает брови, уставляется на Трэйси и мозолит её воодушевлённое происходящим лицо, выражая искреннее недоумение. Заслужила? Играть каждый день? А раньше она этого не могла сказать? Не сдержавшись, он издаёт громкий смешок и давится наплывающим желанием согнуться пополам на протяжении нескольких ступеней.
— У тебя всё хорошо? — интересуется, не сдерживая улыбки. Пускай он никогда не вникнет в тайны нездорового сознания Трэйси МакМиллан, считающей, что игру на укулеле надо заслужить, подобные её заявления всегда умиляли Элайджу. В такие моменты ему начинало казаться, словно он выделялся из серой массы в глазах Трэйси и она общалась с ним не из-за того, что так сложились обстоятельства, а потому что, может быть, он самую малость выигрывал у большинства её приятелей. (У того, которому она отказала в танце, уж точно.) — Вот уж заслужила так заслужила. Сказала бы раньше, я бы играл тебе хоть каждый день, если тебе это так нравится. Делов-то, — успокаиваясь, он пожимает плечами и продолжает тянуть уголки губ вверх. А затем замолкает и врезается взглядом в собственную ладонь. Ту самую, которая всё ещё находилась в ладони волшебницы, несмотря на то, что он вполне мог передвигаться самостоятельно, а Трэйси с её рвущейся в Астрономическую башню прытью не производила впечатление не умеющей передвигаться на каблуках. И он не нашёл ничего лучше, как сделать вид, будто так и должно быть. И никто не хочет умереть. Каждый день так ходят ведь.
Чтобы прекратить прожигать дырку в занявшем все мысли жесте, Илай принялся изучать пол, беззвучно продвигаясь в сторону гостиной орлов. И, вероятно бы, пал жертвой своего же внутреннего голоса, если бы в следующее мгновение не различил несвойственные здоровой коже красные пятна в области ног девушки. А если быть более точным, там, где заканчивались туфли.
Парень было открыл рот, чтобы тотчас возмутиться по поводу неудачной обуви, но, ведомый озарением из вне, промолчал. Ведь она бы не стала терпеть, пока у неё появятся мозоли без веской причины. Не стала бы морить себя голодом и так волноваться о том, что он не оценил её наряд по достоинству. Хмыкнув себе под нос, юноша покачал головой. Всему виной это бесполезное «как в сказке», «хочу быть красивой» и ещё куча женских заскоков, без которых жизнь была бы куда беззаботней. Если она могла кого-то этим впечатлить, то они остались в Большом зале, потому что Элайджу Грэма волновало её удобство куда больше, чем модное орудие для пыток. Только вот Илай не мог ничего ей сказать, потому что не хотел расстраивать. Что вовсе не означало его капитуляцию в борьбе со зловещими каблуками.
— Заходи со мной, подождёшь в гостиной, пока я поднимусь за укулеле, — погрузившись в разработку хитрого плана, он даже забывает про то, как собирался отойти в мир иной минутой раньше, и отпускает руку МакМиллан. Без особых усилий Грэм отвечает на загадку стража, и пропускает девушку вперёд, добавляя, — Посиди пока на диване, — иначе он сломает ей что-нибудь, и тогда ей точно придётся снять чёртовы туфли.
В театральной спешке он дёргается в сторону лестницы, но сбавляет обороты, стоит ему оказаться вне поля зрения хаффлпаффки. Ведь если она пригреется к дивану, тогда не придётся никуда идти и усугублять состояние её ни в чём неповинных ног. Поиски гавайской гитары, несмотря на то, что он прекрасно знает о её местоположении, тоже затягиваются на ощутимый период. С разгоном ленивца пенсионного возраста Илай поднимает подушку, одеяло, открывает чемодан. А вдруг он положил её именно туда, а вовсе не на привычное место в шкафу? В процессе он натыкается на небольшой свёрток, засовывает его в карман пиджака (пардон, парадной мантии) и наконец вытаскивает искомый предмет, полагая, что МакМиллан уже срослась с мягкими подушками в гостиной. Быстро сбегая обратно, он встаёт посередине непривычно пустого зала и, мысленно скрестив пальцы, интересуется: «Знаешь, мы можем и тут остаться. Всё равно никого нет.»
Некоторые выражения лиц говорят сами за себя. И то, что видит Илай, намекает достаточно толсто, что даже такой пень как он понимает: нет, они идут в Астрономическую башню. А если бы не могли идти, то обязательно бы поползли. Но вот загвоздка: он всё ещё не собирается сдаваться. И где-то между гневными тирадами сознания загорается лампочка светлой идеи, которую бы, в любом другом случае, Грэм отвергнул.
— Ну, ладно! Идём. Только... стой! Не двигайся, у тебя там что-то под ногами блестит, — он оказывается у подножья дивана так быстро, как только может. Нагибается прямо у ног девушки, изображая поиски несуществующей пуговицы или брошки. Раз. Два. Три-и-и... в следующий миг Грэм закидывает гитару под руку, хватается обеими ладонями за туфли и сдергивает их. — Теперь можно идти! — вырывается воплем, пока Элайджа принимается удирать, смеяться и задыхаться одновременно. В ребяческой истерике он бежит в конечную точку, представляя себе, как разгневанная Трэйси следует за ним по пятам, тряся воображаемой поварёшкой в воздухе и угрожая настучать по его тупой бошке. Ну и ладно. Ну и пусть. Зато она не будет хромать всю неделю.
Он добегает до их привычного места, оборачивается назад, вслушивается в звуки... Кажется, кто-то несся так, что потерял свою жертву на половине пути. Всё ещё хихикая, как в детском саду, юноша закидывает туфли на подоконник, снимает с себя пиджак, сетуя на то, что забыл захватить подушку, и встаёт в выжидающую позу победителя. В конце концов, если Трэйси не оценит его изобретательности, заиграет на укулеле завидев разъярённую самку богомола издалека. Авось, пронесёт.
— Как твои ноги? — кричит, стоит ей появиться в конце коридора. Грэм закусывает губу, чувствуя, что быть беде, но не выдерживает и складывается пополам, принимаясь хохотать. — Я буду играть тебе каждый день, только не убивай! — всё ещё не справляясь с выходящими за края эмоциями, выставляет руки впереди себя в жесте «сдаюсь». — Ты бы ведь их не сняла! — он отшатывается назад, не успокаиваясь. — Я же тебя знаю! — этому человеку уже ничем не помочь.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

И как только она мирилась с его выходками? Большинство девушек, которых знал Элайджа, никогда бы не сдвинулись с места, дожидаясь пока обезумевший юноша усмирит взыгравшее в не требующих озвучивания местах детство и вернётся с украденным предметом, готовый класть голову на плаху. В лучшем случае, они бы отправились следом, втаптывая тяжесть обиды в ступеньки, чтобы красноречиво выдернуть личную вещь из рук и стукнуть ей как следует по пустой голове. Не более.
Большинство, но не Трэйси МакМиллан. У неё словно был выработанный сквозь года иммунитет к безумным идеям, которые порождала нездоровая фантазия Грэма. Иначе как объяснить, что она до сих пор разговаривала с ним, как с нормальным человеком, а не кандидатом на госпитализацию в Св. Мунго?
Она была красная и растрепавшаяся от совершённого спринта и смеха, который Илай слышал за спиной, пока не убежал слишком далеко, и, кажется, он не видел ничего милей. Он явно странный. Потому что как бы МакМиллан старалась, чтобы все ахнули от её сидящего по фигуре платья и каблуков-палачей, босой и потерявшей ауру девочки, сошедшей с обложки журнала, она нравилась ему куда больше. Наверное, потому что в таком виде казалась чуть ближе к простым смертным, вроде Элайджи Грэма, отчаянно борющегося с душащим его воротничком рубашки.
Впрочем, в следующую секунду мирские проблемы уходят на задний план. Юноша перестаёт махать руками в разные стороны и вести себя неадекватно, будто сейчас Трэйси отдышится и тогда уж точно отправит его на тот свет. В один момент, все эмоции успокаиваются в единое чувство тихой паники, когда девушка стукается лбом об его грудь, а Элайджа забывает как дышать. Интересно, если сконцентрировать своё внимание, то будет слышно, как его сердце пытается вылезти наружу, или даже прислушиваться не надо? Остаётся надеяться, что оправдание в виде плохой физической подготовки будет воспринято не чёрной ложью. Если оно потребуется, разумеется.
— А то я тебя не знаю, — он бормочет под нос, слабо понимая куда девать внезапно лишние здесь руки. Положить на плечи? Талию? (Ещё чего.) Так и оставить в зависшем в воздухе состоянии? Резко выброситься в окно и отказываться отвечать на какие-либо вопросы без присутствия адвоката? К счастью, проблема решается раньше, чем Илай совершает что-нибудь не вписывающееся в рамки нормальности здравомыслящих людей.
— Думаю, что не застывшая фигурка МакМиллан более чем устроит меня, — после того, что он сделал, могло показаться иначе, но Элайджа не был садистом. Тем более, всё было ради её же блага. Какая разница, что способ он выбрал весьма... эксцентричный. А вот пользы в том, чтобы до смерти заморозить девушку он не видел.
Трэйси покидает опасную зону (читать: зону слышимости разогнавшегося пулься), и Илай выдыхает с облегчением, что ему не грозит ни физической, ни моральной расправы. Он одергивает потерявшую первоначальный вид рубашку, подходит к подоконнику и принимается отбивать негромкий ритм носком ботинка, влепляясь лбом в ледяную ставню и принимаясь изображать увлечение происходящим за окном. Боковым взглядом Грэм замечает босую ногу и, не справляясь с не желавшим покидать его ребячеством, невзначай тыкает её в пятку несколько раз. Пятка пытается сбежать, и лицо Элайджи тотчас загорается привычным ему самодовольным паскудством. Кажется, он мог докапываться до Трэйс таким образом день и ночь. Только вряд ли бы она оценила по достоинству подобное внимание.
— Не знал что ты боишься щекотки, — отпрыгивая в бок, чтобы не получить по зубам, ехидно хихикает в кулак. — Всё-всё, не буду я трогать твои ноги! Всего-то проверил, — на всякий случай поднимая ладони в знаке капитуляции, аккуратно возвращается на законное место. Не дай Бог она нацепит обратно эти два красных проклятья, стоящих в стороне. Вот уж чего он точно не добивался.
Она замолкает, и Илай замолкает вместе с ней, постепенно переводя взгляд с улицы на Трэйси. Пользуясь моментом, он приглядывается к рыжим волосам и теряющему яркий румянец лицу, словно ожидая какого-то озарения, но кроме того, что рубашка начинает стягивать с новой силой, ничего не происходит. Интересно, она когда-нибудь вдумывалась во все слухи, которые ходили о них в школе? Например, о том, что некоторые подозревали их в тайных отношениях? От этой мысли парень нервно отворачивается, снова утыкаясь в окно. Глупости какие. Она бы не стала даже думать об этом. Это ведь было бы... очень странно? Для друзей?
— М? — Грэм перестаёт хмуриться и тут же оборачивается на голос МакМиллан, не сразу переваривая прозвучавший вопрос. — Да, конечно, — он стопорится пару мгновений, дёргает бровями и отбрасывает светлую мысль сесть совсем рядом с девушкой, подсознательно выбирая более безопасное расстояние напротив. Спешным рывком он запрыгивает пятой точкой на каменную плитку, быстро понимая, что ноги Трэйси находятся прямо на ней и ждут своего часа, когда смогут отправить её в больничное крыло. Он елозит на месте, пока не упирается спиной в стену, а затем прогибается вперёд и хватает лодыжки подруги, перемещая её ступни себе на ботинки. — Заболеешь! — мгновенно чеканит, предупреждая особо истеричных, что никто не собирался щекотать их снова, — Мама тебе в детстве не говорила? — откидываясь обратно, Илай сжимает губы в наигранной осуждающей гримасе и тянется к ненадолго забытому инструменту, подтягиивая его к груди. Словно так и должно быть. Словно не трогал он никого за ноги.
— Что бы тебе такое сыграть... — волшебник морщит нос, отворачиваясь, — Знаю! — оживляясь и тут же сосредотачиваясь, будто давал концерт на главной арене Лондона, он дотрагивается пальцами до струн и добавляет, — Если бы ты оказалась у нас, услышала бы её в любом магазине, — Элайджа коротко улыбается, а затем начинает тихо играть знакомые всем магглам аккорды «Let It Snow», которые, действительно, звучали на каждом шагу. Он вспоминает песни одну за другой, то и дело захламляя голову Трэйси совершенно ненужными фактами о них и о группах, популярных среди населения столицы Великобритании. Он даже умудряется вспомнить о «The Beatles», повздыхать о трагичной судьбе Джонна Леннона и о том, сколько они пропустили, не побывав на их концерте. Она же продолжает слушать, опять всем своим видом показывая, что все эти рассказы – нечто по-настоящему интересное.
— ...ты не представляешь, что ты пропускаешь! Побывай ты хоть раз на концерте, тебе бы перестала нравиться музыка в моём исполнении, — негромкий смешок, следом за которым Грэм откладывает укулеле в сторону и устремляет свой взгляд на хаффлпаффку. — Ну, или хотя бы, на выступлении ребят из моей маггловской школы. Они играют в местных пабах, похожих на «Три Метлы» в Хогсмиде. Они не очень популярные, хоть и талантливые. Владельцы знают их с детства и охотно пускают на сцену. А летом они даже меня с собой берут, когда есть время репетировать, — он неожиданно замолкает и опускает глаза на подоконник. Элайджа сводит брови вместе, закусывает нижнюю губу и молчит, пытаясь понять, стоит ли озвучивать зародившуюся в его голове идею. — Слушай, — мгновенно поднимая голову, парень кладёт локти себе на колени и падает подбородком на импровизированную подставку, — Мои родители недавно писали мне, что закончат гостевую комнату к окончанию учебного года, — он делает недолгую паузу в надежде разглядеть какую-нибудь микроэмоцию, которая сможет ему подсказать стоит ли заткнуться или продолжать. Увы, ничего. Илай опускает одну руку, принимается ковырять камень ногтём и, наконец собравшись с храбростью, продолжает, — Не хочешь... — ковыряние набирает обороты, а хмурости его лица можно уже выдавать призовое место, — Погостить у меня этим летом? Посмотришь на маггловский мир своими глазами, а не с моих рассказов. И концерт какой-нибудь увидишь, — он хочет поднять глаза, но не может, так и замирая с ногтём, пытающимся проделать дырку в подоконнике. А то вдруг он посмотрит на Трэйси, а она там корчит страдальческие гримасы, не зная как вежливо отказаться от заманчивого предложения.
— Это я так. Просто, — всё ещё бубня куда-то в сторону, даёт пути к отступлению. Так. Просто. На всякий случай.
only you ever make me care, cause only you ever made me dare
so wherever you go, i'm your shadow

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule