Элайджа практически не спал этой ночью. Бесполезно мозолил потолок, прислушиваясь к мирным шорохам спящего дома, словно оттягивая момент, когда настанет утро. Ещё неделю назад приезд Трэйси казался странным воспоминанием, имевшим место во снах воспалённого воображения, но стоило отсчёту пойти на часы, как слоновье спокойствие сменилось яркими картинками весомых причин для беспокойства.
Она ведь слышала о мире магглов только с уст учителей Хогвартса и его рассказов. Трэйси МакМиллан не имела ни малейшего понятия о том, какой была его семья, и это пугало. Он уже давно привык к резким выпадам отца в сторону магического мира, в котором мужчина ни капли не смыслил, и практически не обижался, когда тот обрывал школьные истории за ужином. К его удивлению, известие о приезде настоящей (как отозвался глава семейства) волшебницы было принято с несвойственной лёгкостью, однако не давало гарантии на то, что он не умудрится выпалить бестактную глупость, не подумав. И Трэйси только и останется, что решить, словно они необразованные выходцы из леса, неспособные принять существование другого мира. Кто захочет иметь друга с такой семьей?
Впрочем, завтраки за одним столом с его родственниками были не самой страшной частью аттракциона. Выстроившийся парад друзей, яро рвущийся познакомиться с кем-то из странной школы, письма в которую проходили лишь через руки родителей Грэма, настораживал куда больше. Они были славные ребята. С дворовыми замашками, но славные. И сколько бы Илай не просил их повременить со списком всевозможных вопросов, юноша прекрасно понимал – пропащее дело. Стоит только Трэйси переступить через порог их паба, как на рыжеволосую макушку посыпется град теорий и предположений, на которые Элайджа не очень-то любил обращать внимание. Разве не весомая причина сбежать в ночи обратно в Хогсмид, где нет оравы безумных магглов, требующих твоего общества?
Но хуже всего были косые взгляды матери и брата. Ещё за пару недель до приезда МакМиллан он удостаивался ежедневных шуток по поводу того, что в их доме собиралась появиться девочка. Девочка, которую Илай гордо называл подругой и морщил нос, рявкая, стоило кому-то предположить, что их могло связывать что-то большее. Конечно же нет. И то, что она – его единственный гость за всё время обучения в Хогвартсе, абсолютно ничего не значило. Им запросто мог оказаться кто угодно, хоть и оказалась почему-то Трэйси. «Простая случайность,» — как сказал бы вам парень, совершая спешный побег в свою комнату подальше от вас.
«Это очень плохая идея,» — сквозь рассеивающийся сон под восторженные возгласы брата эта мысль звучала громче всей Вселенной. И чем невыносимей становилось оживление в доме, тем неизбежней виделась катастрофа. Снующие, копошащиеся родители. Совершенно ненужное праздничное настроение в стенах гостиной и явные намёки на невроз у Элайджи Грэма. Он ведь не собирался волноваться. Множество раз проговорил в своей бестолковой голове, что не происходило ничего сверхъестественного и поводов умирать у него явно не было. Увы. Он случайно вычел из уравнения свою семью и их раздражающую манеру накалять атмосферу ежесекундными уточнениями времени прибытия поезда, количества бензина в баке и предложениями оказаться на вокзале всей четой.
— Мам, ма-а-ам! Не надо ехать со мной, я справлюсь, — дёргая ключи от старенького пикапа с журнального столика, Илай изобразил что-то среднее между испепеляющим взглядом и последним вздохом раненого лебедя, выскакивая из собственного дома, словно тот горел праведным огнём. — Буду через два часа. Пока! — и прежде чем в голову женщины пришло ещё какое-нибудь незаменимое предложение, дверь захлопнулась, а юноша оказался в гараже быстрее, чем если бы умел трансгрессировать.
— Мерлин, — на выдохе шепотом наконец-то находясь в одиночестве. Стискивая руль покрепче, он мотнул головой в глупой надежде, что сможет вытряхнуть из себя беспокойство, застрявшее посреди горла и не дающее спокойно дышать с прошлой ночи. Но с тех пор, как они сходили на этот проклятый бал, это выходило всё хуже и хуже. То и дело перед его глазами вставала сценка из того вечера, заполняя сознание совершенно лишними там мыслями. Вот Трэйси складывает на него голову. Вот он начинает играть по её просьбе. Вот сердце Элайджи Грэма прекращает свой привычный ход – удивительно, что не останавливается – и не отдавая себе в этом отсчёта, он надеется на то, что время внезапно встанет на его сторону и не будет торопиться к полночи в привычном ритме. Наверное, оттого его так сильно раздражают ехидные замечания матери. Потому что стрелка часов не замедляет свой бег. Ни в тот вечер, ни потом.
Он оказывается на Кингс Кроссе на полчаса раньше положенного – лучше так, чем рисковать привести за собой табор Грэмов. Одного будет вполне достаточно.
Стараясь не обращать внимания на стойкое ощущение дежа вю, Элайджа находит достаточно отдалённую от путей стену, принимаясь мозолить пропадающий в арке поворот, из которого приезжает поезд из Хогсмида. Будто издеваясь и испытывая его стрелка задерживается между делениями циферблата, превращая тридцать минут в несколько бесконечных часов. Колесо обозрения. Музеи. Темза. Зачастую набитый до краёв бар на углу широкого перекрёстка в десяти минутах от дома. И снова по кругу юноша перечисляет выверенный по дням маршрут, стараясь отыскать в нём пробоину, которая утянет на дно этот Титаник.
«Всё в порядке,» — беззвучно проговаривает одними губами, стараясь обуздать силу самоубеждения.
«Всё не в порядке,» — прилетает следом, стоит осколкам гальки затрещать на рельсах, оглашая приближение поезда. Проникновенный звук тормозов заполняет весь вокзал, и вместе с барабанными перепонками Илай теряет парочку душевных струн, не перенесших напряжения. Парень дергается навстречу вагонам. Останавливается. Вновь дёргается. Он повторяет невнятные движения несколько раз, прежде чем его взгляд не фокусируется на рыжей точке где-то в начале толпы. Практически одним рывком он дёргается в нужном направлении, словно проведи МакМиллан пару лишних секунд в одиночестве, и она навсегда потеряется в пугающей паутине Лондона.
— Трэйс! — возглас достойный десятилетнего мальчишки, получившего приставку на Рождество. Подлетая к девушке с улыбкой шире, чем экватор, Элайджа делает шаг вперёд, чтобы обнять волшебницу... и моментально забирает чемодан, передумывая где-то посередине. Это ведь странно? Обниматься при каждом удобном поводе? — Дай помогу, — игнорируя выпад сломавшейся не вовремя системы, он подтягивает сумку к себе и спешно поворачивается в сторону выхода, — Хорошо доехала? Устала? Есть не хочешь? — продолжая идти к парковке, он то и дело поворачивается на девушку, периодически забывая смотреть вперед. Если бы Элайджа Грэм видел себя со стороны, то явно бы отпустил язвительный комментарий, что не ведёт себя не лучше курицы-наседки. К счастью, не видит. — Получила письмо? — и тут же добавляет, — Бестолковый Гримм вернулся только через три дня. Наверное, попал в грозу, и я очень надеялся, что попал он в неё уже без твоего подарка, — иначе сегодня вечером матери не придётся придумывать особенное блюдо в честь приезда гостьи. Готовить будет Элайджа.
Парень вспоминает как дышать, когда они подходят к чёрному пикапу и воссоединение с другом-столбом, избегающим объятий, уже начинает казаться клиническими проявлениями безумия. Ничего не напоминает? А ведь, казалось бы, реакция МакМиллан на подобное поведение перед балом была достаточно яркой, чтобы не взывать к ней ещё раз.
— Погоди, сейчас открою, — он коротко улыбается, пытаясь спрятать распирающую гордость за полученные (весьма нелегальным способом) права и свою самостоятельность, до которой Трэйси вряд ли было дело. Закинув вещи в багажник, он подходит к пассажирской двери и вместо того, чтобы открыть её, резко наклоняется к рыжеволосой, повисая на ней на несколько секунд. — Я так рад, что ты приехала, — едва понятно бубнит себе под нос и тут же дергается в сторону, распахивая перед подругой машину. Прогресс налицо. Только вот постой он так на мгновение дольше, и везти бы их было некому.
— Может включить радио. Или поставить что-нибудь из моей музыки, я специально записал кассету пару дней назад, — короткое осмысление, — Кнопки вот здесь, — тыкая пальцем в магнитолу, — И ремень пристегни, — осмысление номер два, — Вот. Вон там, — моментально перегибаясь через Трэйси, он тянет его на себя и сует вилку в застёжку. — Ремень, —  Трэйси. Элайджа. Машина. Невнятно хмурясь на пробудившегося констататора очевидного, он спешно заводит мотор и в миллионный раз оборачивается на МакМиллан. — Всё в порядке? — у него точно нет. Потому что ему десять и ему подарили не одну приставку. Кажется, он выиграл целый завод.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Наверное, не заговори они в той несчастной лодке, всё было бы проще. Она бы не помнила, каким бестолковым мальчишкой он был, не видела бы как из растерянного ребёнка Элайджа становился достойным своего факультета волшебником. Она бы никогда не узнала его настоящего, и тогда, может быть, смогла бы разглядеть в юноше кого-то кроме смешного друга с обостренным чувством справедливости. Он ведь прекрасно понимал, что был далёк от подростковой фантазии Аполлона, орудующего со своей палочкой так, что девушки падали штабелями. А если бы и попытался закосить под изрядно похудевшего Виктора Крама, воспоминания Трэйси о его многочисленных провалах очень быстро бы стерли напыщенную ауру крутости.
Его история стара как мир. Два друга, идущих бок о бок сквозь года, ровно до тех пор, пока кто-нибудь не оступится. Пока в один вечер сердце не сыграет фальшивую ноту и уже никогда не вернётся к исходному ритму. Элайджа Грэм слишком хорошо знал, как она заканчивалась. И оттого так отчаянно пытался найти способ справиться с надоедливой головой, трубящей тревогу стоило Трэйси оказаться в поле зрения. Потерять Трэйси МакМиллан из-за такой глупости – судьба пострашней неоправданных надежд. Только вот притворяться, что ничего не происходило за копной тёмных волос на практике, оказалось куда сложней, чем он это представлял. Особенно когда девушка пыталась продышать дырку в его и без того пострадавшей макушке, пока он самоотверженно пристегивал буйную подругу.
— Вообще, машина отцовская, — облегченно выдыхая, бормочет Грэм. Не то, что бы ему не нравилось врываться в личное пространство девушки, однако следующее незамедлительно желание умереть склоняло чашу весов к «лучше не стоит». — Правда с тех пор, как папа поправился, он помешался на ходьбе пешком и практически ей не пользуется. Так что, считай, что моя, — стоит ему заметить с каким восторгом Трэйс реагирует на, казалось бы, совершенно обычный пикап, как Элайджа тут же улыбается и громко смеется, — Даже магия не нужна. На самом деле, тут ничего сложного нет. Полёты на метле и то сложней будут, — кому, как не ей знать с каким трудом они давались Илаю на первом курсе. Вероятно, не перешагни он тогда через свою гордость и не попроси МакМиллан помощи, не попал бы даже на скамью запасных игроков к квиддич. С этой же развалюхой у него таких проблем не было. — Я как-нибудь могу дать тебе попробовать за чертой города. Если захочешь, конечно, — остаётся надеяться, что он об этом не пожалеет.
Грэм заводит мотор и трогается с места, пока Трэйси тыкает по всем кнопкам в поисках песни. Она всё продолжает восторженно причитать, и юноша невольно оборачивается на волшебницу, тепло улыбаясь.
Постепенно беспокойство, в котором он чуть не захлебнулся на вокзале, отходит на задний план, и всё встаёт на свои места, как это было в Хогвартсе. Разумеется, даже в школе то и дело происходили казусы, вроде попыток Трэйси потрепать его за волосы или подергать за какую-нибудь часть одежды, от которых Элайдже хотелось шагнуть из окна Астрономической башни, однако наблюдая МакМиллан каждый день, не существовать в режиме беспрерывного волнения было значительно проще. Другое дело – сегодня! Они ведь не виделись целых полтора месяца, и парень успел отвыкнуть от её ужасной манеры улыбаться во все тридцать два, радоваться его музыке и ему самому, словно общаться с Илаем – настоящий праздник.
Да, и были причины не думать о её приезде каждый день, даже несмотря на то, что он действительно очень ждал Трэйси. События во время Кубка Трёх Волшебников никак не выходили из головы Грэма, а своими мыслями он толком не мог поделиться ни с кем. Ему не хотелось пугать родителей, не хотелось вселять лишние беспокойства в голову брата и, уж тем более, не хотелось спорить с МакМиллан и со своими друзьями о том, стоит ли верить словам Гарри Поттера или считать его сумасшедшим, как большинство в волшебном мире. Он бы и сам хотел верить, что популярность гриффиндорца совсем сварила тому мозги, но назойливое предчувствие не покидало Элайджу. Заговори он об этом – только бы расстроил девушку ещё больше, а на неё и без того выпало слишком много плохих дней, чтобы портить ей настроение своими беспочвенными мнениями.
— Твои родители были не слишком недовольны поездкой? — не для кого не было секретом, как чистокровные семьи относились к магглорождённым. И даже если они не испытывали к ним неприязни, он бы удивился, если бы МакМилланы прыгали в восторгах от решения дочери провести здесь пару недель. — Хочу тебя предупредить, — он становится наигранно серьезным и многозначительно дергает бровями, — Здесь тебя ждут так, словно я везу Министра Магии, — юноша замолкает, а затем чуть быстрее добавляет, надеясь, что никто не придаст значения его словам, — Не пугайся только, тебе, конечно, устроят расспрос, но они мирные. В конце концов, их можно понять: ты первая из школы, с кем они познакомятся. Как сказал мой отец, первая «из настоящих» волшебников, — негромко хохотнув, сообщает Грэм и мгновенно дергает в рукой в сторону панорамы, открывающейся с его стороны, — Смотри! Темза! А впереди нас Лондонский глаз и Биг-Бен, — и, нет, он выбрал маршрут подлинней совершенно не случайно. Пускай достопримечательности города вызывали у волшебника желание закатить глаза, потому что он наблюдал их всё своё детство и чуть ли не каждое лето, благодаря дальним кузенам то и дело гостившим в доме его семьи, ради Трэйси он был готов терпеть эти визиты хоть по три раза на дню. — Не беспокойся, мы ещё их увидим. Выберешь день и поедем гулять в центр, — на всякий случай уточняет, чтобы никто не обвинил его в попытках избежать выполнения данных на Святочном Балу обещаний.
Наконец полностью успокоившись, Илай принимается рассказывать страшные истории о Тауэрэ и легенды города, о которых слышал от родителей, будучи ещё ребёнком. Он предпочитает оставить допрос с пристрастием воодушевленной (начинало казаться, что больше него) приездом матери и заждавшемуся Трэйси брату, оказавшемуся с ней на одном факультете и с тех пор кривлявшего из себя лучшего друга МакМиллан. Куда лучше, чем какой-то там Элайджа Грэм с факультета зазнаек. И пускай это всё было в шутку, иногда назойливость Теодора не знала границ.
— Мы почти на месте, — он позволяет сменить себе тему, когда однообразная магистраль сменяется узкими родными улочками пригорода. И как только они сворачивают в направлении дома, позабытая паника возвращается с новой силой. 
«Только бы всё прошло хорошо,» — думает парень, бросая короткий взгляд на всё ещё счастливую хаффлпаффку. Ему стоило бы прекратить волноваться, зная, что МакМиллан бы никогда не подала виду, если бы знакомство обернулось катастрофой. Но именно это и беспокоило парня больше всего.
Он уже видит силуэт матери в окнах гостиной и, готов поклясться, что слышит слоновий топот и визг Тео, услышавшего знакомые звуки мотора. Подъезжая к гаражу, Элайджа наконец глушит мотор, тихо вздыхает и кивая, обращается к Трэйси: Приехали! — клацая связкой ключей и убеждаясь, что волшебница освободилась от ремня, выскакивает наружу. Стоит ему схватить чемодан, как с крыльца выносится тот самый маленький слон, мерещившийся Грэму минутой раньше.
— Трэйси! Трэйси-и-и! Ты приехала-а-а-а! — дергая сумку на себя, Илай старается не вслушиваться в поток непереводимого фольклора восторгов и только, когда Теодор начинает мешаться под ногами, предупредительно буркает:
— Дай ты ей войти в дом! Прости его, он дурак, — бросая испепеляющий взор на прилипшего к ним мальчишку, он широко раскрывает входную дверь и спешно затаскивает вещи внутрь, пропуская девушку, [float=left][/float] — Проходи, — прокашливаясь, Элайджа мнется на месте и добавляет, — Обувь можешь оставить здесь. И всё вообще можешь оставить здесь. Я подниму, — неловко теребя себя за прядь волос на затылке, вдруг различает характерные шаги из гостиной, — Эм... Трэйси, — резко дергаясь на шум, видит фигуру матери и моментально начинает тараторить, — Мам, Трэйси МакМиллан. Трэйси, мам... то есть, Анна. Я имел в виду Анна Грэм, — последние слова он неразличимо бормочет под нос, опуская глаза в пол и хватаясь за дорожную сумку подруги, как за спасительный круг в океане своей глупости. К счастью, на короткий миг подоспевшая хозяйка дома берёт на себя тяготы гостеприимства, позволяя сыну перевести дыхание.
— Трэйси, я очень рада наконец-то с тобой познакомиться. Можешь называть меня просто Анной. Ты ещё симпатичней, чем на фотографиях у Элайджи в комнате, — и где-то здесь плавучая мелодия успокоения души Илая ломается резкой сменой ритма. Резкий поворот головы на предателя. Но она, как ни в чём не бывало, продолжает, — Ты не голодная? Я только закончила с обедом. Илай сказал, что ваша еда не сильно отличается от нашей, так что я решила приготовить свой фирменный пирог. Он так волновался, со вчерашнего вечера места себе не находил, — гневная экспрессия сменяется вполне отчетливым: «Да ты издеваешься?!»
— Мам! Уверен, все попробуют твой пирог, когда обустроятся. Пойдём, я отнесу твои вещи и покажу комнату. Вверх по лестнице. — кивая в сторону ступенек, он пропускает МакМиллан вперёд и корчит гримасу недовольства, обращаясь к матери.
— А, конечно! Я тогда заварю чай.
Когда брат изъявляет желание отправиться следом, тут же рявкает: Тео, помоги маме! — тяжело вздыхая, он опережает девушку на втором этаже и толкает дверцу, напротив собственной комнаты. И, нет, он совсем не хочет провалиться под землю, что вы. И вовсе не поэтому молчаливо проходит внутрь, роняет сумки, а затем негромко подаёт признаки жизни, — Твоя комната, — выжимая улыбку, поднимает глаза на МакМиллан, — Тут обычно спит Тео, но он переехал ко мне и освободил шкаф на время, так что можешь занимать все полки, — Грэм кусает себя за губу, стараясь игнорировать трубящее тревогу красного уровня сознание, и опирается на стену, принимаясь невзначай её ковырять, — Наша комната напротив. Ванная комната в конце коридора. Спальня родителей внизу. Располагайся, и я устрою тебе короткую экскурсию, — он замолкает, пинает пол большим пальцем ноги, а затем вновь говорит, — Ты извини, они громкие и говорят лишнее, — но неожиданно веселея, он смотрит Трэйси в глаза и негромко хихикает, — И это тебя ещё не посадили смотреть семейные альбомы, — Элайджа нелепо пожимает плечами и подходит к выходу, собираясь оставить подругу наедине с чемоданами. Пока никто из его семьи не настиг их и не продолжил увлекательный рассказ о том, как сильно он волновался.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

# c u r r e n t m o o d :  c h r i s   m e d i n a  –  w h a t   a r e   w o r d s
Она так волновалась. То и дело твердила о том, что обязательно должна понравится его семье. Выложить все силы, чтобы впечатлить парочку совершенно не важных сквозь призму мировой значимости людей. И дело было вовсе не в его отношении к ним. Нет, Элайджа любил своих родителей, но всё никак не мог понять, отчего вдруг Трэйси МакМиллан была готова убиться, лишь бы удостоиться их принятия. Обычная кучка магглов, ровно такая же как и в соседнем доме, и в доме в конце улицы. Разве что связанная с ним одной кровью, но они бы не прекратили дружить какая бы реакция ни ждала Трэйси. Так зачем?
Сказать по правде, ему было тяжело представить исход, где кто-нибудь воротил от девушки нос. Она ведь походила на живой лучик солнца в темном помещении. Вечно тараторила, восхищалась и радовалась самым простым вещам, словно маленький ребёнок. Он бы не удивился, если бы по истечению нескольких часов, его семья бы с удовольствием отказалась от Элайджи Грэма и приняла в свои ряды дочку, о которой так сильно мечтала Анна. Он бы и сам хотел хоть самую малость походить на неё, только вот яркому выражению эмоций и Илаю явно не было по пути. Ровно до тех пор, пока в его тонкую душевную организацию не вмешивалась Трэйси МакМиллан.
Хватает ехидного замечания про (казалось бы) забытые фотографии, и Грэм принимается топать громче обычного в надежде провалиться в бездну, проделав дырку в лестнице. Или хотя бы сломать себе ногу пытаясь, только бы не слышать это хоть ещё один раз в своей жизни. Он нервничает, а она издевается. Или попытка проковырять дырку в стене и разбить половицы большим пальцем ноги – недостаточное доказательство его хлипкого баланса между льющимся из заднего прохода счастьем и навязчивым желанием покинуть помещение в неизвестном направлении?
— А, — кивает с ненамеренным разочарованием в ускользнувшей возможности перевести дыхание, — Хорошо, — добавляет на порядок веселей. Спустя мгновение он находит твердую опору в виде дверного косяка и повисает на последней, продолжая наблюдать за волшебницей. Трэйси достает палочку, и он невольно улыбается, представляя какую взбучку бы получил от отца, начни он раскладывать вещи не собственными руками. К счастью, его нет дома, а если бы и был, то никому бы не пришло в голову делать гостю замечание. В противном случае, несчастному пришлось бы встретиться с лавиной гнева Элайджи Грэма. Пускай, он такой худой – как благосклонно заметила его подруга – воспротивиться беспричинной анти-магической политике отца веса бы хватило.
— Нет, что ты, — хмыкая под нос, отзывается юноша, — Если бы он был дома, стоял бы первым в дверях. Он, конечно, виду не подаёт, но, я готов поспорить, отец хочет с тобой познакомиться куда больше мамы. В отличие от него, она слышала многое о школе и не свалилась бы в обморок от летающих по комнате юбок, — хохотнув, он дергает бровями и отлипает от стены. Перед его глазами мгновенно предстаёт картина округляющихся глаз мужчины, наблюдающих за моющимися самостоятельно тарелками, и Элайджа едва сдерживает подкатывающий к горлу смешок.
МакМиллан дергается в сторону кухни быстрее, чем Грэм успевает отреагировать. Парень лишь красноречиво разводит руками, провожая ушмыгнувшую на лестницу спину, и, обгоняя её где-то на половине пути, тихо хихикает неиссякаемому рвению подруги.
— Полегче на поворотах, — поднимая голову назад на волшебницу, он сбегает вниз и широким шагом ведёт их сквозь гостиную к пирогу.
— Так быстро закончили? У вас есть у кого поучиться, — на щедрое предложение матери Илай морщит нос и бормочет негромкое «садись сюда», отодвигая стул для Трэйси. — О, милая, поверь, с этими оболтусами ты бы жить не захотела, — толкая старшего сына в бок, сообщает женщина.
— Она жульничала, между прочим, — Грэм щурится и тут же смеется, когда до его ушей долетает «макроволновка». Поворачиваясь к МакМиллан, он качает головой, тщетно стараясь смириться, что всё в его доме вызывает у девушки фейерверки в душе. Действительно, ведь что может быть лучше макроволновки, которая готовит даже яйца! — Да-да, это та самая микроволновка, — отвечает, безуспешно борясь с улыбкой, — Кто-то учит лекции по маггловедению? — не скрывая удивления от тонкостей познаний в работе плит, интересуется юноша, — Наша электрическая. Сменили несколько лет назад. А раньше была газовая, — Элайджа не успевает закончить, как мать встревает с незаменимым комментарием.
— В детстве он спалил об неё ресницы и часть бровей так, что пришлось сбрить. До сих пор поражаюсь, как все лицо не сжег. У меня где-то есть фотограии. Целых две недели ходил как инопланетянин, — не сдерживая экспрессии «ну, началось», Илай резко поворачивается к копошашемуся с тарелками брату, ехидно ухмыляясь.
— А если Тео будет сильно надоедать, то сможем протестировать действие той самой макроволновки прямо на нем! — хватая вилку и нож, он кидает наигранно безумный взгляд на Теодора и тут же подскакивает на месте, когда Трэйси что-то выкрикивает, шепчется с его братом и уносится прочь из комнаты.
— Вот видишь, ты её напугал! — самодовольно сообщает Тео, пока Илай растеряно поворачивается в том направлении, в котором исчезла хаффлпаффка, а затем разворачивается обратно и корчит рожу, высовывая язык.
— Что за барсучьи заговоры, — поднимаясь со стула за пирогом для себя и МакМиллан, он безуспешно прячется от грозного взора матери, лавирует между углами кухни уже с полными тарелками, шлепает последними по столу и получает грозный взор ещё раз. Хочется возмутиться, но Элайджа знает – себе дороже. Честное слово, если это маленькое чудовище продолжит строить из себя лучшего друга его подруги, он точно придушит его подушкой. А с тех пор, как они живут в одной комнате, устроить это проще простого.
— О, Трэйси! Не стоило! — девушка появляется на кухне также неожиданно, как и пропадала, — Чепуха! Обязательно передай огромное спасибо твоим родителям, — разворачивая сверток, тараторит на одном дыхании миссис Грэм. Элайджа тихо улыбается на робкую благодарность подруги и сам принимается есть пирог.
Он и не замечает, как перестаёт остро реагировать на стремление матери рассказать все неловкие истории его детства за несколько минут. Как и не замечает, что внутренняя истерика совсем затихает, сменяясь странным ощущением, словно он мог бы сидеть на этой кухне всю жизнь. Не то что бы они никогда не ели вместе с Трэйси. Всё же, несмотря на разделение по факультетам, ученики вполне могли подсесть к другу за другим столом, но обстановка в Хогвартсе была совершенно другая. Пускай некоторые студенты и считали себя настоящей семьей, Грэм редко чувствовал подобное умиротворение, находясь школе. Наверное, потому что там он не мог забыть о сплетнях и разговорах за спинами, шумящих в коридорах.
Грэм подпирает щеку рукой и почти не говорит, изредка закатывая глаза на странные, в его понимании, вопросы Анны и неугомонного Теодора, не собирающегося оставлять в покое не свою подругу. То и дело он смотрит на Трэйси, чтобы убедиться в том, что всё идёт хорошо, и успокаиваясь, вновь возвращается к молчаливому созерцанию их болтовни. Он думает: хорошо, что Трэйси прощает ему редкое озвучивание мыслей. Если бы он мог, достал бы её повторять, как сильно он рад, что она находится здесь.
— Тео! Посмотри на время, опоздаешь ведь на тренировку! Что? Никаких «не пойду», потом будешь с отцом объясняться. Собирайся, я тебя отвезу, — идиллия нарушается внезапным оживлением со стороны Анны и Теодора, заставляя Илая проснуться от своеобразной медитации на происходящее. — А вы пока отдыхайте. Если что холодильник полный, можете сходить прогуляться, ну... сами разберетесь! — проталкивая маленькую макушку в сторону выхода, женщина счастливо отмахивается и ещё пару раз повторяет, что счастлива знакомству.
— Он тоже начал заниматься баскетболом с начала лета, — когда кухня затихает, отзывается парень. — Как сказал отец: «Это тебе не твои полеты на метле», — осуждающе качая головой, Элайджа поднимается со стула и тут же предлагает, — Будешь смотреть дом? — не хватает довольного «без мелкого хвоста» вместе с выдохом облегчения, однако юноша решает оставить эту мысль при себе. Куда уж ему, несчастной птице против бешеного стада барсуков.
Грэм виляет по коридорам громко скандируя названия комнат «гостиная», «родительская спальня», «ванная», «лестница в подвал», меняя голос на мрачно-пугающий на подвале. Он старается обогнуть зону с альбомами и стены, увешанные фотографиями, в тщетной надежде, что Трэйси хотя бы не узнает, что до Хогвартса ему пришлось несколько лет носить брекеты, и то те не помогли нижнему ряду зубов, а продолжать эту пытку парень не согласился.
— И... моя комната, — останавливаясь перед финальным пунктом экскурсии, выжидает полсекунды, прежде чем толкнуть дверь. Как он ни пытается, у Илая не выходит отнестись к этому с абсолютным безразличием. Конечно, она и без того  знала его как облупленного и могла бы представить себе его комнату, ни разу не видев её. И всё же она оставалась чем-то сокровенным. Как последняя станция перед тем, как душа Элайджи Грэма окажется изученной вдоль и поперек, и ему уже нечем будет её удивить.
— Тут много хлама, — растерянно морща нос, он пропускает девушку вперед и останавливается в шаге от двери. По правую руку стоит двухэтажная кровать с увешанными плакатами музыкальных груп стенами с верхней полки, принадлежащей Элайдже. У окна – широкий стол с горой маггловской литературы с одного угла и учебниками Хогвартса с другого. В углах стоят гитара и укулеле, прячущие от глаз приставку, о которой едва ли кто-либо помнит в отсутствие Илая. По левую руку стоит внушительных размеров шкаф со злосчастными фотографиями, и стоит Трэйси приблизиться к нему, как парень наконец продвигается внутрь, останавливаясь рядом.
— Я решил повесить нашу фотографию с бала сюда. Мама всю плешь проела, прося посмотреть на неё по десять раз на дню, — нервный смешок. Были и другие причины расположить снимок в центре коллажа из фотографий, но об этих причинах Трэйси МакМиллан явно не стоило знать. — А помнишь этот день? — тыкая пальцем в движущуюся картинку двухлетней давности. — Я тогда тебя убедил пойти в Воющую Хижину, спрятался за деревом, а потом напугал и ты не хотела со мной разговаривать? — негромко смеясь, он поворачивается к волшебнице и улыбается во все тридцать два, — Я думал, что ты никогда больше со мной общаться не будешь, — аккуратный толчок бедром в бок Трэйси, — Столько времени прошло, а ты всё такая же трусиха, — он тянет уголки губ шире, забывая о том, как минуту назад думал, что конец света ждёт за стенами его спальни.
На самом деле, сколько бы он не говорил, что она боится всего на свете, Элайдже нравилась пугливость МакМиллан. И вовсе не потому что её было легче пугать! В конце концов, так он мог почувствовать себя единственной опорой в мире ужаса волшебницы. Храбро спасти её от монстра под кроватью и сразиться с невидимыми привидениями в лесу.
— И самая главная часть программы, — он дергает ручку шкафа, открывая на обозрение огромную коллекцию дисков. — Вся моя музыкальная коллекция, — и, откланиваясь, Илай отходит в сторону, позволяя восторгам Трэйси как следует распространиться на все тривиальные предметы в его комнате. Ей никогда не надоест? Впрочем, он явно не против.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Возможно, кого-то мог утомить тот нескончаемый поток слов, который генерировала Трэйси в течении минуты; Элайджа бы слушал его целый день. Ни вопросы, ни фонтанирующие во все стороны восторги не надоедали ему. Наоборот. Он никогда не говорил этого напрямую, но юноша действительно любил её бьющую ключом жизнерадостность, любил рассказывать подруге о маггловском мире, каким бы привычным и обыденным он ни был для Элайджи. Казалось бы, ей давным давно должно было надоесть слушать про устройство микроволновки или про очередную группу, готовую посоревноваться с Биттлз; не надоедало. Тем лучше, потому что Элайджа Грэм бы говорил с ней о чём угодно, лишь бы ей нравилось.
Впрочем, она могла бы обойтись без комментариев о его внешнем виде на Святочном Балу, но, вероятно, тогда бы перед ним была не Трэйси МакМиллан. Ценную информацию про его человеческий облик (впервые за всю жизнь?) Илай предпочитает оставить без внимания, недовольно морща нос и отталкиваясь от шкафа.
Если бы он одевался так каждый день, может быть, в нём бы разглядели кандидата на повышение с поста друга? И он тут же откидывает дурацкую мысль, нервным движением шеи. Одевайся он так всегда, выглядел бы, как минимум, глупо. А как максимум: перестал бы быть Элайджей Грэмом, не знавшим ничего, кроме кед на ногах.
— Нет, конечно же не трусиха, — на его лице тут же появляется ехидная ухмылка, — Пойдём сегодня вызывать духов в подвале? — он многозначительно дергает бровями и смеется. — Да, ладно-ладно, шучу. В школе что ли на них не насмотримся, — а ведь когда-то Илай не имел ни малейшего понятия о существовании привидений, и как все любопытные маленькие дети в его возрасте, он садился с друзьями в подвале, а потом выносился из него пулей, напуганный зашуршавшим пакетами котом прямо посреди «спиритического сеанса». Стоило видеть его лицо, когда войдя в Хогвартс, он впервые столкнулся с Почти Безголовым Ником, парящим над толпой учеников. А Трэйси ведь видела, и Грэм искренне надеялся, что это воспоминание было беспощадно стерто из рыжеволосой макушки.
Волшебница принимается рассматривать диски, и Элайджа затихает, безмолвно наблюдая с какой аккуратностью она перебирает их и ставит на место. Нет сомнений, он бы тотчас начал недовольно бубнить, раскидай она коробки по всей комнате, и от рисующейся перед глазами картины на его лице появляется теплая улыбка. Слишком уж хорошо она его знает и то, каким нудным он может быть, когда речь заходит о порядке.
— Вот уж шанс на миллион, — и если кто-нибудь решил, что он серьезно, достаточно обернуться на лишённую всякого энтузиазма фигуру, рассевшуюся на кровати, и всё станет более, чем понятно. И говоря о «понятно», речь шла вовсе не о способностях Трэйси различать оттенки эмоций своего друга. Она вряд ли заметит, но в душе он танцевал от счастья. Проблема была в том, что в узколобом мирке Элайджи Грэма показать свою радость от происходящего – в буквальном смысле выложить все свои чувства на стол с потрохами. И поэтому он с завидным упорством продолжал играть комедию безразличного спокойствия. Всего лишь интересуется самым сокровенным, что у него есть. Подумаешь. Он ведь каждому второму одолжит свой плеер и диски. (Только в ящик сыграет сначала, а потом бери что хочешь.)
— А? Да, — быстро поворачиваясь к окну и чуть удивлённо дергая бровями, Илай переводит взгляд на часы и громко сообщает, — Уже почти восемь, — сказать по правде, он и сам не заметил, как быстро пролетело время. Утром казалось, что стрелка часов, будто специально, отказывалась двигаться. А стоило Трэйси приехать, и проклятая полетела с двойной скоростью. Одно хорошо: впереди у них было ещё полно таких же быстротечных дней, не идущих в сравнение с урывками разговоров в Хогвартсе.
— Да, конечно, — невзначай пожимая плечами, мгновенно отзывается парень. — На них она тебе точно понадобится, — они напоминали ему целую армию восторженных Теодоров, не терпящих потрогать и подёргать за хвост неизвестного зверя по имени Трэйси МакМиллан. В конце концов, она была первым посторонним человеком не из их компании, которого Элайджа окрестил своим другом. А те, кто его знали, прекрасно понимали, что такое случалось довольно редко, и от того хотели посмотреть на неё ещё сильней.
— Это? Ну... — он не успевает собраться с мыслями, чтобы объяснить девушке, что её ждет за удивительной (как и всё в его доме) лестницей, и повинуется толкающим вперед рукам. — Это не совсем чердак, — слегка хмурясь, юноша дергает за специальную ручку и открывает им проход наверх, — Сама увидишь, — широкая улыбка, должная оставить интригу до тех пор, пока волшебница не окажется на другом конце ступенек. — Я довольно часто сюда поднимаюсь, когда в доме становится слишком шумно, — забираясь следом за девушкой, бормочет Грэм. А шумно в этом доме становилось чуть ли ни каждый день. Конечно, большую часть времени он прятался на крыше, чтобы поиграть соседям на укулеле и лишить какого-нибудь страдальца раннего сна, однако с возрастом он всё чаще оказывался здесь после ссор с отцом. Наверное, потому что он стал вставать на защиту своих принципов, а глава семейства всё никак не хотел идти на компромисс и воспринимать детей-волшебников не как ошибку генетического кода, которую никак не исправить.
Беспечно шлёпаясь рядом с подругой, он пропускает момент, когда та принимается съезжать по крыше, и кидается на помощь, чувствуя смыкающуюся ладонь на штанине. В одно мгновение Грэм хватает бестолковое тело в охапку и подтягивает его обратно, громко причитая:
— Только не убейся! Не хватало тебе в первый день свалиться с крыши, — возмущение сквозь хохот теряет серьёзную составляющую, и убеждаясь, что МакМиллан больше не станет пытаться сброситься, он лишь улыбается и устало качает головой. Иногда у него складывалось впечатление, словно с сердцем кролика ей достались две левые ноги. Или две правые ноги. Правда, оно проходило так же быстро, как и летящий в его лоб бладжер. Может быть, в обычной жизни Трэйси и спотыкалась об воздух, на поле квиддича бояться за целостность своих костей приходилось Грэму.
— Отсюда вообще всё смотрится несколько по-другому, — он шаркает ногой по плитке и поворачивается к девушке. — Спокойней и незначительней что ли, — Элайджа хмурит брови и подбирает ноги, не совсем уверенный, что выразился правильно, и оттого продолжает, — Не знаю, наверное, это глупо, но с высоты мир смотрится как содержимое стеклянного шара. Все проблемы и все ссоры уже не кажутся такими важными, когда думаешь, что в каждом доме есть свои стычки, а дома растягиваются до самого горизонта, — резкий шлепок ладонями по коленям сопровождается слегка растерянным выражением лица, — Я предупреждал! Это место действует на меня странно, — негромко смеясь, тушуется молодой человек. Но Трэйси сообщает свой положительный вердикт, и он успокаивается, задирая голову к звёздам. Он даже не сопротивляется, когда ему вручают второй наушник, и дышит, как нормальный человек, ровно до тех пор, пока его плечо не становится подушкой для МакМиллан, а рука – удобным поручнем.
— Я думаю, что мои родители будут счастливы, — на удивление, выходит даже связно для совершенной каши, незамедлительно образовывающейся в его черепной коробке вместо мозгов. — Сдадут меня в детский дом и отдадут мою комнату под твоё пользование, — хихикая на последнем издыхании и практически не двигаясь даже чтобы вдохнуть порцию кислорода, бормочет Элайджа. — Погоди! Мы всё неправильно делаем! — для погибшего на месте, юноша выглядит слишком живым. Он спешно копошится, стягивает с себя толстовку и кидает позади девушки, — Готово! Ложись назад, — воодушевленно командует и падает на спину следом. — Так ведь лучше, нет? — поворачиваясь к волшебнице, аккуратно улыбается. Проходит с полминуты, и он невзначай ложится ближе, чтобы Трэйси не подумала, что он сделал этот маневр, только бы она не клала свою голову на него. А затем берет и возвращает её руку обратно на свою, предпочитая оставаться безмолвным за риском издать инопланетные звуки вместо английской речи. Он не замечает, сколько они так лежат, и несмотря на забивающееся в истерике сердце, проклинает звуки приближающегося пикапа со всей четой Грэмов в сборе. Была бы его воля, он бы сказал, что был бы совсем не против проводить все свои вечера именно так. Но ведь Элайджа, такой Элайджа, и возвращается обратно в дом он так, словно ничего и не происходило.
<<____________________________________________________________________________>>
W I T H    A   H E A D   A S   M U D D L E D   A N D   C L O U D Y   A S   M I N E   A N D   A  H E A R T   T H A T ' S   W I N N I N G   R A C E S    I N   R E C O R D   T I M E
y o u ' r e   a   t o w n   c r i e r   w h o   i s   s e l d o m   h e a r d ,  y o u ' r e   a   n o v e l   w r i t e r   w i t h   n o   w o r d s

b u t   e v e r y   l a s t   d e t a i l ,  a n d   e v e r y   l i t t l e   p r o b l e m   t a l k
Y O U   H A V E   B E E N   E V E R Y T H I N G   T O   S O M E O N E   L I K E   M E
<<____________________________________________________________________________>>
События следующих дней смешались воедино, что Элайджа даже не смог бы точно сказать в какой из них они исходили свои ноги до мозолей в попытке посетить все существующие достопримечательности Лондона, а в какой слушали долгие отцовские рассказы о дедовских подвигах во время войны и его армейских годах. В одном Грэм был абсолютно уверен: Трэйси покорила не только самую хмурую часть его семьи, но и понравилась его друзьям, хоть и приходилось сгибаться в приступах кашля, когда МакМиллан заикалась о незнакомых непосвященным умам понятиях. Некоторым она понравилась
даже слишком. И Элайджа искренне верил, что сможет избегать их общества до окончания поездки подруги, однако эта вера разбилась о суровую действительность увлекательного путешествия на озеро. От которого, разумеется, Трэйси МакМиллан бы никогда не отказалась, находясь в здравом уме и трезвом рассудке. И разделившись на несколько машин, одной из которых был пикап Грэма, они отправились всей сворой поближе к воде.
Устроились они довольно быстро, и меньше через полчаса беспокойства по поводу большой груды мышц, оказывающейся подозрительно часто рядом с Трэйси, сменились беспокойствами иного характера. Не то, что бы Элайджа не хотел видеть, то что видел, но первое время все же держался на безопасном расстоянии от яркой тряпки режущей глаз. И от всего, что могло попасть в поле зрения. От веснушек по всему телу МакМиллан до... не столь важно. Вероятно, в какой-то момент он так увлёкся процессом побега от единственной волнующей точки во всей куче окружавших их людей, что обнаружил себя в разных с ней командах. Ему не привыкать, но прямо по курсу продолжала сверкать груда мышц, а в голове то и дело повторялась заезженная пластинка: такой худой. Впрочем, недолго.
[float=left][/float]Всё происходит слишком быстро. Ханна кричит: «Эй, спортсмены, вы решили нас голодом заморить? Илай! Элли! Помоги с корзинами, — Элайджа бессознательно оборачивается на режущее слух прозвище и не замечает, как в следующую секунду его нос встречается с подозрительно знакомым ощущением прилетевшего в него бладжера. Изрядно исхудавшего бладжера.
— Ай, чёрт! — он хватается за ушибленную часть лица, мгновенно поднимая глаза в поисках покусившегося на его жизнь и начинает истерично хохотать, даже не слыша комментария груды мышц по поводу того, что не надо заглядываться на светловолосых дам, — Ты! — на испуганные вопросы о его здоровье Грэм лишь отмахивается, бормоча что-то похожее на «да, всё в порядке». МакМиллан бежит к нему навстречу, явно собираясь извиниться за случайное (никто ей не поверит) попадание по любимой жертве; зря. В одно мгновение его перестаёт беспокоить купальник, веснушки и всё, что может выбить сердце из состояния покоя. Он идет прямиком на цель и, когда девушка оказывается совсем близко, Илай широким жестом закидывает её себе на плечо и принимается тащить в сторону воды. — Ну, всё! Тебе конец! — не обращая внимания на попытки спастись, он продолжает, задыхаясь от (пока что) смеха, — Ещё скажи, что не специально! — и пусть делает, что хочет. Некуда бежать.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Трэйси кричит, Элайджа беспощаден. В конце концов, это был тот самый единственный шанс, когда он мог действительно отомстить за все матчи, законченные в крыле мадам Помфри, потому что и нос у него был в другую сторону, и глаз не очень-то видел. А потом приходила Трэйси и лепила свои злосчастные пластыри на оставшиеся ранки, заливая ему о том, что сам виноват. Возможно.
Возможно ему бы стоило как-нибудь отбить этот проклятый бладжер прямиком ей в лоб, но как-то не хотелось. И лицо было жалко, и слишком уж грустно было от картины ковыляющей в больничное крыло МакМиллан. Если он и метился в неё, то всегда делал это так, чтобы никто не подумал, что Элайджа её жалеет, и чтобы удар пришёлся не слишком уж сильным. Не будь они друзьями, он бы точно ответил ей за каждый синий фингал. Но они были. И вопрос отмщения отпадал сам собой.
Другое дело кинуть в холодное озеро.
— А ты сейчас получишь за мою голову! — сквозь смех кричит Грэм и наконец отпускает девушку, оказываясь практически по пояс в воде. Зная, что оставаться рядом с подургой слишком опасно, он тут же принимается отпрыгивать в другую сторону. Тщетно. Она выныривает так быстро, что Элайджа толком не успевает отбежать, отчего заканчивает башкой в воде, как следует её наглотавшись.
— А то ты такая тяжелая! — выныривая и надвигаясь обратно на жертву, кашляет парень. (На самом деле, это Илай такой худой и не внушает доверия, но в приступе азарта он не успевает об этом вспомнить.) Задыхаясь то ли от хохота, то ли от усердных попыток забрызгать Трейси всем озером, юноша не сдаётся, пока наконец не слышит недовольные крики с берега. И даже направляясь к ребятам, успевает подставить небольшую подножку МакМиллан, чтобы та напоследок плюхнулась в воду. — Всё-всё! Тайм аут! — уже выбегая, орёт Илай и спешит в направлении разгорающегося костра. Он оборачивается, видит пугающий хитрый взгляд и припускает быстрей. На всякий случай. Не будет же она засыпать его песком? По крайней мере, он очень сильно на это надеется.
Всё было замечательно, ровно до тех пор, пока молодой человек не обнаружил груду мышц трепетно желающую помочь девушкам с салатами. Если быть точным, одной единственной девушке. Вероятно, неспособной справиться с ножом в одиночку в понимании его не очень-то приятеля. Элайджа так упорно смотрел исподлобья в ту сторону, что не заметил, как спалил одну порцию сосисок и получил за это рулоном салфеток по голове (не привыкать). Впрочем, юноша даже не стал разбираться с тем, кто его избил. Слишком уж увлекательно было следить за двумя фигурами неподалеку.
К счастью, когда первая партия сосисок была готова, Итан принялся заниматься привезенным алкоголем, и Илай задышал спокойно. Он лишь пару раз поинтересовался было ли всё в порядке с Трэйси, а когда заметил её рядом Лу и Дори, совсем успокоился. Большинство девушек в их компании были вполне здравомыслящие, и парень не волновался за общество, в котором оказалась МакМиллан. Если что, спустя пару бутылок пива уже никто не вспомнит, о каких магглах шла речь и что за жмыры, которые словно коты, но только жмыры.
— Будешь ещё сосиску? — врываясь в разговор, с широкой улыбкой интересуется Грэм, но не видит однозначной реакции и, пожимая плечами, сваливает её в тарелку Трэйси. Не захочет – он потом доест. Отходя от девушек, волшебник пару раз разворачивается в попытке понять, что же он такое сделал или сказал, что они обе ушли в себя, отчаивается и принимается раздавать еду остальным. И в сокровенное мгновение, когда он садится напротив Трэйси, чтобы наконец-то съесть свою порцию, голос Ханны отвлекает его на половине пути к первому укусу.
— А? — Элайджа хмурится и откладывает вилку обратно, не сразу переваривая просьбу девушки. — Энн, дай поесть, а! — отмахивается парень, но уже знает, что мысль поселилась в головах его друзей и вряд ли у него получится избежать проклятия человека с инструментом.
Он подбирает тарелку, встаёт и падает на самодельную скамейку рядом с Дори и Трэйси, перегибаясь, чтобы видеть обеих девушек.
— Что у вас здесь за Тайны Ордена Тамплиеров? — наигранно щурясь, он смотрит то на Трэй, то на Дори. Увы, не получая внятного ответа, юноша отмахивается и принимается есть. — Полдня с моими друзьями и мне уже нельзя чего-то рассказать, — простодушно хмыкает Грэм и откусывает кусок сосиски. Где-то на горизонте маячит Итан, но место рядом с МакМиллан уже занято, и Элайджа улыбается чересчур довольно, встречаясь глазами со своим другом номер один.
К сожалению, стоит ему положить пластмассовую вилку в тарелку, как Ханна возникает перед самым носом, расставив руки по бокам и сверкая зубами так приторно, что сводило челюсти. [float=right][/float]
— Ну, что? Готов? Может, сыграешь нам с ребятами что-нибудь душевное? — игнорируя глубокий вдох молодого человека, блондинка продолжает, — Я не откажусь от Элвиса. И под атмосферку он подходит, — девушка кивает в сторону нескольких парочек на бревнах, разглядевших друг в друге кандидатов на весёлое лето. Всего-то пол литра пива, и страшненький сосед или соседка с конца улицы становится подростковой мечтой на ближайший месяц. Или пока не настанет утро, а вместе с ним не придёт чувство стыда.
Элайджа дергает бровями, предпочитая не обращать внимания на увиденное. Их дело. Он уже был на их месте и, если честно, никогда не хочет там больше оказываться. Лучше уж он будет наблюдать, как Трэйси МакМиллан находит себе очередного красавчика постарше, чем начнёт встречаться с кем-то от скуки. А красавчика-то и искать не надо было.
— Ладно, сейчас принесу, — Грэм устало вздыхает и усилием воли отталкивает себя от насиженного места в надежде, что ветер выдует внутренний голос из его черепной коробки. Однако, когда он возвращается, утерянная в толпе фигура Итана уже определяет себя на его части бревна и весьма увлеченно что-то затирает МакМиллан.
Ну, и отлично. Ну, и замечательно. Он поджимает губы, хмыкает и находит свободное сиденье, чувствуя, как все уже ждут, чтобы развлекательная программа вечера началась. Как жаль, что единственное, что хочет развлекательная программа вечера, – совершенно случайно утопить одного индивида. Но некуда бежать и под множественные предложения песен, которые все готовы петь у костра, Илай наконец выбирает подходящую и играет первый аккорд.
— Wise men say only fools rush in, but I can't help falling in love with you, — в отличие от всех разов, когда ему приходилось поддерживать атмосферу вечера от костра, сегодня он волнуется. И не надо обладать дипломом по психологии, чтобы отгадать, чьё мнение внезапно заставляло юношу сосредотачиваться и вести себя так, словно он выступал не перед кучкой пьяных подростков, а на переполненной арене, где любая фальшивая нота может обернуться сорванным концертом. Он не замечает, как в какой-то момент к нему подсаживается светлая голова и принимается подпевать громче остальных, делая из них отличный дуэт, на который никто не давал своего согласия. На половине песни Грэм поднимает глаза, собравшись с силами, однако не находит искомую персону на том месте, где она находилась в последний раз.
Он поднимается, стоит только сыграть последние ноты, но кто-то заботливо сообщает, что не стоит беспокоиться за МакМиллан. «Она отошла к воде с Итаном,» — бьет неприятно по вискам. Элайджа смято улыбается, благодарит и принимает ещё один заказ на мелодию, но психует на третьем проваленном аккорде и вручает укулеле первому попавшемуся желающему. Широким шагом юноша продавливает землю к машине, слабо соображая зачем он вообще туда идет, но причина находит сама себя.
— Кто сел своей жопой на мой плеер? — разносится гневным возгласом на всю округу. Несколько невнятных голосов отзываются, что не знают, и Грэм гневно пинает шину, выдыхает, задирает голову к небу и пытается считать до десяти. Всего лишь плеер, всего лишь плеер. Но защитной реакцией организма вся злость на счёт происходящего рядом с озером концентрируется на бестолковой пластмасске, делая его несущественную поломку концом света.
— Так, всё, хватит, — он шепчет себе под нос, резко дергается в направлении к друзьям и громко скандирует, — Поздно уже. Можете начинать собираться, я скоро повезу первых, — юноша натыкается взглядом на рыжую голову, но смотрит мимо неё и добавляет тише, — Если, конечно, кто-то не хочет остаться у озера на ночь, — не будем показывать пальцем.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -Если бы он только был не таким ранимым, напоминая себе оголённый нерв остро реагирующий на любое вмешательство в привычную среду. Если бы только научился сдерживать свои эмоции, когда дело касалось Трэйси МакМиллан. Если бы только. Но ему хватает поднять глаза на высокий силуэт, стоящий рядом с девушкой, как желчь поднимается к самому горлу, заставляя Элайджу чеканить команды собирающимся, то и дело задыхаясь подкатывающим волнами комом злости.
Он думал, что справится, если увидит её в компании очередного избранника. Справлялся раньше, справится и сейчас, однако перекрывающее голос здравого смысла раздражение говорит об обратном. Хочется спросить: «Почему?» — только он уже знает ответ на стучащий в висках вопрос. Он ведь не пугает её, заливаясь истерическим смехом от визга Трэйси; не спорит с ней до посинения, словно от исхода разговора зависит судьба вселенной; достаточно высокий, достаточно взрослый, чтобы не вести себя подобно малолетнему мальчишке, дергающему за косички симпатичную одноклассницу. Будь он хоть немного похож на... Элайджа нервно дергает шеей, не позволяя мысли отчётливо прозвучать в ушах.
— Поехали, я отвезу вас первыми, — отрешённо командует Грэм, обращаясь к Трэйси, и тут же разворачивается прочь, принимаясь загружать машину. Он знает, что она ни в чём не виновата, но не может ничего с собой поделать. Он не хочет её видеть, не хочет с ней разговаривать, он просто хочет, чтобы этот проклятый день закончился и стёрся из памяти, чтобы яркие картинки воображения потухли под наваливающимся сном. А, впрочем, если бы это был не Итан, то нашёлся бы кто-нибудь другой. И внезапное осознание печальной истины заставляет его остановиться и беззвучно выдохнуть, выталкивая обиду наружу.
«Она ни в чём не виновата,» — он повторяет себе это раз за разом, пока наконец не оказывается на водительском кресле. Элайджа смотрит на рыжую копну волос, хмурится и поджимает губы в неудачную улыбку, когда видит плеер в её руках. Ничего не изменилось. Они не перестали вдруг быть друзьями. Её не перестали заботить важные для него вещи. Разве он может ставить ей в укор то, что она не видит в нём никого, кроме друга?
«Это пройдёт,» — звучит настойчивой программой самоубеждения. Может ни сегодня, ни завтра, но когда-нибудь обязательно пройдёт. Потому что лучше он будет вечным свидетелем, как Трэйси выбирает не его, чем разрушит их дружбу назойливым чувством ревности. Найти бы в себе силы улыбаться не так, словно сожрал пуд дерьма, а с остальным уж как-нибудь разберётся.
— Ничего, — выходит не так беспечно, как предполагалось. Он слышит как клацает клацает ремень, поворачивается на звук и тихо вздыхает. — Дай сюда, — с неизменной усталостью в интонациях, юноша тянется к пряжке и пристёгивает её, стараясь не придавать значения привычно ускоряющемуся сердцу, теперь ноющему под свинцовой тяжестью в груди. — Все в сборе? — поворачиваясь назад и сталкиваясь с плывущей улыбкой Ханны и самодовольным лицом Итана, Грэм спешит завести мотор и закончить поскорей эту поездку века.
— А отличный вечер вышел, да? Давно таких не было. Когда ты приезжаешь, всегда веселей, знаешь, Элли, — светловолосая принимается болтать без остановки, изредка добиваясь негромких ответов со стороны водительского кресла. — Ну, что ты скис. Подумаешь, плеер. Веселье без жертв не обходится. Ну же, Элли, улыбнись, — девушка перегибается вперёд, начиная тыкать его в ямочку на щеке, отчего Илай нервно дергается в сторону и недовольно хмыкает.
— Ханна... Ханна! — но она всё не унимается, отчего Грэм закатывает глаза и выполняет просьбу, — Да всё в порядке! Вот! Улыбаюсь. Сядь ты назад уже, — бубнит молодой человек, избавляясь от мельтешащей перед его глазами руки. Ханна не замолкает, но хотя бы перестаёт врываться в его личное пространство и дышать становится чуть легче.
Он перестаёт реагировать на окружающий мир, концентрируясь на бегущих под капот полосах на дороге. Лишь изредка Элайджа поворачивает голову вбок на прилипшую к окну МакМиллан.
«Наверное, устала,» — думает он, предпочитая не вдаваться в подробности о том, что же могло так сильно её утомить. Увы, забыть об этом «что» не выходит, потому что Итан то и дело копошится на задних сидениях, обращается к Трэйси и напоминает о себе по десять раз за секунду. И где-то к концу поездки Илаю уже не хочется притворяться, словно всё в порядке.
— Приехали, — коротко бросает он, а затем добавляет, — Все должны быть дома, поднимайся без меня, я поеду за остальными, — юноша не смотрит на подругу, неуверенный, что сможет изобразить дружелюбное лицо. — Доброй ночи, ребят, — провожая вываливающихся наружу приятелей, не ждёт, пока кому-нибудь придёт в голову с ним поболтать, и тут же стартует обратно. Тем более, что он не горел желанием быть свидетелем того, как будут прощаться Трэйси с Итаном.
Оказываясь снова на озере, юноша вручает машину протрезвевшему (или нет, но ему уже всё равно) другу Итана, и садится в старый отцовский пикап. Намеренно он решает завести каждого до дома, надеясь, что за это время Трэйси наговорится с родителями и просто пойдёт спать. Завтра ему будет легче выдавливать из себя радость. Но не сегодня. Сегодня картина возвращающихся с озера Трэйси и Итана встаёт ему поперек горла, стоит только посмотреть на девушку.
Надежды побыть в одиночестве с собственными мыслями разбиваются, когда он видит фигурку на крыльце. Кажется, то ли Вселенная, то ли Трэйси МакМиллан решили поиздеваться над ним. Правда, Илай вовремя напоминает себе: Трэйс не была замечена за талантами в легилименции. Оно к лучшему. Хоть и последнее, к чему он был готов: обсудить этот прекрасный вечер и как ей всё понравилось. Особенно Итан.
— Ты чего не спишь? — захлопывая гараж, спокойно спрашивает Грэм. И тут же жалеет о своём вопросе, получая собственный ответ в голове. Конечно, как тут спать. Он и сам не смог заснуть после Святочного Бала, и, наверное, сейчас она испытывает что-то подобное, хоть ему и никогда не понять, как можно трепетать от пустоголового мешка с мышцами. — Пойдём в дом, — предупреждая возможную попытку поболтать с ним, резко сообщает юноша и спешно поднимается по лестнице к двери.
— Илай, Трэйси, это вы? — из кухни доносится голос матери, явно волновавшейся за них и представлявшей себе картины пьяного в стельку сына, вообразившего себя королём дорог. Как жаль, что это было не так. По крайней мере, он бы вряд ли запомнил все события так хорошо. — Как всё прошло?
— Всё нормально, мы устали и пойдём спать, — в конце концов, если Трэйси захочет детальней обсудить свои впечатления, ей никто не запрещает. Он как-нибудь справится и не будет переживать чудо-день ещё раз. — Я пойду спать, — на всякий случай оставляя МакМиллан возможность решить самой, что она будет делать, чуть быстрее сообщает Элайджа. — Спокойной ночи, — тормозя на мгновение на уровне подруги, смято улыбается парень и спешно сбегает наверх, не задерживаясь, чтобы выяснить осталась ли Трэйси внизу или пошла за ним.
Торопливо Грэм закрывает спальню, прислоняясь к стене и тихо выдыхая. Глаза различают спящую фигуру брата в темноте, и он благодарит небеса, что тот не проснулся. Он совсем не хочет ни на ком срываться, а начни Теодор расспрашивать его, и вспышки гнева не избежать. По привычке Илай ищет плеер, вспоминает, что в последний раз видел его в руках МакМиллан и решает, что обойдётся сегодня без него. Быть может, оно и к лучшему, и он не проведет всю ночь в попытках его починить.
Кто бы мог подумать, что всё случится именно так. Что его угораздит влюбиться в собственную подругу, с которой они прожили бок о бок долгие пять лет. Как Элайджа не старается, у него не выходит не думать обо всех моментах, когда он мог повести себя по-другому, сказать что-то другое, и, быть может, тогда...
Он проваливается в сон незаметно, под напором утомлённого шумящими мыслями рассудка, впервые без осечек признающегося себе в одном: он, действительно, влюблён в Трэйси МакМиллан, и совсем не уверен, что установка «это пройдёт» содержит себе хоть каплю правды.
a n d   n o w   w e ' r e
j u s t   p i c k i n g   u p   t h e   p i e c e s
l e a r n i n g   h o w   t o   s e e   w h e n
l o v e   i s   i n   t h e   d a r k

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Элайджа проснулся первым, когда лучи солнца ещё не успели пробиться сквозь крыши домов и ворваться в комнату, слепя глаза. Он надеялся, что ночь справится с тяжестью образовавшейся в районе груди, и ошибся. Он ещё долго бесшумно мозолил потолок, лениво переводя взгляд то на завешенную постерами стену, то на светлеющее небо. Быть может, к нему не вернулось волнующее ощущение предвкушения будущего дня, но с одним сон всё же справился. Голова юноши была абсолютно пуста от мыслей. Его словно вытрясли наизнанку: он ни о чём не думал, ничего не чувствовал, смиренно повинуясь прибивающей к матрасу апатии. Наверное, он бы так и пролежал весь день, если бы не услышал сонный голос матери, будящей отца на работу.
Юноша знал: ему не избежать вопросов по поводу вчерашнего дня, особенно после того, как он убежал наверх в свою комнату. Анна слишком хорошо знала собственного сына, чтобы не заметить: что-то случилось. И её надо было непременно в этом переубедить.
— Доброе утро, — потягиваясь и поправляя накинутую поверх пижамы толстовку, бубнит парень. Пользуясь тем, что женщина увлечена приготовлением завтрака, Илай принимается рассказывать день от и до, сваливая своё вчерашнее настроение на сломанный плеер и несуществующую ссору с одним из своих приятелей музыкантов.
— Ну, ничего, обезьянка, — рука Анны тянется к его шевелюре, и Грэм безуспешно пытается увернуться, корчась в притворном недовольстве, — Покажешь отцу, он починит. А с Сэмом вы всегда ссоритесь и отходите через пару дней, — Илай тепло улыбается и кивает, выдыхая от миновавшей угрозы.
Когда Трэйси спускается вниз, он уже заканчивает завтракать, но всё же остаётся за столом, понимая, что не сможет избегать разговоров с ней, когда впереди ещё больше недели. Юноша тянет уголки губ вверх и даже умудряется выглядеть как обычно. Главное, не подставлять груду мышц к МакМиллан, всякий раз, когда будет на неё смотреть, и она ничего не поймёт.
Илай открывает рот, чтобы заговорить с ней, но Анна его опережает.
— Как спалось, Трэйси? — и парень утыкается носом в кружку, решая, что это знак, и ему лучше помолчать. Впрочем, когда волшебница обращается к нему, он отзывается с излишним энтузиазмом, надеясь, что стоит им заговорить и всё встанет на свои места.
— С Ханной? — слегка удивленной интонацией уточняет молодой человек. Не то что бы ему не нравится эта затея, просто он пытается вспомнить в какой момент девушки успели найти общий язык и никак не может его воспроизвести, хоть и не спускал с МакМиллан глаз практически всё время. — Хорошо, как раз ребята просили меня съездить с ними за новой барабанной установкой. Не придётся таскаться с нами по старым складам, — хмурясь, бормочет Элайджа и продолжает оживлённей, — Ты выбрала себе правильного человека для магазинов, — смешок. Он делает большой глоток, собирает свою посуду и принимается её мыть, прожигая губку недовольным взглядом. (Никакой магии. Спасибо, пап.) Нет, всё-таки сегодня он не готов к разговорам.
В душе Грэм чувствует облегчение. У него будет ещё полдня, чтобы справиться со своим безразличным к миру настроением, и не расстроить подругу резким выпадом в её сторону или внезапным уходом в спальню. Он ведь не такой глупый и заметил безмолвную неловкость между ними. Элайджа старался не придумывать, что могло заставить Трэйси стать непривычно молчаливой, потому что его фантазия была способна на самые изощрённые версии, где вчерашний вечер становился последним нормальным вечером в истории их дружбы. Проведут время порознь, и всё будет в порядке. По крайней мере, он очень хотел в это верить.
Когда на пороге послышался высокий голос Ханны, Грэм был готов спасаться бегством наверх, но не смог оставить МакМиллан. На всякий случай, он предложил довезти их до магазинов, однако получил отрицательный ответ и выдохнул. Ещё одну поездку с пальцами Ханны на своём лице парень бы просто не выдержал. Выкинул бы блондинку на середине дороги и пришлось бы самому водить Трэйси по торговым центрам. Он, конечно, был готов на всё ради подруги, но если были другие добровольцы, зачем лишать их великолепной возможности?
Спустя несколько часов, юноша стал постепенно приходить в себя. Гудящие разговоры друзей отвлекали его от мыслей о произошедшем, а когда его попросили помочь с выбором барабанов, Илай и вовсе ушёл с головой в процесс, будучи удивительно дотошным в вопросах инструментов. Так что, возвращаясь на родную улицу, он избавился от свинца поперек горла и собирался сделать лимонада, чтобы дожидаться девушек с пакетами и рассказами о вещах, в которых он ничего не смыслил.
Завидев Ханну в конце улицы, Элайджа не сразу определяет, что она идёт в одиночестве. Юноша щурит глаза, поднимается с лестницы, думая, что сейчас из-за поворота покажется рыжая макушка отставшей Трэйси, но этого не происходит. Он спешно сбегает вниз и идёт навстречу светловолосой, стараясь не волноваться раньше времени.
— Энн! — повышая голос, он спешно шагает ей навстречу. — Где Трэйси потеряла? — чуть нервно смеясь, шутит Элайджа и останавливается напротив. Лицо блондинки быстро сменяется с улыбки на различимое недовольство, и Илай чувствует неприятный укол беспокойства в подреберье. — Что-то случилось?
— Ничего не случилось, — Ханна поджимает ярко накрашенные губы и скрещивает руки на груди, — Она встретила каких-то знакомых парней и сказала, что вернётся с ними. Я не очень вписывалась в их компанию, — с обидой в тоне, сообщает девушка, а затем мгновенно меняется в лице, — Можем подождать её в баре. Скажем твоей маме, чтобы она предупредила Трэйси, — однако ей не удаётся закончить фразу.
— Не думаю, что это хорошая идея, Энн, — и если она думала, что Грэм не заметил резкую смену поведения с тех пор, как к нему приехала МакМиллан, то сильно ошибалась. Только ему было не до выяснения причин, по которым блондинка вдруг снова потеплела к нему. В висках отчётливо звенело: «Встретила знакомых парней,» — и молодому человеку уже не хочется никого ждать. — Я пойду в дом. Если хочешь, я сделал лимонад, стоит на крыльце, — кивает он в сторону вазы, а затем разворачивается и пропадает за дверью.
Элайджа не слушает слова, брошенные ему в спину. Сказать по правде, он вообще ничего не слышит, кроме глухих ударов пульса в ушах. И всё повторяется по новой. По позвоночнику прокатывается жар. В животе образуется горячий сгусток злости, планомерно разливающийся по всему телу. Ему начинает казаться, словно эта встреча и не была никакой случайностью. Может быть, Трэйси просто не знала, как от него отделаться и придумала план, где никто не будет на неё обижаться и она сможет вырваться от своего друга к кому-нибудь поинтересней. А, может, они вообще договорились встретиться с Итаном, и Ханна их прикрывает. Зачем ей это? Подобные вопросы явно не беспокоят молодого человека. Он просто представляет себе картинку за картинкой, всякий раз сгущая краски и усугубляя ситуацию, пока наконец не осознаёт, что прошло слишком много времени, и МакМиллан бы не пропала настолько с кем бы то ни было.
Он выносится из дома и, к своей удаче, натыкается на Ханну, сидящую у себя во дворе со стаканом его лимонада. Приходится потратить добрые пять минут, выслушивая отговорки вроде «да, наверное, она заболталась с ними», пока терпение Грэма не кончается и он не рявкает на светловолосую, получая название улицы. Элайджа слабо понимает зачем туда едет и кого хочет там найти, но пульсирующий в организме гнев не даёт мыслить здраво. Он проигрывает, как найдёт её, как скажет ей всё, что думает о её поступке, и плевать кто с ней будет их друзья из школы или абсолютно незнакомые ему люди. Она не должна была пропадать. Не должна была обманывать его. Чёрт возьми, она не должна была влюбляться в Итана. И сделала всё с точностью наоборот.
Кое-как паркуясь, юноша выскакивает из пикапа и идёт прямиком к точке, где, по словам Ханны, они расстались с его подругой. Он растерянно оглядывается по сторонам и понимает, что не имеет ни малейшего понятия в какой стороне её искать. Но не может же он развернуться и поехать обратно? Очередной всплеск раздражения заставляет его идти вдоль улицы, заглядывая в выстроившиеся в ряд кафетерии в надежде увидеть там знакомую фигуру. На десятой неудаче злость сменяется паникой. Вдруг с ней что-то случилось? Кто вообще были эти ребята? Почему, господи, почему она просто не осталась с Ханной?
Он проносится мимо севшей на тротуар девушки, чуть не спотыкаясь об неё и спешно оглядываясь, чтобы извиниться.
— Прошу про... — на половине шага вперёд, Элайджа резко останавливается, — Трэйси? — он не сразу осознаёт, что это действительно она сидит перед ним. Дергает бровями, спешно смотрит по сторонам, пытаясь выглядеть её спутников, но вновь и вновь сталкивается с растерянным лицом МакМиллан, не напоминающей кого-то, кто отлично провёл все эти часы. Только вот слова начинают вылетать из Грэма быстрей, чем парень успевает их осмыслить. — Какого чёрта, Трэйси! Я ищу тебя повсюду! — буквально извергаясь, он резко разводит руками, — Что... что ты здесь делаешь вообще? Почему ты на тротуаре? Где твои знакомые, с которыми ты осталась? И почему ты бросила Ханну? — он даже не обращает внимания на то, что задыхается от скорости потока вопросов, льющихся из него, — Я уже представил, что вы все дружно слетели в какой-нибудь кювет и там сдохли! Ты решила вообще не возвращаться? Хоть бы, блин, предупредила, что ты так хреново проводишь время, что и не особо-то обратно хочется! Чем ты вообще думала? Трэйси! — Илай наконец смотрит ей в глаза, сталкиваясь с совершенно иной реакцией, вместо ожидаемых объяснений. — Т... Трэйси? — переходя на полушепот, он тотчас прекращает крики и дрожащим голосом переспрашивает, — Что случилось? — кажется, кто-то переборщил с выражением эмоций.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Paramore – Throwing Punches
В одно мгновение, казалось бы, неисчерпаемый поток злости пропадает. Сердце совершает звучный кульбит и затихает. Вся Вселенная затихает, прорываясь сквозь плотный вакуум непонимания едва различимым шумом улицы. Он смотрит ей прямо в глаза, не отводя взгляда в сторону. Элайджа не смеет пошевелиться, будто сделай он лишнее движение, и Трэйси вовсе разобьётся на мелкие осколки.
Он правда не понимает. Ведь... Ведь это Трэйси предпочла чужую компанию своему другу, это она пропала в неизвестном направлении и не собиралась возвращаться к нему домой. Только девушка принимается плакать, и важность найти виноватого отходит далеко на задний план, оставляя Илая безмолвно созерцать происходящее, боясь сделать ещё хуже. Она повторяет его вопросы, говорит, что он дурак, и, если честно, попадает в самую точку, потому что чувствует себя Грэм не лучше последнего придурка. Элайджа делает полшага вперёд, но тут же оступается, когда голос МакМиллан вновь прорезается.
— Бросила? — повторяет юноша почти беззвучно, будто не произнеси он этого самостоятельно и пазл не сложится в цельную картину в его сознании. Он слабо разбирает последующие слова подруги, лишь вылавливая отдельные возгласы «страшно», «одиноко», понимая с каждым новым ударом по перепонкам, что человек, говоривший правду, находился прямо перед ним.
Ханна соврала. Ханна оставила её. На короткое мгновение он закрывает глаза и делает непонятное движение шеей, словно пытаясь выбросить из головы складывающуюся воедино цепочку событий. Он же не мог быть настолько слепым. Он бы заметил. Ханна бы никогда так не поступила. Она же...
Парень пошатывается назад под давлением влетающего в его плечо толчка, и всё встаёт на свои места. То, как неожиданно его соседка начала виться перед ним, словно не было целого года и не было никакого расставания. То, с каким энтузиазмом она вызвалась отвести Трэйси в город и с какой лёгкостью оставила девушку в одиночестве, надеясь, что сможет урвать время с ним наедине. Ёмкое «зачем» рикошетит в ушах, но, если честно, ему плевать. Какое бы объяснение ни придумала Ханна, его не будет достаточно. Потому что нет ни единой причины, которая могла бы оправдать её поступок.
— Трэй, — у него не получается ничего произнести. Элайджа бегает глазами по заплаканным раскрасневшимся щекам волшебницы и молчаливо сжимает кулаки. — Что? Нет! Нет, — он трясет головой, не находя слов, чтобы хоть как-то объяснить, исправить всё, что он наговорил ей до этого.
Почему он вообще поверил Ханне? К сожалению, уже слишком поздно об этом думать. Настолько, что когда МакМиллан кричит чёткое «к себе домой», весь мир бледнеет и прибивает его своей тяжестью к асфальту. Плотный ком встаёт прямо поперек горла, не давая ни сказать ни слова, ни выдохнуть. Она повторяет, что хочет домой ещё раз, и Грэм инстинктивно отшатывается назад, то ли уворачиваясь от выдуманного удара, то ли от самой просьбы.
Взгляд фокусируется на удаляющейся спине, а у него только и выходит, что смотреть ей вслед. Неужели всё должно было закончиться именно так? Глупым недоразумением, в которое Элайджа Грэм поверил, просто потому что не смог справиться с собственническим чувством по отношению к подруге. И в секунду, когда ясное «нет» звенит в мыслях, он срывается на бег.
— Трэйси! Подожди! — выходит недостаточно громко, отчего парень припускает быстрей и останавливается лишь тогда, когда оказывается на одном уровне с подругой, — Пожалуйста, подожди, — бессознательно Илай тянет свою ладонь к её запястью, впиваясь в него мертвой хваткой, стоит ей попробовать вырваться. — Я обещаю, я отвезу тебя куда ты хочешь, просто, остановись, — он сталкивается с ней взглядами, замечает следы смазанного макияжа и различает резкий укол в подреберье, осознавая, что виноват во всём этом. — Если бы я знал, если бы, — запинается, проглатывает воздух, — Если бы я только знал, что она тебя здесь оставила, я бы тут же приехал. Я думал, что ты с кем-то. Трэйси, прости. Прости меня, я, — замечая, как сжимает её руку, он спешно разжимает пальцы и сходит на полушепот, — Я должен был сразу понять, что она соврала мне, — Элайджа открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но не имеет ни малейшего понятия, что может заставить Трэйси не уезжать сегодня. — Я не знаю почему поверил ей, — он опускает глаза в пол, прекрасно понимая, что знает. И дело было тут не в талантах Ханны к вранью – это не очень-то у неё получалось. В его воспоминаниях ещё живы события прошлого вечера, и то, что всё повторилось, казалось ему столь очевидным, что Элайджа не разглядел главной проблемы в истории Ханны: Трэйси МакМиллан никогда бы никого не бросила и не прогнала. А то, что Грэм ощущал себя бесконечно недооцененным, было результатом его собственных комплексов, а не плохим отношением подруги.
Он судорожно моргает, смотрит на неё и не знает, что добавить. Где-то здесь нервная система играет высокую ноту, обрывая парочку душевных струн, и Элайджа принимается тараторить, задыхаясь.
— Пожалуйста, Трэйси, только не уезжай сегодня. Давай, я отвезу тебя домой, и ты подумаешь, а на утро скажешь мне что решила? Я знаю. Я виноват. Я идиот. Но, но, — он оглядывается по сторонам, словно там скрывается истина, которая поможет ему подобрать верные слова, — Уезжать не надо, — бормочет юноша на выходе и замолкает.
Если бы он в неё не влюбился, этого никогда бы не произошло. Его мысли не были бы затуманены надуманными обидами, он бы не реагировал так резко, не волновался бы так сильно. Все бы было так, как всегда. Но что он может с этим поделать? Если бы он мог, то тут же вытащил бы из своей головы все эти бестолковые чувства, только портящие их дружбу. Но он не может. И оттого постоянно всё портит. А сегодня провёл финальную черту, сам того не заметив.
y o u ' r e   s o   h a t e f u l   s o m e t i m e s
t h r o w i n g   p u n c h e s   a t   l i e s
f a l l   f r o m   s o m e w h e r e   a b o v e
j u s t   t o   s a y   y o u ' r e   i n  l o v e
-   -   -
w a t c h   i t   d i s a p p e a r
t h e   d r e a m   y o u   h o l d   s o   d e a r
l e t   i t   f a d e ,  l e t   i t   f a d e   n o w

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

— Я не знаю! — слыша своё полное имя, на выдохе проговаривает юноша. Он уже ничего не знает. Все выстроенные на пути за подругой теории теперь кажутся ему совершенно пустыми и неправдоподобными. Если бы только он остановился и задумался, если бы прокрутил картинку гуляющих счастливых Итана и Трэйси ещё раз, быть может тогда бы этого можно было избежать. Но что-то внутри подсказывает: вряд ли. Потому что когда дело касается Трэйси МакМиллан, вся логика и интеллект, которыми так гордятся люди его факультета, теряются на фоне остро реагирующего сердца. Он не может, не умеет останавливаться, делать несколько вдохов-выдохов и смотреть на всё не через призму собственных чувств, которые начинают выливаться наружу раньше, чем он успевает задержать дыхание и прикусить свой язык. Наверное, от них была бы хоть какая-нибудь польза, направь он их на заботу о Трэйси. Но на практике выходило только разжигать костры, а потом пытаться восстановить прожженную насквозь землю извинениями.
«Ты не понял,» — неприятно режет слух, отчего Элайджа закрывает глаза и тихо выдыхает, не имея возможности возразить. Как он может ей объяснить? Что он скажет? Что ревновал её к Итану? Что готов был поверить в любую ложь о несуществующих приятелях, просто потому что это его личный страшный сон? Тогда он потеряет её совсем. У него не будет выбора, не будет возможности сдержать себя в следующий раз, когда действия МакМиллан заставят нутро закипеть. Они просто не будут друзьями. Разве кто-нибудь в здравом уме принял бы такое решение? Но чем чаще он её обижает, тем неизбежней оно ему кажется.
Но затем звучит что-то, отчего Элайджа мгновенно приходит в себя. Он резко хмурит брови, поднимает взгляд и непонимающе смотрит на подругу. Девушка? Не рассказал? Что?
— Ханна не... — слова обрываются на половине. Он замолкает, раскрывает рот и вновь сжимает губы, наконец складывая мозаику событий в огромное полотно его наивности. Всё, что делала Ханна, всё, что она говорила и выдумывала, шло из одного единственного желания: быть единственной. Но вовсе не для Элайджи Грэма. Увы, она просто хотела быть единственной для всех, и Ханну мало беспокоило каким образом она добивалась своей цели. И если он прощал ей эти замашки раньше, зная, откуда они шли, сегодня ведро терпения перелилось и затопило всю Вселенную. Она могла издеваться над кем угодно, кроме Трэйси МакМиллан.
Она снова спрашивает его что-то. Злится, попрекает его бестоковой манерой услышать то, чего нет в её словах. И он не отрицает. Если требуется, Илай готов подписаться под каждым словом, только вряд ли это что-то изменит. Ему начинает казаться, словно, что бы он ни сделал, всё равно конец будет сопровожден слезами Трэйси и его извинениями. Есть такой тип людей. Которые только и могут, что ранить тех, кто им дорог. Потому что они и сами ходячие сосуды, забитые доверху осколками разбитого стекла. Отец говорил ему об этом, Трэйси говорит ему об этом.
— Хорошо, — сжимая рот в тонкую полоску, он пытается выдавить что-то на подобие улыбки и коротко кивает, не собираясь больше тревожить и без того пережившую слишком много МакМиллан. Грэм делает шаг в сторону машины, но Трэйси остаётся на месте, и он останавливается следом. Девушка принимается рыться в своей сумке, отчего ему хочется сказать, что можно сделать это сидя... Не стоит. Он не издаёт ни звука, внимательно наблюдая за действиями подруги ровно до тех пор, пока она не протягивает ему свёрток, а Элайджа не становится похож на белое полотно. Он аккуратно берет пакет из её рук и знает, что там внутри ещё до того, как руки определят вес предмета и голос МакМиллан даст подсказку о содержимом.
— Трэйси, зачем ты... — нет, это совсем не то, что он хочет сказать и сразу же затыкается. Грэм резко выдыхает, прикусывает нижнюю губу и неспешно вытаскивает из пакета плеер, уже не обращая внимания на перманентные падения сердца куда-то к земле. — Спасибо, Трэйси, он, — он смотрит на пластмасску в своих руках и еле справляется с тем, чтобы проталкивать воздух в лёгкие. Если бы ему дали выбор, он бы без единого сомнения согласился навсегда исчезнуть из памяти МакМиллан, лишь бы никогда больше не кричать на неё и не доводить девушку до истерики. — Он куда лучше прежнего, — юноша открывает взгляд от подарка, тянет уголки губ убедительней и встречается глазами с подругой, — Он замечательный, — на короткий миг ему хочется сесть в пикап, вжать педаль газа в пол и вылить всю злость, что просыпается в нём с новой силой, на Ханну, но мысль о том, чем это закончилось сегодня, тушит закипающий вулкан. Ничего не изменится, если Элайджа выплеснет всю свою ненависть к себе на другого человека. Он виноват в том, что испортил Трэйси поездку, Ханна всего лишь маленькая часть по сравнению с огромным океаном гнева по имени Элайджа Закари Грэм.
Он смотрит на плеер, на ещё красные щеки волшебницы, прислушивается к шуму на улице и парочке зевак, оборачивающихся на их ссору, и понимает, как сильно он устал от самого себя. От бесконечных бесконтрольных вспышек раздражения, от светлого образа проклятого Итана, который, видимо, будет мерещиться ему до гроба. От того, что вечно он, Элайджа Грэм, не вовремя и невпопад. От того, что не мог понять своей проклятой башкой, насколько важен ей был этот чёртов плеер. Даже важней, чем ему, потому что он же друг. Он же расстроился. И от всего этого хочется как следует долбануться головой об какой-нибудь камень или сразу об асфальт; и мучениям конец.
— Мы начали встречаться прошлым летом, — начинает он негромко, постепенно поднимая глаза на подругу, — И закончили встречаться прошлым летом. Я не знаю, что она тебе сказала, но она не моя девушка. И, — сильнее сжимая подарок в руках, словно спасительный круг из пруда своей глупости, Грэм прокашливается, — Наверное... я не рассказал этого в начале учебного года, потому что... это было глупостью, — парень делает шаг по направлению к припаркованному пикапу, встаёт и поворачивается к МакМиллан, — Мне жаль, что так вышло. Я и представить себе не мог, что её будет беспокоить к кому и как я отношусь, — тут же осекаясь, Илай выдерживает паузу и резко меняется в тоне, — А, вообще, это неважно. Пойдём к машине, ты и без того устала, — раз у него не выходит подбирать верные слова, то хотя бы банально позаботиться о её здоровье Элайджа всё ещё способен. И молодой человек начинает идти спокойным шагом к машине, крепко сжимая плеер в ладонях.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule