Легко ли – выбрать? Предопределить свою жизнь, когда ты только-только переступил границу восемнадцатилетия? Казалось, все вокруг справлялись с этим, без единого колебания заполняя списки на стажировку в высших инстанциях, делали ставки на карьеру в спорте или присоединялись к семейному делу. Все, кроме Алистэра Маккензи.
Он смотрел на Остару и Мэрилин, поражаясь сколько уверенности было в каждой из них. Будто для девушек не существовало других альтернатив кроме работы в компании, и никого из них не терзали сомнения: действительно ли это дело заслуживало целой жизни, посвященной ему? С ним же всё было иначе.
Было бы удивительно, если бы Маккензи не задумался о политике, обладая бросающимся в глаза талантом заговаривать людям зубы и добиваться своих целей упорством умудрённого опытом барана. И там, где семейная история указывала на прямой путь в МАКУСА, Алистэр стопорился и чувствовал, что если и окажется среди людей в строгих костюмах, то только если исчерпает все возможности. А последних было пугающе много, несмотря на узкий список способностей, выделявших Алистэра Маккензи на фоне любого другого волшебника. Кто бы мог подумать, что решение придёт к нему далеко не во время очередной тирады обеспокоенных профессоров, надеющихся вытянуть из юноши хоть какую-то надежду на определённость, а благодаря случайному знакомству во время рождественских каникул?
Алистэр никогда не считал свои заметки в стол и участие в школьной газете серьёзным занятием, смотря на это скорей как на увлечение, из которого вряд ли что-либо выйдет. Поначалу он не верил. Настойчиво убеждал себя в том, что никогда не получит ответа от писателя. Чем он был лучше любого другого участника из поэт-кружка? Чем его исписанный пергамент мог поразить человека такого статуса и опыта? Однако поразил. И потребовалось недюжинное усилие над собой, чтобы не выбежать на первый этаж семейного поместья, чтобы сообщить добрую весть задолго до финальных экзаменов, и ещё большее, чтобы скрывать это от кузин. Алистэр не тешил себя иллюзиями на счёт своих родителей, осознавая в полной мере, что никто из них не видел писательство делом, способным прокормить семью, и уж тем более чем-то достойным волшебника, носящего фамилию Маккензи. Именно поэтому их он планировал осведомить в последнюю очередь, прикрываясь отговорками, что находился в процессе выбора между конгрессом и фабрикой ближайших родственников, где всегда могли пригодиться одарённые члены семьи.
Первыми его решение должны были услышать сёстры Маккензи. И именно по этой причине утром шестого июня Алистэр Маккензи стоял на пороге поместья в Чарльстоне, в надежде застать своих кузин на месте.
— Доброе утро! — открывая входную дверь нараспашку раньше, чем эльф успел подбежать, Маккензи перешагивает через порог с громким приветствием, мгновенно нарушая подозрительную тишину, царившую в доме. — Только не говори мне, что все они ещё спят. Десятый час! Кто спит в такое время. Да ещё и летом, — звучный выдох недовольства. Юноша расставляет руки по бокам и прислушивается к шорохам.
— Нет, сэр. Все покинули поместье час назад, осталась только госпожа Мэрилин. Вы можете к ней присоединиться, она завтракает в столовой.
— А я было надеялся, что мне удастся разбудить кого-нибудь холодным душем, — сожалеюще улыбаясь, замечает парень и делает шаг в заданном направлении, — За завтрак не беспокойся. Я не голодный, — наотмашь сообщает эльфу, прежде чем раствориться из парадной.
Сказать по правде, Маккензи беспокоился за то, как лучше было преподнести новость девушкам. Он долго колебался делать ли это по отдельности или сказать им всем вместе и в конечном итоге не нашёл единственого верного варианта. Что ж, кажется, Вселенная решила эту дилемму за него. И всё бы было хорошо, если бы начинать пришлось не с Мэрилин.
Только не подумайте, что проблема была в том, что Алистэр не хотел с ней делиться. Хотел. Очень хотел. И в то же самое время, боялся за её реакцию сильней остальных, пускай и скидывал своё волнение на их прошлые проблемы в общении. Он не сомневался – Юнона обязательно обрадуется за то, что её кузен наконец нашёл занятие по душе. А к родительскому наставлению Остары Алистэр был морально готов едва ли не с первого курса Ильверморни. Что же до Мэрилин? Он не знал или намеренно отказывался представлять, что будет, восприми она его слова не так, как бы ему хотелось. Потому что иначе юноше бы пришлось признавать, как много значило для него мнение волшебницы, и как сильно он надеялся на поддержку с её стороны.
На мгновение он останавливается перед входом в столовую, сжимая чуть мокрые ладошки, и глубоко вдыхая, шагает внутрь и растягивает улыбку в тридцать два.
— Bon appetit, — кривляя (и вряд ли успешно) французский акцент, юноша останавливается перед большим столом и опирается ладонями о твёрдую поверхность, — Доброе утро, госпожа Мэрилин, которая завтракает, — движение бровями вверх, следом за которым парень падает на стул напротив, — Кто-то опять засиделся допоздна или ты предвидела моё появление и не могла упустить возможности провести лишний час с самим Алистэром? — хватает одного взгляда на девушку, чтобы найти ответы на все вопросы. — Нет? Ладно-ладно, я шучу, оставим таланты прорицания Юне. На самом деле, прежде чем ты возмутишься на счёт вторжения в твоё утро без предупреждения, смею огорчить, у меня есть повод, — задирая палец высоко вверх, празднично говорит Алистэр. — Только для начала придётся доесть, — делая небольшую паузу, он тянет тост из тарелки девушки, откусывает кусок и складывает его обратно, — Пойдём, прогуляемся до города, заодно расскажу тебе новость на повестке дня, — короткая улыбка, которая на мгновение гаснет и превращается в на редкость серьёзное выражение лица, — Это правда важно, — пожалуй, из всех грехов, за которыми был замечен Алистэр Маккензи, враньё в этот список не входило. И если кому-то подобный спектакль мог показаться не выветрившемся детством в штанах, за которое Мэрилин так часто его упрекала, происходящее было ни чем иным, как защитным механизмом. Так было проще – притвориться, что всё это весёлое приключение, а вовсе не важный жизненный выбор, способный повернуть судьбу молодого человека на сто восемьдесят градусов. Он прекрасно понимал, что не собирался в поход в ближайший лес, а подписывался на довольно опасную авантюру, которая продлится не месяц и даже не два. Но если вдруг его вновь воспримут несерьёзно, по крайней мере, он будет соответствовать намертво приставшему образу. И не придётся разочаровываться, что как бы он себя ни вёл и что бы ни делал, Алистэр Маккензи так и останется не выросшим подростком с ветром в голове, не желающим посвятить себя достойной профессии в политике или помочь компании, как это делали старшие дети в семье.

Подпись автора

n e u t r a l i t y ,  i n   t h e   f a c e   o f   s u c h   e v i l ,  i s . . .   complicity

not to speak is TO SPEAK, not to act is TO ACT

В пожизненной неопределённости Алистэра Маккензи были свои преимущества. Перед молодым человеком оказалось открыто пугающее множество дверей в будущее, и за каждой из них хранился новая, ещё незнакомая самому юноше личность, которой он бы мог стать. Сотрудник МАКУСА с прорезавшейся раньше времени сединой или лёгкий в общении заведующий рекламным отделом, симпатичный басс-гитарист без шанса на стабильные отношения или ничем не выделяющееся звено семейной компании, меркнущее на фоне дочерей Маккензи. Всякий раз новая версия едва походила на свою предшественницу, и пускай кто-то оспорит подобное видение человека, меняющегося вместе с обстоятельствами, Алистэр видел в эффекте бабочки больше здравого смысла, чем в предопределённом алгоритме взросления, который не составит труда просчитать, если напрячь извилины.
И всё же минусов в его вечном колебании из стороны в сторону было больше. Стоит вспомнить школьные годы, которые, наконец остались перевёрнутым листом в долгой и утомительной главе, и отрицательная составляющая перевешивала все перспективы. Алистэр Маккензи и сам не заметил, как оказался по ту сторону баррикад от людей, которых считал своей семьёй не только на каком-то далёком кровном уровне, но и видел в них единомышленников, тех, кому он мог безоговорочно доверить всего себя и не ожидать подножки из вне. Не заметил, как превратился в противоположного самому себе человека, оставившего от Алистэра только лицо и сбивающую с толку манеру одеваться. И пускай, выйдя за порог Ильверморни, он постепенно всё больше и больше походил на мальчишку из прошлого, Маккензи понимал: так просто семь лет школы не сотрутся ни из памяти Юны, ни, тем более, из памяти Мэрилин. Хоть и пытался сделать вид, словно ничего не помнил.
— Не со всеми, а с тобой, — с непробиваемой невинностью сообщает парень, роняя щеку в подставленную под неё ладонь и внимательно уставляясь на светловолосую, [float=left][/float] — Вот и доем, раз тебе так противно, — дергая бровями, быстро добавляет Маккензи и с наигранным (нет) разочарованием кривит нос. Не так-то просто раз за разом пытаться вытянуть из Мэрилин похожую шутку в свой адрес и терпеть бесконечное поражение. Впрочем, задаваться вопросом о мотивах блок-сигналов, которыми его кормила Маккензи, Алистэр не начинал. Слишком уж хорошо юноша осознавал причинно-следственную связь между его поступками и формировавшемся годами мнением девушки, чтобы заниматься самоедством по поводу утерянной харизмы. 
Она вновь командует доесть заражённый продукт, и со всей присущей ему театральностью молодой человек хватает кусок хлеба из тарелки, сует его в рот и откусывает больше половины, злостно зыркая в сторону светловолосой. Теперь довольна? А вот его желудок был не очень, явно переполненный с завтрака, с которыми Алистэр не поскупился часом раньше. Потому, стоило Мэри покинуть кухню, как задор Маккензи превратился в характерный зелёный оттенок, а остаток тоста полетел обратно в блюдце.
— Тодо, спаси день, убери это подальше, — уже поднимаясь из-за стола, пробормотал волшебник, — Чудесный завтрак, [float=right][/float]— жаль только с его экспрессией это больше походило на жалобу, нежели на комплимент. Но прояснять свои добрые намерения Маккензи не стал, поспешив к выходу. Нет, он не надеялся, что Мэрилин внезапно познакомилась с понятием скорости, но не покидавший мандраж заставлял делать его куда больше лишних движений, чем обычно. Перемяться с ноги на ногу. Выглянуть в окно и наткнуться на растение в вазе у комода. Порвать листочек на цветке. Попробовать приклеить отпавший кусок обратно. Сдаться. Оторвать листок целиком и спрятать улики в земле. Повторить странное перемещение на месте ещё несколько раз.
— Она жива! — широко расставляя руки в ликовании, реагирует парень. На самом деле, не столько Маккензи копалась, сколько Алистэр находил сто и один повод достать кузину. — Это я должен говорить тебе «пойдём», — покачиваясь от толчка на месте, с улыбкой добавляет молодой человек и спешит нацепить обувь. На самом деле, где-то в глубине души он всё ещё не смирился с тем, что она согласилась так быстро. И что самое удивительное, даже не стала отбиваться от него, придумывая причины беспроглядной занятости. Неужели ледяное сердце Мэрилин Маккензи постепенно таяло? Сверкающая улыбка Алистэра явно говорила о вере в лучшее.
Наскоро махнув домовому эльфу на прощание, парень сбежал с крыльца следом и, заметив порыв в свою сторону, тут же подставил руку. И кажется, уголки губ потянулись в разные стороны заметно сильней.
— Терпение, Маккензи, — поворачиваясь к волшебнице с ухмылкой, ехидно произносит светловолосый. — Всему своё время, — и звучит это только ради бесценной эмоции, вырисовывающейся на лице Мэри, следом за которой звучит характерный мужской смешок, — Ладно-ладно, только об этом ещё никто не знает. Даже мои родители, и лучше бы этому так и оставаться, пока всё не будет готово, — на мгновение его брови вновь хмурятся, стирая с лица привычную непринуждённость, — Или я, — добавляет, прокашливаясь. Каким бы стойким ни старался казаться Алистэр, ожидаемый разочарованный тон отца и не менее предвидимые попытки матери сдвинуть гору с места не вызывали в нём желания приблизить этот момент.
Он не сомневался, каким бы безумным ни был его план, девушка не стала бы доносить всей семье о случайно обнаруженном сумасшествии кузена. Тем более, зная, что он и без неё собирался рассказать добрую весть остальным родственникам. Разве что в их случае всему и впрямь было своё время.
— Помнишь на зимних каникулах твои родители устраивали большой приём? — неосознанно Маккензи поправляет руку, за которую держалась его кузина, словно проверяя на месте ли была Мэрилин и слышала ли она его, — Так вот, помнишь они тогда ещё пригласили писателя, книгу которого я тебе советовал? — вопрос был риторический, потому что не запомнить как настойчиво он совал произведение под нос девушки было порядком проблематично. Если только сознание Мэри ни избавлялось от любой информации, которую пытался вложить в её голову юноша.
— Терпение! Без предыстории будет не так торжественно, — смотря на нетерпеливую экспрессию кузины, возмущается Алистэр, — У нас состоялся разговор, и, узнав, что я тоже пишу, он предложил отправить ему пару статей из школьной газеты и что-нибудь из свободных произведений. Естественно, как и стоило ожидать, по его словам, писатель из меня никудышний, — со смирением хмыкает парень, пожимая плечами, — Но не безнадёжный, — его тон значительно веселеет, — Мэри, представляешь, ему нужен был ассистент, и из всех возможных кандидатур он выбрал меня! — с горящими глазами он неожиданно отпускает руку девушки, слегка обгоняет её и принимается идти задом, размашисто жестикулируя, — Ты можешь в это поверить? Я поеду путешествовать по миру со своим кумиром! И мне не придётся выбирать между жуткими офисами в МАКУСА или, — Маккензи осекается, чуть не произнося «фабрикой смерти», — Чем-нибудь другим. Конечно, каникул и выходных мне сказали не ждать, да и к чёрту всё это, когда такая возможность, — неугомонно тараторя, чуть не задыхается молодой человек. Замечая, что, кажется, вылил на Мэрилин водопад мыслей, он останавливается, засовывает руки в карманы и, смотря на неё с надеждой, смято интересуется: «Что думаешь?»
И если вы думали, что незаметно скрещивают пальцы только дети, то вы просто не были знакомы с Алистэром Маккензи.

Подпись автора

n e u t r a l i t y ,  i n   t h e   f a c e   o f   s u c h   e v i l ,  i s . . .   complicity

not to speak is TO SPEAK, not to act is TO ACT

Идея собрать вещи и отправиться навстречу неизвестности не свалилась на голову Алистэра Маккензи совершенно случайно. Точнее, не случайно она показалась ему единственным верным решением вопроса будущей профессии, а в остальном появление писателя в жизни волшебника стало ничем иным, как велением высшей силы или фатума – называйте, как хотите, лишь бы подходило вашим убеждениям. Для юноши же это было чем-то схожим с «Богом из машины», внезапным ярким светом в конце мрачного тоннеля, так называемых родственниками, возможностей, в которых Маккензи постепенно погрязал. Всё казалось бессмысленным, пока не обрело смысл. И он бы смог развлечь вас ещё парочкой дешёвых фраз, ударившись в лирику, но идея у них была бы одна: выбранное им направление было фактически прописано в генетическом коде волшебника.
Уже не первый раз за несколько веков в семье Маккензи рождалась прокажённая овца или, если быть точным, захворавший рогатый баран, театрально недовольный полем, на котором паслось его стадо. Алистэра не устраивала политика, его не устраивал МАКУСА, и если раскрывать тайники души до конца, связать свою жизнь с производством оружия ему хотелось примерно так же, как разносить тарелки в закусочной. Он был не первый, кто кривил нос от семейного наследия. Имя Бенджамина Маккензи нередко всплывало в недовольных речах отца, попрекающего предка за ветер в голове. Что ж, разве он мог предвидеть, что рассказы о приключениях прадеда подействуют на мальчишку в противоположном желаемому ключе, заложив фундамент его выбора в будущем?
И всё-таки надежда сдвинуть гору по имени Алистэр жила. Правда, далеко не в словах родителей, которым он был готов противостоять до их победной капитуляции или крайней меры побега, не останься у него иных вариантов. Если и был в этом мире человек, способный настроить сознание волшебника на другую частоту, он шёл сейчас рядом с ним, совершенно не осознавая своей определяющей роли. [float=right][/float]
— Ты? — от напряжения Маккензи поднимает брови и растягивает вопрос, повторяя за кузиной. Он задерживает дыхание, сжимает губы и, кажется, на короткое мгновение замирает на месте, подобно греческой статуе, изрядно исхудавшей за столько веков, — Ты меня спрашиваешь? — смешок. Нервный вдох. И в момент, когда пульс молодого человека перестаёт соответствовать жизненным нормам, она наконец-то произносит то, что позволяет Алистэру перестать походить на кролика, которого сейчас задавит колёсами.
— Слава болотным фонарикам, Мэри! Умеешь же ты напугать, — пускай выдох облегчения был переигранным, с души Маккензи явно только что сошёл массивный оползень. — Я уже представил себе нотацию в стиле «меня зовут Остара Маккензи, и я знаю жизнь лучше чем ты, потому что я старше и мои волосы лучше твоих», — стараясь как можно точней передать интонации их общей старшей родственницы, он взмахивает челкой, явно рекламируя новый травяной отвар для кончиков чтобы поставить жирный восклицательный знак в коротком представлении театра имени Алистэра. Парень кивает в сторону дороги и, замечая, что процессор Мэрилин перегружен, подбегает к ней и тянет в сторону города. — Да, путешествовать по миру, следить за вещами, запоминать даты встреч, в общем, быть живым воплощением ежедневника и мозга моего... — он щурится, кивает, будто соглашаясь с собственными мыслями, и спешит продолжить, — Шевалье. И в промежутках впитывать тайное знание пера, доселе мне недоступное, — стараясь придать своему голосу эпичности, он поворачивается к Мэри и тихо смеётся в надежде разбавить запустившийся мыслительный процесс в белокурой голове.
Казалось бы, реакция девушки была положительной, пускай, не чрезмерно бурной, как хотелось бы Маккензи. И всё же ощущение, будто что-то шло не так подкатило к лёгким, заставив напряжение вернуться. Как будто чего-то не хватало. Как будто, он ждал каких-то слов, о которых и сам не имел ни малейшего понятия, и всё равно хотел их услышать.
— Ну, — юноша хмурится, уставляясь на горизонт, — Технически, я ничего не оставляю здесь, — улыбка возвращается на его лицо так же быстро, как и ушла, — Эй, что, боишься соскучиться по моим утренним вторжениям в твой хрупкий дзен? Не дрейфь, Мэри, я не собираюсь пустить корни в какой-нибудь Африке и сменить джинсы на юбку из пальмовых листьев, — подмигивая, продолжает смеяться молодой человек. В каком-то смысле, он слабо представлял насколько загруженной и долгой могла быть эта поездка. Да, конечно, по словам волшебника, с которым он отправлялся, на каникулы рассчитывать не стоило, и Маккензи прекрасно это понимал. Но в то же самое время, парню казалось вполне возможным возвращаться на родину раз в два-три месяца, чтобы проведать семью. Хотя бы на выходные.
Вопрос про девушку несколько выбивает его из колеи, отчего Алистэр замолкает, опускает взгляд в ноги, словно надеясь получить мудрость из пыльной дороги, и даже останавливается, отпуская сестру. Пожалуй, если была тема, которой они с Мэрилин благополучно избегали... всегда, то она только что её коснулась. Одно дело – шутить про обмен слюнями, другое – говорить о всё ещё существующей девушке Маккензи, отношения с которой у него обстояли не слишком гладко по причинам, известным только самому Алистэру. И какой гоблин её дёрнул? Они ведь никогда это не обсуждали, и начинать сегодня он явно не собирался. [float=left][/float]
— Должно быть, весьма неплохо, раз у неё появился заботливый адвокат, — ухмыляясь, он топчется на одном месте, смотрит на блондинку, а затем глубоко вздыхает, — Мы это не обсуждали. Говорю же, ты первая, — и надеясь, что этого будет достаточно, добавляет, — Не думаю,  что это должно стать проблемой, — с недавних пор ему казалось, что она даже обрадуется, сообщи он чудесную новость о её свободе от общества Маккензи, а иногда складывалось впечатление, словно она выроет озеро и зальёт своими слезами, назвав последнее «почему Алистэр такой мудак» на каком-нибудь иностранном языке, чтобы звучало заманчивей. Возможно, кто-нибудь бы мог пролить свет на множество вопросов в голове юноши, но обратиться ему было не к кому. Так уж вышло, что подобные вещи не обсуждались ни в кругу его друзей, ни уж тем более за семейным ужином. Вот и выходило, что оставались только кузины, но спрашивать совета у Юны парень бы не рискнул, у Остары было и без того достаточно забот, чтобы не захламлять свои мыслительные процессы подростковой драмой, а Мэрилин? Лучше спросить у самой Мэрилин почему Алистэр не спешил обсудить сердечные проблемы с ней. Она объяснит куда доступней.
— М, — зеркаля девушку, он тоже засовывает руки в карманы и шаркает носком кроссовка по земле, — Точно не скажу. Предположительно, не меньше полугода. На самом деле, всё зависит от того, как быстро будет писаться книга, — Алистэр дергает плечами, поджимая губы, — Видишь, эм... он собирается делать обзор на происхождение магии на разных материках, и многое зависит от того захотят ли люди сотрудничать с нами, какая ситуация у них в стране. В одной Англии чёрт знает что творится, кто сказал, что в остальном мире всё спокойно? — Алистэр поднимает глаза на волшебницу, и наконец понимает, что заставляло его виски зудеть. Она выглядит такой... обычной? Словно он пять минут назад рассказал ей о его планах на сегодняшний ужин и теперь они живо спорят на счёт приправы, которая лучше подойдёт к запланированному блюду. Конечно, она задавала много вопросов, что можно было списать на волнение, однако кто бы не задавал? Любой посторонний человек составил бы идентичный список, которым наградила его Мэрилин Маккензи, только была одна загвоздка. Мэрилин не посторонний человек. И если шутки про обмен слюнями превращали девушку во внимающую стену, то она хотя бы могла высказать своё расстройство как родственница? Кузина? Сестра? Или чем там они себя привыкли считать.
— Ты... явно страдаешь с продолжением фраз сегодня, — нервный смешок, сопровождающийся короткой вспышкой надежды на что-то отличное от: «Я рада, можешь уезжать прямо сейчас». Но ничего не происходит. Вместо этого в лоб Алистэра влетает очередное беспокойство случайного прохожего, отчего юноша едва удерживает улыбку на лице. — В сентябре, — кивая в такт своим словам, чеканит волшебник, — Если всё пойдёт по плану, то в начале осени я должен буду поехать в Южную Америку, — уголки губ тянуться вверх, и Маккензи пытается придумать очередную бесполезную шутку, однако теряется, чувствуя непривычный укол в подреберье. На долю секунды ему становится слишком обидно, чтобы сдерживать себя, и он беспечно добавляет: «Я бы уехал и раньше, но подготовка занимает много времени,» — ложь номер один. Зато под сердцем болит на порядок меньше.

Подпись автора

n e u t r a l i t y ,  i n   t h e   f a c e   o f   s u c h   e v i l ,  i s . . .   complicity

not to speak is TO SPEAK, not to act is TO ACT

Алистэр Маккензи появился на свет не многим позже своей кузины и тем самым обрёк последнюю на ближайшие годы совместного взросления. Казалось бы, куда проще найти общий язык с кем-то, спотыкающимся о те же подводные камни, присущие растущей цифре в документах, что и ты. Но в случае Алистэра и Мэрилин схожий возраст не оказался мостом через пропасть.
Они были разными. Или, по крайней мере, так считал юноша, смотря на светловолосую волшебницу. Не только на поверхности, но и глубоко внутри. Во взглядах на жизнь, своих выборах и манере общаться с окружающим миром. Мэрилин казалась серьёзней, взрослей. Словно опережала его не на месяцы, а на годы вперёд. На её фоне Алистэр начинал казаться себе маленьким ребёнком, так и не переставшим смотреть на мир сквозь призму наивности и переполняющих эмоций. Там, где Маккензи продирал голос криком, Мэри многозначительно поджимала губами. Когда Алистэр скакал по комнате от восторгов, девушка умудрялась выпустить чувства наружу, не переливая их через край. И даже сейчас.
Она выглядела абсолютно спокойной. Не слишком радостной. Не слишком расстроенной. Размеренной, словно ничего из сказанного не трогало её до конца. Или просто Мэрилин Маккензи давным давно научилась контролировать себя куда лучше, чем её кузен, только вот читать между строк Алистэр не умел. Он всегда воспринимал все её слова буквально, и если Мэри морщила нос на украденный тост, он видел недовольство и ничего больше. Что, разумеется, не останавливало парня не издеваться дальше, но это уже издержки характера.
— Так это плохо или хорошо? — он смеётся, надеясь на отрицательный ответ. До сих пор Маккензи не доводилось задумываться в полной мере сколько всего может произойти за полгода. Он будто считал, что ненадолго перенесётся в другое измерение, пока оставшиеся в Америке родные застынут в том состоянии, в котором он их покидал, дожидаясь возвращения волшебника. Как показывал опыт, обмен сестры слюнями с другими представителями его пола вызывал в Алистэре вовсе не радость за её романтические успехи. И мысль о том, что подобное было вполне возможно, отозвалась острым уколом под рёбра. Но ведь это не могло стать решающим пунктом против его отъезда? Даже если так, в своих лучших традициях Маккензи бы пошёл против собственных ощущений. Просто потому что.
Постепенно короткая обида растворялась в разговоре. Чем больше Мэри говорила, о своём беспокойстве за жизнь юноши и о том, что будет по нему скучать, тем легче становилось Алистэру. В какой-то момент он даже почувствовал укор сознания за озвученное желание поскорей уехать, но виду не подал.
— Не беспокойся, я буду предельно аккуратен, — в наигранной манере, он заглядывает на волшебницу исподлобья и широко ухмыляется, — Аккуратность – моё второе имя! — что? Нет? — Но мне приятно, что ты всё ещё беспокоишься за целостность моих костей, — не скрывая кошачьей улыбки, Алистэр переводит взгляд с кузины на дорогу и тихо хмыкает. Если это действительно волновало Мэрилин, он не хотел её лишних нервов, закидывая в светлую голову детали своей поездки. Тем более, судя по всему, с ним путешествовал по-настоящему опытный волшебник, и боятся не дожить до конца было лишней тратой нервов. Конечно, он поинтересовался его успеваемостью в защитной магии, однако Маккензи не стал придавать этому большого значения. Ясное дело: любой человек должен быть способен постоять за себя в случае опасности, особенно, находясь в чужих странах. Это было обычной осторожностью. Но позволить решить Мэри самой, что это могло быть, Алистэр не позволил.
— Прям в последний! — он трясёт её за руку, округляя на девушку глаза. — Именно это я и собираюсь сказать, — Маккензи смеётся, театрально вздыхая от усталости. Усталости от сгущения красок над чем-то, что не казалось ему проблемой. Он ведь не умирать отправлялся, и что полгода-год в разрезе целой жизни? — Я вернусь, не успеешь облегчённо выдохнуть и насладиться своим спокойствием, — на мгновение голос Мэрилин звучит непривычно открытым, когда сообщает о том, что его будет здесь не хватать. Однако в следующее же мгновение волшебница отпускает Маккензи так же просто, как и притянула к себе, и молодой человек сваливает всё на собственную эмоциональность. Ему бы стоило сказать то же самое, только Алистэру не хочется выглядеть сверхчувствительной катастрофой на фоне уравновешенности своей сестры. Он и так подобно открытой книге на фоне остальных, и хотя бы на этот раз волшебник оставляет свои чувства при себе.

Д В А   Д Н Я   С П У С Т Я

Он не думал, что окажется на пороге поместья в Чарльстоне так скоро (или хотя бы по другой причине). И не думал, что будет смотреть на чуть выцветшие от жары стены с подкатывающим к горлу сожалением, плавно обращающимся раздражением. Алистэр не понимал. И если честно, не хотел понимать, что именно заставило среднюю дочь Роя Маккензи сделать то, что она сделала. Но делать вид, словно ничего не произошло, юноша тоже не собирался.
Не смея постучать в дверь, он стоял и прислушивался к своему дыханию в умирающей надежде не врываться в тихий дом Маккензи ураганом, сносящим всё на своём пути. Снова и снова он проматывал вчерашний день, стараясь выявить в нём преувеличение живой фантазии, и всякий раз приходил к одному и тому же заключению: ему действительно предложили работу в МАМС. И всё благодаря Мэрилин Маккензи.
Пожалуй, если и было место, в которое Алистэр не ждал личного приглашения – это была компания дальних родственников. Его это вовсе не расстраивало, как минимум, потому что молодой человек проявлял интерес к оружейному бизнесу, только когда того требовала вежливость. И его устраивало, что Рой Маккензи никогда не увидит в нём достойное дополнение команде. Какого же было его удивление, когда Алистэр обнаружил пугающе счастливых родителей и мужчину в своей гостиной, а затем и услышал причину неожиданного визита. Но это было не худшей частью. Хуже стало тогда, когда пришлось уклончиво отказываться, а когда это не сработало, пришлось отказаться прямо и доходчиво.
«Это большая честь, правда, сэр, но, возможно, я не так выразился, когда разговаривал с вашей дочерью, что заставило её подумать, что я никак не соберусь с духом подать своё досье к вам. Я бы с удовольствием согласился на стажировку в вашей фирме, но... я уже принял другое предложение и, думаю, нашёл то дело, которым хотел бы заниматься всю жизнь. Вы заслуживаете кого-то, кто будет полностью увлечён предоставленным местом, и я не уверен, что я тот самый человек,» — примерно так звучало начало долгого разговора с явно непонимающими происходящего родителями, завершившегося твердым отцовским отказом на отъезд дальше, чем на пять метров от дома. Но кто бы его остановил? В конце концов, работа Алистэра не была бесплатной, и он бы смог о себе позаботиться и без родительской поддержки. Он даже смог пережить тот стыд, который испытал отвергая Роя Маккензи, однако одно чувство юноша проглотить не мог. И именно оно привело его под дверь дома в Чарльстоне.
Наконец собравшись с мыслями, Алистэр толкает входную дверь и нарочно стучит ботинками по полу, привлекая к себе внимание. Но на его шум появляется только домовой эльф, улыбчиво приветствуя частого гостя.
— Привет, Тодо, что мне не повезло, и никого нет дома? — отвечая на улыбку существа, пытается отвлечься Маккензи, несмотря на очевидные шорохи где-то в глубине помещений.
— Нет, сэр, Аделайн в своей мастерской, а Юна наверху. Мэрилин вышла в сад, если вы к ней, — хватило одного имени, чтобы дышать стало на порядок тяжелей.
— Спасибо. Значит, зря ботинки снимал, — нервно дернув бровями, замечает парень и спешно вдевает ноги обратно в обувь.
Обойдя внушительных размеров постройку, Алистэр заметил фигуру кузины там, где ему и обещали. Помявшись пару секунд на месте и оценив свои способности вести спокойный диалог, он двинулся с места. [float=left][/float] — Медитируешь? — останавливаясь сбоку, он заглядывает и старается выдавить подобие улыбки, гаснущей за хмурыми бровями.
Забавно, как хватает взгляда в глаза Мэрилин, чтобы усомниться в своей правоте. Имел ли он право злиться? Не преувеличивал ли он поступок девушки, задетый вовсе не им, а всем, что было между ними давным давно и не выносилось наружу? И всё же раздражение возвращается.
Опять это не тронутое яркими эмоциями лицо. Оно выглядит высокомерней обычного, а может, Алистэр просто не замечал за своими чувствами того, что его кузина смотрит на всех свысока, полагая, что знает жизнь получше остальных. Ведь как это бывает: мы всегда приукрашаем тех, к кому испытываем симпатию, и кто такой Алистэр Маккензи, чтобы стать исключением?
— Я не надолго, — на всякий случай уточняет юноша, наученный опытом закаченных глаз и усталых вздохов, — Просто, прежде чем моё воображение придумает что-то самостоятельно, — нервный смешок, — С моим-то талантом, — парень замолкает на несколько секунд, а затем проговаривает как можно медленней, настойчиво сдерживая спокойный тон, — Мэри, о чем ты... о чем ты думала? — неспешно он делает шаг в сторону, чтобы оказаться напротив девушки. Неспешно он подставляет вторую ногу и делает глубокий вдох. Алистэр нарочно заставляет своё тело передвигаться с ленивой усталостью, надеясь, что психологическая уловка сработает, и он и впрямь перестанет чувствовать внутреннюю дрожь, идущую к горлу. Но Мэрилин издаёт звук, и единственная искра поджигает и без того нагретый фитиль.
— Ты хоть понимаешь, что твой отец заявился на порог к нам без предупреждения? И спросил меня при всех! И объяснять мне пришлось... при всех! Нет, сэр, прошу прощения, на меня видно накатил наркотический делирий, когда я захотел к вам в компанию, — [float=right][/float] его голос становится громче с каждым словом, — «Почему нет?» «Потому что я уже согласился.» «Ой, на что ты согласился, сынок? Почему мы об этом не знаем?» «Вылетело из головы! Забыл сказать, что политик из меня никакой, а МАМС я видел в гробу, так что на Рождество не ждите, я в Южную Америку, до свидания,» — пародируя разговор с родителями, он разводит руками и роняет их по джинсам, — Чёрт, когда ты умудрилась услышать, что я хочу работать в МАМС? Когда я вопил от счастья, что во мне увидел потенциал мой кумир, или когда просил тебя сделать так, чтобы никто об этом не узнал? — Алистэр резко отходит, отворачиваясь и смеясь, а затем вновь смотрит на девушку, — Да когда ж ты перестанешь всех судить по себе, Мэри? Что писать по-твоему недостаточно достойное занятие, и успешен лишь тот, кто работает в вашей, — на секунду он запинается, чувствуя, что начинает мстить словами, и всё же не затыкается, — Проклятой компании, на которой ты так помешана? Ну, извини, что я не хочу посвятить свою жизнь изобретению сто и одного способа, как прикончить ближнего, — он резко выдыхает и уже не может ничего говорить, захлёбываясь стучащим в висках гневом.

i t ' s   j u s t   m y   h u m b l e   o p i n i o n
b u t   i t ' s   o n e   t h a t   i   b e l i e v e   i n
y o u   d o n ' t   d e s e r v e   a   p o i n t   o f   v i e w
i f   t h e   o n l y   t h i n g   y o u   s e e   i s   y o u

Подпись автора

n e u t r a l i t y ,  i n   t h e   f a c e   o f   s u c h   e v i l ,  i s . . .   complicity

not to speak is TO SPEAK, not to act is TO ACT