— день, когда теодор макмиллан вернулся;
Очутившись на вокзале Лондона под шум прибывающего поезда, прощающихся или встречающих друг друга людей, МакМиллан поднимает взгляд на большие часы, висящие в холле, прикрывая один глаз. Чуть крепче сжимая ручку чемодана, он неторопливо двигается вперёд, и стоит оттолкнуть от себя тяжелые двери, как осенний воздух, многим холоднее того, с чем он встретился в Румынии, ударил в лицо. Поднимая воротник своего синего пальто, Теодор сворачивает в проулок, с усмешкой на губах думая о том, что в последний раз его, традиционно, встречал отец – каждый раз он не пропускал возможности увидеть своих детей, спрыгивающих с красного поезда Хогвартс-Экспресс. Ему нравилось, когда папа забирал их на машине. Не смотря на то, что магическими способами было быстрее, но так у них была возможность ещё несколько часов болтать, пока все те новости, о которых он не знал из длинных писем или предыдущих каникул, не заканчивались. Да и закончились ли? Потому что чуть ли не каждый раз они уходили в другие степи, начиная раскраивать теории одну за другой под закатывающиеся взгляды близнецов, посапывание Алексис, если та не успевала сесть на переднее сиденье, – и если с отцом не приезжал дядя Майлз, который гордо восседал на нём, словно на троне. Сейчас Тео был в полном одиночестве, в прочем, не слишком сильно расстраивался. За краткие письма, которые он посылал семье из Румынии, он, толком, ничего не объяснил, и знал – стоит перешагнуть порог родного дома, как он точно упрётся в взгляд матери, явно не рассчитывающей на то, что младший ребенок сделает попытку сбежать из гнезда без пояснений.
Он не стучится, очень аккуратно нажимая на ручку двери. Никто из них не имел привычки запирать дверь на замок – слишком тихо было на улице в Бостоне, чтобы пытаться отгородиться от соседей. Тем более, от кого? Лучших друзей, живущих через дорогу? Тем более, тогда как у тёти Айлин или её мужа будет возможность прийти «в гости» в любое время суток, потому что гостями они давно уже себя не чувствовали. И нет, это явно не упрёк, потому что уже давно никто не обращал на это внимание. Даже не начинал. МакМиллан вытягивает палочку из кармана, шепча заклинание света, предполагая, что вся семья уже спит, и вряд ли кому-нибудь из них понравится, если весь дом зажжётся, словно новогодняя гирлянда. В гостиной негромко трещал камин, и еле заметные стружки тлели на металле прямо перед ним. Он хмурится, но не останавливается.
— Теодор Финли МакМиллан, — уже занося ногу над первой ступенькой, волшебник закрывает глаза, чувствуя, как сердце пропускает удар. Что же, он не был удивлён, не сказать, что не расстроен. Юноша вытягивает голову из плеч, выныривая из-за угла, [float=right]
[/float]оставляя стоять чемодан прямо там, где ему не дали и шанса на побег.
— Привет, мам? — его голос першит и одновременно звучит выше обычного после долгого молчания в пути, или это от испуга? Делая несколько шагов вперёд, он добавляет, — О, ты подстриглась? По-моему, что-то в тебе явно изменилось, может быть это... Это новый халат, мам? — но под хмурый взгляд матери, он лишь задирает ладони вверх, — Прежде, чем ты накричишь на меня, в своё оправдание скажу, что...
— Брось, Тео, ну какие оправдания – только если ты сам хочешь рассказать мне, что случилось! — рыжеволосая ведьма качает головой из стороны в сторону, наконец, поднимаясь из глубоко кресла и ставя ноги на подогретый огнём пол. Шурша подолом она подходит к мальчишке, кладя голову ему на грудь и заводя руки за спину, крепко обнимает, — Я просто переживала за тебя, вот и всё. Взять и уехать в Румынию, никому ничего не сказав! И я знаю, знаю, что ты оставил записку, и фактически, мы знали, что ты жив, — делая полшага назад, чтобы посмотреть на юношу, волшебница цокнула языком, — Но как же работа, милый? Я знаю, что ты написал им, словно ты заболел.
— Папа? — на полу-вздохе произносит темноволосый, и под кивок женщины, тянет руку к волосам, пропуская пальцы сквозь кудри, — Надеюсь, у него не было проблем?
— Да какие могут быть проблемы – вы даже не в одних департаментах. Но я уверена, что он захочет с тобой поговорить об этом, — он наблюдает, как короткими шажками она уже добирается до кухни, ставя чайник, открывая холодильник, шкафчики, на что он хлопнув по бокам, быстро говорит:
— Ма, я не голодный, не над...
— Кто сказал, что я тебе готовить буду? Взрослый чтобы уезжать без объяснений – уж сам сможешь и накормить себя, — её голос звучит сначала будто обиженно, отчего Теодор виновато смотрит на МакМиллан старшую, но стоит ему услышать усмешку и улыбку на её губах, стоит голове обернуться, как тут же подскакивает к ней и начинает помогать, попутно ткнув женщину в бок пальцем, заставляя уже её сделать пол-шага в сторону. В прочем, издеваться над ней и её проблемами он явно не планировал, – однажды МакМиллан уже попал на грабли, в попытке защекотать мать, и в общем-то, больше не решался на такие глупые поступки, тем более, когда был отправлен в воздух вверх ногами, – и понимал, что за это время отсутствия дома, успел соскучиться по родным. Он негромко спрашивает о событиях, о том, где был отец, всё ли в порядке у Алексис, попутно передавая ей новости и от самой Шарлотт, которую оставил позади себя. Что хорошо было в матери – говорливости ей было не отнимать. И поэтому заданный невзначай вопрос разворачивает перед ним очень даже широкую картину завтрашнего дня. Первый официальный показ Джозефины! Это событие, которое, он уверен, будет отмечаться не одни выходные. Сразу же он смог представить гордые взгляды её родителей, и, как бы это было не печально, но тоскливо опущенные в пол глаза Чарли, которая уж точно не сможет выбраться на показ из-за стажировки. Наверное, все футболки на себе порвёт из-за этого! Неужели она не знала обо всём этом, и не сказала ему?
Когда, наконец, чашки чая опустели, а зевота Трэйси МакМиллан стала шире, чем у бегемота в послеобеденное время, он поднимает чемодан в свою комнату. Прежде, чем он успевает перешагнуть порог, как его отвлекает скрип и обернувшись, темноволосый утыкается взглядом в старшую сестру – достаточно сонную, чтобы понять, что даже если она не спала, ей было очень лень поднять себя с кровати, чтобы поздороваться с братом.
— Ты вернулся. Как Румыния?
— Ты уверена, что хочешь поговорить со мной об этом стоя в коридоре? Ты ведь слышала, что я приехал – могла бы спуститься вниз. — в шутливой манере замечает юноша, качнув головой. Она молчит какое-то время, продолжая сонливо тереть глаза, и пока их коридорная ситуация не становится за гранью непонимания, зачем они здесь находятся, сестра произносит:
— Без тебя было скучно, — и не давая возможности вставить хоть слово, Лекс добавляет, — А теперь я спать. И ты иди, — а затем оставляет его в одиночестве на считанные секунды – он успевает ухмыльнуться себе под нос, повернуться и закрывая дверь, вновь опускается в полную тишину – только шуршание тапочек матери ещё слышится до конца коридора, успевшей подняться по лестнице, пока и дверь в спальню родителей не прикрывается. Не разбирая своих вещей, решив, что оставит это на завтрашний день, юноша быстро снимает с себя уличную одежду, и заныривая под одеяло, ещё долго вертится прежде, чем уснуть. На вокзале он думал о словах Шарлотт, которая наказала ему по прибытию в Англию, сразу же отправляться к Фионне. Долгий взгляд на стрелках часов на вокзале задержал быстро грохочущие мысли в голове – на ночь глядя сунуться к ней в квартиру, чтобы вновь вывалить на неё большой объём информации, возможно, который ей не слишком нужен? Он не был даже уверен в том, что она захочет с ним говорить, какое там вникать в его речь. Тем более сейчас, зная, что завтра им предстоит тяжелый день, – с тем фактом, что старшая Уолш участвует в показе, он не сомневался, что это отнимет много сил, – он был явно последним, как ему казалось, кого Фионна бы хотела увидеть.
— день показа;
В целом, лично на показ его никто не звал, но Теодору давно не требовалось личного приглашения, чтобы прийти куда-то, что было важно его семье и друзьям, тем более, что Джозефина звала всех МакМилланов – просто один успел вернуться и прибиться к остальным в самый хвост. Правда, прежде, чем попасть в помпезное помещение, которое через несколько часов должно было до конца приобрести вид богатой модной дорожки, Тео успел заглянуть в никогда не спящее Министерство Магии. Он не только подтвердил факт болезни своим официальным присутствием, но ещё и положил на стол заранее написанное увольнительное – как первый шаг для исполнения собственный мечты. В конце концов, две недели это большой срок не только для того, чтобы обдумать свои чувства, непонятный выпад и сам отъезд, но ещё и первую часть разговора с Фионной, из-за которого, так сказать, из него и вышло всё то, что она не была готова переживать. За один вечер уж точно. Так или иначе, он не до конца понимал, что ему нужно будет делать дальше, но действовал на инстинктах. Так связался с организатором курсов, на которые они когда-то ходили с Шарлотт, договорившись с ним о встрече. В конце концов, опыта у юноши, как он считал, пусть и было недостаточно, но зато огромный багаж знаний... Это было уже что-то, с чем можно было работать.
— Тео! — громкий голос Джозефины заставляет его обернуться, — Мерлин, я так рада, что ты вернулся! — оглядывая его с ног до головы, словно оценивая образ, наконец, она довольно кивает головой, — Слушай, я совсем ничего не успеваю, может, ты мне поможешь? — он успевает только обнять её прежде, чем Джо испаряется из его поля зрение в мгновение ока, прося найти кого-то в раздевалках, чтобы передать очередность выхода.
— Будет... Сделано? — неуверенно произносит юноша, растеряно оглядываясь по сторонам. Быстро сунутую ему в руку ленту со статусом не последнего человека на этом показе, он надевает её на шею, а затем двигается в сторону, как ему показалось, раздевалок, крутя в голове просьбу Уолш. Думал ли он о процентном шансе встретить Фионну? Конечно. Думал ли о том, что процент будет настолько велик? Он не был уверен до конца, но всё же, слыша её громкий голос прямо в своём ухе и цепкую руку, что перехватывает его самого, он не до конца верит, что видит перед собой Фионну.
— Пр.. Привет, — кивая головой он не сразу понимает, на что смотреть, потому что глаза разбегались – начиная её макияжем, абсолютно другим цветом волос, о чём он, конечно же, сообщает, — Твои... Волосы? — и стараясь не так сильно пялиться на то, во что она была одета, он неуверенно кивает головой на её фразу о возвращении. МакМиллан чувствовал на себе её взгляд, который в целом, никогда не сулил ничего хорошего. Да, она пытается улыбнуться, но и это он замечает, в прочем, в отличие от неё тянет губы, как какой-то дурак. Вопрос про Румынию звучит уколом, и он сводит брови на переносице, то ли реагируя на платье, то ли продолжая витать в мыслях о поездке.
— Оно... Оно, — не успевая ответить ей, к ним уже подходит Клара, и он вежливо не перебивает до того момента, пока Уолш не уводят прямо у него из под носа. МакМиллан готов ударить себя по лицу – почему он не сказал, что она великолепно выглядит? Потому что так и есть! Фионна Уолш выглядела лучше всех из тех, кого он видел, даже не заходя в раздевалку, где он был уверен, ходило не много не мало других моделей сегодняшнего вечера.
«Вешалка?..» – сбитый с толку, смотря ей в спину, волшебник отвечает на громкий вопрос автоматически:
— Увидимся там! — в прочем, загвоздка была в том, что он вовсе не планировал изначально там появляться. Что же, когда ему предлагает там появиться сама Фи, разве у него вообще есть шансы отказаться?
— вечер того же дня;
Показ прошёл великолепно, пусть и абсолютно непонимающе для такого простого парня, как МакМиллан. Громкая музыка, уверенно шагающие по подиуму люди, из которых было несколько знакомых лиц. С боку, отовсюду он то и дело слышал воодушевляющие диалоги о том, насколько неожиданно было увидеть всё это у начинающего модельера. Чувство гордости распирало его от мысли, что всё это организовала девушка, живущая через соседнюю улицу. Конечно, у неё была команда, близкие и поддержка, которую они предоставляли, но всё же... Всё же, он не мог не порадоваться за Джозефину и за то, как уверенно она идёт, преодолевая расстояние до своей мечты. И как бы он хотел отвлечься от недавнего столкновения в коридоре, этот растерянный и неловкий разговор, не думать об этом, когда по дорожке от бедра ходила его собеседница было довольно сложно.
Оказавшись в баре, Теодор не слишком уверено двигался в сторону центра, где сидели, в основном, лица-герои сегодняшнего вечера. Нет, настроением, которое у него, в общем-то, было хорошим, он явно бы не испортил никому вечеринку, но с другой стороны, лезть своими разговорами явно в другую среду ему было сложно. То и дело он краем глаза подмечал розовые волосы, а громкий молодой человек, которого МакМиллан помнил ещё со школы, в последние несколько минут в принципе посвятил Фионне целый монолог. Вместе со всеми он поднимает бокал, и делает несколько глотков. Поднимая взгляд он не сразу понимает, что Уолш исчезла из поля зрения; а затем также не осознает, как быстро она появляется за его спиной, шепча просьбу помощи.
— Да, конечно, — кивая головой он спешно поднимается, задирая скатерть, торопясь пытаясь всё исправить, бросает дело на полпути, и выскакивает вслед за волшебницей. И прежде, чем успевает завернуть к барной стойке, подруга тянет его в абсолютно другую сторону, пусть и явно не подмечает спиной его удивлённый взгляд. Скорее на автомате юноша подтягивает оба края пиджака, затягивая их на единственную пуговицу, словно это должно ему помочь. Он оглядывает Фионну, золотой наряд прежде рябил под светами бара, а теперь лишь еле заметно мигал от уличного освещения.
— Я... — ну уж нет, больше он не будет стоять как остолоп, не в силах договорить предложение. Он успевает коснуться её спины прежде, чем она делает полшага от него в сторону, приобнимая, — Я тоже рад тебя видеть, Фи, — в любом случае, то, что он продолжает оставаться «Тео», даёт надежду на светлое будущее, пусть «во-первых» напрягает его сильнее, зная, что дальше обязательно последует менее радостное «во-вторых.»
Он не ошибался. Стоя так близко к Фионне, что снова и снова ловил взглядом отблеск на звездах в её ушах, он неуверенно кивает головой, произнося:
— Думаю, что надо, — и всё же, он продолжал страшиться того, что должен был сказать. Однако упёртый взгляд Фионны не оставляет ему выбора, и юноша пытается вселить в себя последние кусочки уверенности, которые у него есть, чтобы начать говорить, — Уверен, что ты ждёшь объяснений... Ну, а если не ждёшь, я всё же, хочу объясниться, — поднимая обе руки к волосам, он нервно пропускает их через пальцы, — С чего же начать, — раздумывая секунду, он проговаривает, — Я уехал. Я идиот. В смысле, я не должен был этого делать, потому что это был поступок... Явно не человека, который готов принять хоть какую-то ответственность за свои [float=left]
[/float]слова, — на одном дыхании тараторит МакМиллан, — Это всё ещё не должно служить никаким оправданием, но я испугался? Я ведь... Я ведь, — он хмурится, прикрывая глаз. Теодор МакМиллан не мог найти слово – было чем-то новым для него, в прочем, не так уж часто он пытался объясниться за своё детское поведение перед девушкой, на секунду, которая не была ему безразлична во всех смыслах этого слова, — Прости меня, Фи. Я знаю, что не должен был и по хорошему, нужно было сесть на поезд в ту же самую секунду, когда я решил, что решение, которое принял – было верным. Но как я мог? На тот момент когда я... — Теодор выдыхает, делая короткую паузу, вновь делая попытку собрать мужество в кулак, — Как я поцеловал тебя, я и думать не мог о том, что одним своим движением, а затем и словами могу разрушить всё. Всё, что между нами есть. Мерлин, какой я дурак! — словно впервые до конца осознав, что сделал, юноша широко раскрывает глаза, — Я поставил на кон абсолютно всё, не думая о последствиях! — его голос звучит выше обычного, и он хлопает себя по лбу, делая несколько глубоких вдохов и выдохов.
Для себя самого неожиданно он выпрямляется, роняя руки по швам. Он опускает взгляд на её ладони, сверля их взглядом несколько секунд, а затем тянет свои пальцы в надежде, что она не дёрнется в сторону.
— Но я... — его голос выравнивается, а сам Теодор поднимает взгляд на Фионну, смотря твёрдо, чуть сильнее сжимая её ладонь, — Я не хочу врать – я боялся, но в глубине души я ни разу не сомневался в том, что сделал, и не смотря на то, что, действительно, поставил на кон всё... — МакМиллан опускает взгляд на мгновение, ухмыльнувшись, топчась на месте несколько раз, но затем вновь подняв глаза, произносит, — Я всё ещё не отказываюсь от своих чувств и слов, которые сказал, Фионна. Это правда. Я сказал это тогда, и я скажу это сейчас – я люблю тебя, — и если ещё несколько недель назад он, практически, выкрикивал на неё эти слова от волнения, переживания и незнания, каким должным образом необходимо это было преподнести, сейчас он делал это с уверенного шага, пусть сердце и стучало в его груди от страха, понимая, что это всё ещё может быть одностороннее чувство. Но теперь в этом была разница – он был готов принять это; и если нужно было, продолжать жить с этим дальше, как делал это и раньше. Ради Фионны.
- Подпись автора
lovers and strangers
— I know everything about you, except how your day was —