[indent]В последний раз, когда Теодор Грэм взялся сражаться с коварной водой, он стал гордым обладателем первой и – скрестим пальцы на будущее – единственной татуировки, о которой вроде бы не жалел, но показывать не торопился. Потому что Теодор Грэм был умным мальчиком и знал: в лучшем случае его ждёт допрос с пристрастием, в худшем новая байка для семейных застолий на ближайшие нцать лет. Его родственники и без того находили повод поиграть на струнах стыдливой натуры – не хватало ещё им помогать.
[indent]Вопреки семейным традициям пьяных людей – за исключением личностей, на которых не принято показывать пальцем – Теодор не боялся. Скорее наоборот, они вызывали в нём сострадательное умиление, сравнимое с тем, что принято чувствовать, наблюдая за косолапым щенком, бегущим навстречу с высунутым набок языком. За них хотелось болеть, их хотелось поднять с пола и помочь добраться до недостижимо далёкой лежанки, приговаривая, что у них обязательно получится. В следующий раз.
[indent]В случае с Эвелин Гамильтон всё только ухудшалось. Желание спасти дурную голову от встречи с углом барной стойки множилось на все разы, когда предложить Теодору было нечего. Ну, какую неоценимую помощь он бы ей предоставил, когда Эвелин встала на ноги, получив гордое звание самодостаточной, задолго до того, как Теодор смог хотя бы думать, чтобы подать заявку на своё собственное? Хватило бы пальцев одной руки, чтобы посчитать. Один. Один раз, когда наличие летающего Мерседеса превратило его в самого полезного приятеля, пока часы не стукнули утро, и извозчик не утерял свою незаменимость.
[indent]Разумеется, это была не единственная причина, по которой молодой человек рвался к барной стойке с энтузиазмом пациента вытрезвителя, но весомая. Голос свыше настойчиво нашёптывал Грэму: найдёт он её точно не в том состоянии, в котором оставлял, и, боже правый, как же сильно он не ошибся.
[indent]Ему достаточно первой попытки определить мираж ли он или нет, чтобы не просить дыхнуть. Инстинктивно он бросает короткий взгляд в сторону бармена с немым вопросом, спрятанном в лаконично взлетающей брови: не доливать до краёв законом запрещено? Или спасение утопающих дело рук самих утопающих?
[indent]— Конечно, вернулся, я же... — Теодор прикусывает язык, сжимая губы в тонкую полоску, — Кажется, я догадываюсь откуда растут ноги удивления в твоём голосе, — если она думает, что ему не стыдно, зря. Весьма наглядное подтверждение того, что не он один помнил о том-разе-когда-не-вернулся, отзывается ощутимым пинком совести по копчику; и оправдываться тем, что он искренне хотел, Теодор себе не позволяет.
[indent]Опуская взгляд на невнятные попытки что-то сделать с собой, стулом или с собой и стулом, Грэм проникновенно хмурится, улыбается и, когда наконец понимает траекторию движений, тактично дергает вредную табуретку туда, куда Эвелин угодно. Правда, от неожиданного обращения по имени он вздрагивает и застывает с рукой, впившейся в спинку стула, словно его поймали с поличным, но быстро отходит. Странным образом влетающая в него коленка действует успокаивающе – она точно не собирается начать размахивать руками и требовать своей независимости. На что Теодор не рассчитывает, так это на шлёпающее по лбу чистосердечное признание. Он толком не успевает сжиться с осознанием, что он действительно сейчас это услышал, как его мимика выдаёт безмолвное: «Эвелин, что?» Теодор прокашливается, дергает носом и стеснённо смеётся.
[indent]— Нет? Надеюсь и верю? Я не знаю, что я должен ответить, — ещё один нервозный смешок, следом за которым волшебник расплывается в улыбке, — Я тоже, — он собирается продолжить, но корпус Эвелин делает подозрительный наклон, и Теодор упускает хвост ускользнувшей от него мысли. Совсем не вовремя, потому что сама Гамильтон останавливаться не планирует.
[indent]Сосредотачивая всё своё внимание на девушке напротив, Теодор непроизвольно хмурится и подаётся вперёд, будто это поможет ему разобрать зажёванные в процессе попыток в речь слова. Сосредоточенно кивая, волшебник чувствует, как его улыбка начинает напоминать нечто «за секунду до взрыва», не имея возможности что-нибудь с собой сделать. Кем-кем, а тёплой крестовой булочкой его ещё никто не называл. Он даже прикусывает нижнюю губу, чтобы не разойтись звонким смехом на весь зал.
[indent]Спустя мгновение кусать себя за кожу больше не приходится. Вылетающее – наверняка, ненарочно – дружили вписывается вторым за пугающе короткий промежуток времени пенделем под зад, и пускай Эвелин исправляется в ту же секунду, болезненное эхо, расходящееся до самого темечка, остаётся вместе с ним. Если подумать, она права: назвать их друзьями можно скривив неубедительную гримасу и махнув ладонью что-то вроде «около того». Они точно были друзьями. Сейчас? Это больше похоже на отданную дань общему прошлому, как бы настойчиво он ни верил в прямо противоположную версию обстоятельств.
[indent]Третьим поджопником становится вопрос о его возвращении. Теодор открывает рот, кривясь так, словно ему и впрямь влепили острым носком туфли в лодыжку, но не успевает сложить голову на плаху, прежде чем Эвелин убегает в дебри его недюжинной занятости. Нет, честное слово, его распланированная по часам жизнь совсем не новость для Грэма. Однако то, что Эвелин Гамильтон это... беспокоит? Что она вообще это заметила? Весьма новая для него информация.
[indent]С трудом Теодор ищет слова, заметно теряясь. Когда ладонь Гамильтон опускается на его плечо, волшебник осторожно дёргает уголками губ вверх и бессознательно качает головой, отказываясь соглашаться с их новоявленным понятием нормального. Никто ведь не запретит им общаться дальше? Исправить нынешнее положение вещей? Он ведь не спохватился слишком поздно? Ощутимый удар вписавшегося в его грудь лица вынуждает Грэма отложить экзистенциальный кризис до лучших времён.
[indent]— Эва! — вырывается из него на выдохе со смешком, — Глупости! Зачем ты извиняешься? — аккуратно сползая со стула, Теодор сгибается в коленях, чтобы подхватить девушку покрепче, — Куда ты пытаешься... Эва! Ты сидишь или идешь? Женщина! — несерьёзно гневаясь на ползущую в пространстве Гамильтон, продолжает смеяться Грэм.
[indent]Находя точку общего равновесия, Теодор осторожно придерживает её между лопатками и опускает подбородок в надежде, что это поможет ему разобрать диалог его пиджака с Эвелин. С явным недоверием к планам допить Грэм косится сначала на пустой бокал, а затем на саму Эву.
[indent]— Не хочу показаться пессимистом, но в таком порядке твоё возвращение придётся отложить до завтрашнего утра, — он вновь оглядывается по сторонам, пытаясь отыскать заведомо известный ему ответ – не похоже, что Эвелин окружена людьми, которые позаботятся о её возвращении к родной постели, — С пришла с кем-нибудь или ты одна? Нет, знаешь что, не отвечай. Кто бы это ни был, ему явно надо поработать над приоритетами, — дернув бровью, Грэм отыскивает брошенную на произвол судьбы кружку с остывшим эспрессо, перехватывает Эвелин одной рукой и подтягивает тарелочку свободной ладонью, выпивая свой заказ одним глотком, — Пойдём, я отвезу тебя домой, — и прежде чем ей придёт в голову развести неразборчивую полемику не этот счёт, Теодор отрезает: — Либо так, либо мы, судя по всему, пойдём пешком. Одну я тебя точно здесь не оставлю – это даже не обсуждается, — упрямо мотнув головой, он ставит жирную точку в споре, которому не суждено начаться.
[indent]Убеждаясь, что они достаточно стабильны, чтобы передвигаться единым организмом, Теодор начинает медленное окольное шествие к выходу. Он старается не торопить Эвелин, ненавязчиво направляя их прочь от углов, людей и прочих препятствий, норовящих подбить их слаженный дуэт. Осторожно Грэм косится на висящую на нём ведьму, негромко вздохнув и мотнув головой. Последнее, о чём стоит сейчас думать, это как гармонично Эвелин Гамильтон вписалась ему под плечо.
[indent]— И наша первая остановка, — подводя девушку к гардеробному столику, он дожидается, когда она выудит номерок из сумки, бережно поддерживая донышко снизу, — Позволите, мисс? — получив верхнюю одежду на руки, он сначала помогает Эвелин, а затем наскоро накидывает своё пальто.
[indent]Начиная шествие по длинной лестнице вниз, он позволяет Гамильтон преодолеть добрую половину ступенек самой, но когда попытки споткнуться переваливают за допустимое в скромном понимании Грэма число, он сердечно извиняется и, подхватывая её под колени, быстро сбегает остаток пути с ней на руках.
[indent]— Никто ничего не видел! — дергая плечами, оживляется Теодор и, смотря себе за спину, командует: — Жди здесь! Я подъеду ко входу. Там вся дорога в камнях, — он делает шаг в сторону, щурится и, сжимая губы вместе, подбегает обратно к Эвелин, — Тебе придётся меня простить ещё раз, — и Эвелин Гамильтон оказывается у него на руках второй раз за минуту.
[indent]Молчаливо Теодор благодарит себя прошлого за здравое решение не парковаться в километре от поместья, чтобы подышать свежим воздухом перед вечером. Оказываясь напротив зелёного автомобиля, он помогает девушке справиться с пальто и ремнём безопасности на пассажирском сиденье и перебегает к водительской двери, попутно скидывая с себя верхнюю одежду и пиджак, отправленные назад лаконичным броском.
[indent]— Предлагаю устроиться поудобней, — сверяясь с часами, стартует моток Грэм, — До тебя нам не меньше полутора часов, так что можешь спать, если хочешь, — выезжая мимо стоящих на улице фигур, Теодор салютует от виска парочке засмотревшихся на автомобиль лиц и на всякий случай уточняет, — Тебе дать твоё пальто, чтобы укрыться? Во мне два эспрессо, я не захочу спать ещё очень долго, — обрывисто смотря на неё, улыбается Теодор.
[indent]Кто бы сомневался, что главная упрямица этого вечера не изменит традиции не соглашаться с голосом здравого смысла. Ну и что, что Теодор Грэм – такой себе обладатель авторитетного мнения. Из них двоих он пока что единственный, кто в состоянии пройти десять шагов по прямой линии, не поцеловав покрытую росой траву, а, значит, и голос разума на его стороне. Он косится на копошащуюся Гамильтон, улыбаясь себе под нос. Его хвалёный голос разума она вертела на том же, что и трезвый взгляд в светлое будущее. Сон для слабаков, и, не дай Мерлин, кто-нибудь предположит, что Эвелин из «этих самых».
[indent]— Я заеду на заправку, хорошо? — получая одобрение, Грэм останавливается перед небольшим магазинчиком и, зарекаясь быть быстрым, пропадает внутри на несколько минут.
[indent]Волшебник возвращается в обещанные сроки только затем, чтобы обнаружить воинственную противницу сна побеждённой своим заклятым врагом. Хмыкая себе под нос, Теодор печально встряхивает литровую бутылку воды в воздухе и возвращается за руль, стараясь не потревожить спящую Гамильтон шумными хлопками двери. Перегибаясь на заднее сиденье, он хватается за первый попавшийся кусок ткани и вытягивает свой пиджак, аккуратно накрывая им Эвелин. Замечая, как девушка инстинктивно заворачивается в самодельное одеяло, Грэм с добродушным осуждением мотает головой. Какая кошмарная идея: укрыться верхней одеждой. Просто худшая на свете. Хуже только его хвалёный голос разума, а они оба знают на чём его вертели.
[indent]Сверяясь с часами вновь, Теодор трогается с места и, воспользовавшись сном Гамильтон, поднимает их в воздух, ускоряясь.
[indent]Они оказываются по месту назначения меньше, чем через полчаса, и, паркуясь напротив выученного наизусть адреса, Грэм делает аккуратную попытку проверить Эвелин на предмет бодрости. Настолько аккуратную, что, вероятно, если бы она не спала, девушка бы не узнала, что кто-то пытался достучаться. Собирая все вещи, не принадлежащие ему, из салона, он предусмотрительно отыскивает ключи от дома и выскакивает на улицу.
[indent]— Мы приехали, Эва, — шёпотом предупреждает её Грэм, прежде чем подхватить Гамильтон обратно на руки.
[indent]Стоило ожидать, что с её компактностью она будет не тяжелей выходного чемодана Миши. Замечая невнятное копошение, Грэм тихо усмехается: кому-то придётся очень сильно напрячься поутру, чтобы вспомнить каким магическим образом она оказалась у себя дома. Проворачивая ключ в замочной скважине, Грэм пихает входную дверь коленкой и хватается зубами за скользящее по плечу пальто Эвы, держа его так до тех пор, пока они не оказываются в «чистой» зоне внутри дома. Он совершает несколько ошибочных поворотов, прежде чем находит путь в спальню в полумраке дома.
[indent]— Добрый вечер, господин, — замечая два горящих глаза, кивает Грэм и наконец опускает Гамильтон на мягкую перину. Он встаёт в полный рост, осматриваясь, а затем нагибается к ней, щекоча её за щеку, — Эва. Эва-а-а. Ты дома. Я могу дать тебе пижаму? — Теодор хмурится, стараясь разобрать её речь, и тихо смеётся, — Я ничего не понял. Так, — упираясь руками в бока, он смотрит на масштаб катастрофы и морщится от мысли, что она проспит всю ночь в узком платье.
[indent]Думай, Грэм. Думай.
[indent]Парочка минут поисков, и Теодор выуживает достаточно большую майку, чтобы его не обвинили в поползновении на... что бы то ни было. Помогая Гамильтон избавиться от обуви, он натягивает на неё вырытый клад и достойными медали за джентельменство манёврами избавляет её от адской ночи в тугой одежде. Прежде чем удалиться оттуда, куда его не приглашали, Грэм заворачивает девушку в одеяло и, найдя свободный клочок бумаги и нечто, похожее на перо, выводит кривую подсказку о ночных приключениях Эвелин: «Не беспокойся, твоя сумка и пальто в прихожей. Тео, который крестовая булочка», — оставляя её на тумбочке вместе со стаканом воды.
[indent]Поднимая брошенное на произвол судьбы пальто на обратном пути, Теодор стоит ещё несколько минут на улице и, убедившись, что Эвелин не планирует выбегать на улицу в сонной панике, возвращается в машину. Оценивая своё состояние в зеркале заднего вида, Грэм решает не испытывать судьбу и поспать в отеле, который он заметил на подъезде в город. Единственная ли это причина? Нет, но Теодор предпочитает не загадывать дальше прямо здесь и сейчас. Захочет и, главное, сможет ли Эвелин Гамильтон увидеться с ним завтра он узнает... завтра, а до тех пор думать об этом так же бесполезно, как и прокручивать её монолог об утраченной дружбе. Ой. Ну, он хотя бы попытался.

Подпись автора

w h e n   a l l   y o u   w a n n a   d o   i s   h i d e
⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯ I'm sitting there, right by your side ⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯

A N D   N O   O N E   E L S E   C A N   S T E A L   Y O U R   L I G H T
'cause it's yours, just yours